Анхис, объяснив столь многое, направился показать Энею людей его рода, кто родятся в будущем, и рассказать ему о подвигах, которые они должны совершить в мире. После этого он вернулся к настоящему и рассказал своему сыну о делах, которые ему осталось выполнить для полного обоснования себя и своих последователей в Италии. Будут войны, битвы и завоевание невесты, и в результате будет основано троянское государство, от которого должна произойти власть Рима, который станет со временем властелином мира.
Затем Эней и Сивилла покинули Анхиса и вернулись неким коротким путем, который поэт не объясняет, в верхний мир.
Элизиум
Вергилий, как мы видели, располагает свой Элизиум под землей и обозначает его как место обитания блаженных душ. Но у Гомера Элизиум не является частью царства смерти. Он находится на западе земли, близ Океана и описан как счастливая земля, где нет ни снега, ни холода, ни дождя, но она всегда обдувается восхитительными дуновениями Зефира. Туда прибывают привилегированные герои, не умирая, и живут счастливо под властью Радаманта. Элизиум Гесиода и Пиндара это Острова Блаженных или Счастливые острова в Западном океане. Отсюда произошла легенда о счастливом острове Атлантида. Это блаженное место, может быть, полностью вымышленное, но, возможно, возникло из рассказов некоторых унесенных штормом моряков, которые увидели мельком материк Америки.
Дж. Р. Лоуэлл в одной из своих коротких поэм предъявляет современной эпохе некоторые из привилегий этого счастливого царства. Обращаясь к прошлому, он говорит:
Мильтон обращается к той же легенде в «Потерянном рае» (Книга III, 1. 568):
Перевод Арк. ШтейнбергаА в Книге II он изображает реки Эреба, согласно значению их названий в греческом языке:
Перевод Арк. ШтейнбергаСивиллы
Когда Эней и Сивилла возвращались назад на землю, он сказал ей: «Кто бы ты ни была: богиня или смертная, возлюбленная богами, я всегда буду тебя почитать. Когда я достигну воздуха верхнего мира, то прикажу построить храм в твою честь и сам принесу жертвы». «Я не богиня, сказала Сивилла, я не требую жертв и приношений. Я смертная; но если бы я могла принять любовь Аполлона, то могла бы стать бессмертной.
Он обещал исполнить мое желание, если я соглашусь быть с ним. Я взяла полную горсть песку и, протянув ее, сказала: «Подари мне увидеть столь же своих дней рождения, сколько песчинок в моей руке».
К несчастью, я забыла попросить оставить меня молодой. Это он тоже подарил бы мне, если бы я могла принять его любовь, но, обидевшись на мой отказ, он предоставил мне стареть. Моя молодость и силы утекли давным-давно. Я прожила семьсот лет, и по числу песчинок я увижу еще триста весен и триста зим. Мое тело сжимается с возрастом, и со временем я исчезну из виду, хотя мой голос останется, и будущие века будут чтить мои слова.
Эти последние слова Сивиллы говорят о ее пророческом даре. В своей пещере она записывала на листьях, собираемых с деревьев, имена и судьбы людей. Листья, таким образом исписанные, были разложены в определенном порядке внутри пещеры и могли быть изучены ее приверженцами. Но если случайно при открывании двери внутрь врывался ветер и разгонял листья, Сивилла не помогала снова их восстановить, и пророчество было безвозвратно потеряно.
Следующая легенда о Сивилле записана в поздние времена. В правление одного из Тарквиниев перед царем появилась женщина, которая предложила ему девять книг на продажу. Царь отказался купить их, и тогда женщина ушла, сожгла три книги и, вернувшись, предложила оставшиеся книге по той же цене, которую она просила за девять. Царь снова отверг их; но, когда женщина после того, как сожгла еще три книги, вернулась и попросила за три оставшиеся ту же цену, которую раньше спрашивала за девять, он был очень удивлен и купил книги. Оказалось, что в них описывались судьбы Римской империи. Их хранили в храме Юпитера Капитолийского в каменном сундуке, и изучать их разрешалось только особым чиновникам, назначенным для этого занятия, которые по важным случаям справлялись с ними и интерпретировали их предсказания людям.
Были разные сивиллы; но кумская Сивилла, о которой писали Овидий и Вергилий, самая знаменитая из них. Сославшись на рассказ Овидия о ее жизни, тянувшейся тысячу лет, можно представить, что разные сивиллы были всего лишь реинкарнациями одного и того же человека. Янг в «Ночных мыслях» упоминает Сивиллу. О Мировой Мудрости он говорит:
Глава III. Первые италийские войны
Расставшись с Сивиллой и присоединившись к флоту, Эней плыл вдоль берегов Италии и бросил якорь в устье Тибра. Поэт, принесший своего героя в это место, в котором было суждено окончиться его странствиям, просит свою Музу рассказать ему о положении дел в текущий момент. Латин, в третьем поколении после Сатурна, правил страной. Он был уже старый и не имел наследника мужского пола, но у него была прекрасная дочь, Лавиния, которую искали в жены многие соседние правители, одному из которых, Турну, царю рутулов, покровительствовали ее родители. Но Латин был предупрежден во сне своим отцом Фавном, что суженый супруг Лавинии должен прийти из чужой страны. Из этого союза должен произойти народ, которому предназначено покорить мир.
Встреча Энея с Паллантом. С картины Клода Лоррейна
Наши читатели помнят, что в схватке с гарпиями одна из этих полуженщин-полуптиц грозила троянцам дальнейшими бедствиями. В частности, она предсказала, что прежде окончания странствий они будут изведены голодом настолько, что съедят свои тарелки. Это предвестие теперь исполнилось, потому что, когда люди ели свою скудную еду, сидя на траве, они положили себе в подолы твердые корки, а на них то, что добыли в лесу. Съев последнее, они закончили поеданием корочек. Увидев это, мальчик Юл весело сказал: «Посмотрите, мы едим наши тарелки». Эней услышал эти слова и принял знамение. «О, привет, земля обетованная! сказал он, это наш дом, это наша страна». Потом он предпринял меры, чтобы выяснить, кто нынешние обитатели земли, и кто их правители. Сотня избранных мужей была послана в деревню Латина с подарками и предложением дружбы и союза. Они пришли и были благосклонно приняты. Латин сразу же решил, что троянский герой был никем другим, как обещанным зятем, о котором известил оракул. Он радостно согласился на союз с ним и отправил обратно посланников верхом на конях из его конюшен, нагруженных дарами и дружественными донесениями.
Юнона, видя, что дела у троянцев идут столь успешно, почувствовала, что ее старая злоба ожила, вызвала Алекто из Эреба и послала ее возбудить раздор. Фурия сначала овладела царицей Аматой и побудила ее противодействовать всяческим образом новому союзу.
Потом Алекто поспешила в город Турна и, приняв образ старого жреца, сообщила ему о прибытии чужеземцев и о попытках их принца украсть у него невесту. Потом она обратила свое внимание на лагерь троянцев. Здесь она увидела мальчика Юла и его товарищей, забавляющихся охотой.
Она обострила нюх собак и повела их вспугнуть из чащи ручного оленя, любимчика Сильвии, дочери Тиррея, царского пастуха. Копье, брошенное рукой Юла, ранило животное, и у него хватило сил только на то, чтобы прибежать домой и умереть у ног своей госпожи. Ее крики и слезы разбудили ее братьев и пастухов, и они, схватив оружие, которое попалось под руку, бешено напали на охотников. Тех защитили их друзья, и пастухи в конце концов были отражены, потеряв двух человек.
Этих событий было достаточно, чтобы поднялась буря войны; и царица, и Турн, и селяне все убеждали старого царя изгнать чужеземцев из страны. Он сопротивлялся так долго, как мог, но, найдя свое противостояние безрезультатным, наконец, сдался и ушел в отставку.