С этими словами облик Добрады покрылся светлым облаком и она исчезла, а Богорис, сев на коня, поспешил на избавление супруги и отечества.
У городских ворот он увидел Зиланта, устремившегося на мою матушку, но тот был вновь удерживаем невидимой силой. Царь поспешил; чудовище видит его обнажающим меч и испускает пламя, сожигающее все окрестности. Все встречающееся ему погибает. Сам Богорис почувствовал жар и вылил на себя священные воды Буга-реки. В одно мгновение пламя лишается своего жара, и меч уже занесен для удара Но Зилант приподнялся на хвосте, и князь не мог отсечь ему ничего, кроме одной головы. Та упала и окропившись черной ядовитою кровью и превратилась в камень. Чудовище испустило страшный рев и пустилось в бегство; Богорис настиг его, но Зилантовы крылья унесли его от ударов. Боевой конь князя мчался подобно ветру через поля, через речку, до самой горы; князь побуждал его прервать полет змиев и погубить его чародейную силу, он почти зацепил мечом и вторую голову, но чудовище скрылось в пропасти, похоронив там и труп свой и саму память о Сарагуре.
Родитель мой огорчился, видя старания свои безуспешными, но, подумав, счел произошедшее неминуемым определением судеб. Он оставил провидению будущий жребий государства своего и радовался, что освободил его от опустошителя. По возвращении он нашел Куридану невредимой и освободил её от тревог о себе. На досуге он передал ей всё, сказанное ему Добрадой и, как ему и было завещано, определил меч свой в оружейную палату. Остаток века их прошел в благоденствии. Я узнала предстоящую мне судьбу от Тугарина из уст моей родительницы и получила данный ей некогда Добрадой талисман, а брат мой Тревелий тогда же получил болгарский престол.
Страх перед храбростью моего отца Богориса не скоро исчез из памяти наших неприятелей, это принесло болгарам много лет мира. Брат мой был государь правосудный и любим подданными. Нежность его ко мне составляла все мое утешение, мы не могли быть ни часу порознь.
Однажды, прогуливаясь с ним, услышали мы, что на полях близ Боогорда произошло чудное приключение в природе. Тревелий поехал туда, взяв и меня с собою. Мы увидели камень, имеющий точное подобие коня, который рос ежеминутно, так что на наших глазах достиг чрезмерной величины. Все удивлялись этой мнимой игре природы, но я, вспомнив слышанное от матушки моей о сказанном волшебницей Добрадой, поняла, что приближается начало моих бедствий, связанных с рождением Тугарина. От этого я пришла в столь великий ужас, что заметив это, брат мой счел, что я занемогла, и поспешил возвратиться. Едва успели мы отъехать сажен с двести, как почувствовали сильное землетрясение. Близстоящая Зилантова гора расселась надвое, и из расщелины появился страшный, в броню облаченный исполин; который невероятными шагами прошествовал к каменному коню, так что мы не успели еще ста сажен отъехать, как великан положил уже свою руку на коня. В мгновение ока тот вспыхнул жарким пламенем и ожил, что мы поняли по его необычайному голосу, ибо тот заржал так громко, что все лошади в колесницах наших попадали.
Только представь себе, сколь велик был трепет, всех тогда охвативший, и насколько он умножился, когда все мы увидели исполина, восседавшего на коне и скачущего с распростертыми руками прямо на нас. Какое тут спасение?! Всеобщий ужас не оставлял сомнений в том, что всем нам предстоит очутиться в пасти этого чудовища. Но убежать не было средств. Отчаяние возвратило нам мужество, и многие метнули стрелы в приближающегося великана, но те отскакивали от него, как от камня. Одна только стрела, выпущенная Тревелием ударила его в нос столь сильно, что он чихнул и, подхватив её, проглотил. После чего протянул было руки, желая схватить меня, но вдруг отдернул их назад так, словно обжегся, ибо стал дуть и плевать себе на ладони. Вторичное и третичное покушение его сопровождалось такой же неудачей, отчего великан пришел в великую ярость и, отъехав несколько назад, изрыгнул клятвы и ругательства. Пена била клубом изо рта его, подобного печному устью, и он с досады изгрыз себе пальцы в кровь. Наконец страшным голосом, от коего все принуждены были заткнуть уши, прокричал он моему брату: «Слушай, Тревелий! Вижу я, что мне не возможно взять сестру твою насилием, и для того я даю тебе три дня сроку, в которые ты должен будешь её уговорить, чтобы она отложила свои чары и добровольно согласилась быть моей женой; в противном же случае я из государства твоего сотворю непроходимую пустыню: города и деревни разорю и выжгу, всё живущее поем, а тебя самого разорву по суставам». Сказав это, он поворотился на своем коне и поскакал, дыхнув пламенем, отчего близстоящий дуб в мгновение обратился в пепел. Так он и скрылся в лесах, окружающих реку Каму.
Я пришла в себя не прежде, как в моих чертогах, и увидела брата моего, сидящего против меня в безмолвном ужасе. Тогда лишь поняла я, какая грозила мне опасность, если бы я не имела на себе талисмана, которому обязана была моим избавлением, и с той поры решила ни на минуту его с себя не снимать. Ведала я, чем можно бы спасти отечество мое, но помнила запрещение волшебницы, что с открытием тайны о таинственном мече стану неизбежной жертвой объятий великана. Этого было довольно для того, чтобы наложить на меня молчание, и брат мой, требующий моего совета, не получил в ответ кроме горьких слез, с которыми сообщал он свои, и, наконец, не зная, что начать, заключил требовать совета в Елабугском[13] оракуле, находящемся неподалеку от столичного города, на берегу реки Камы. Мы отправились в это святое место; по принесении в жертву обожаемому змию двух черных быков, введены были мы в капище. Брат мой задал вопрос: чем можно избавиться от нападения исполина Тугарина? Жрецы окружили божественного идола с кадилами, воспели песнь Чернобогу и с коленопреклонением просили о явлении через ответ средства к спасению их отечества. Идол поколебался и глуховатым голосом ответствовал: «Беды, терпение; поражение и победа; мечи, стрелы; утро вечера мудренее».
Ни князь, ни я, ни сами жрецы не могли растолковать этих божественно хитрых слов; однако уверяли нас, что точно такого ответа они и ожидали, что он очень хорош и непременно должен сбыться.
«Но что ж я должен предпринять согласно ему?» вопрошал Тревелий.
«Последуйте ему в точности, ваше величество», ответствовал верховный жрец. Мы не смели спорить с переводчиком Чернобога и отправились восвояси без всякого наставления, однако с надеждою.
Собран был тайный совет. Советники рассуждали, изъясняли, спорили, опровергали, доказывали и заключили, что с исполином следует сражаться, не давать ему ни ногтя моего, и наутро, по точной силе и разуму божественно не понимаемого ответа, отправить против Тугарина тысячу пращников, тысячу стрельцов, имеющих большие стрелы, и две тысячи вооруженных в панцири всадников. Что было заключено, было и исполнено: до свету еще выехал этот отряд. Целый день искали неприятеля, провозвестник охрип, крича противника Тугарин не появлялся. На другой день провозвестник начал укорять исполина в трусости, однако недолго пользовался этой дерзостью. Тугарин выехал, и ужас остановил слова на устах глашатая. Воины, видя, что должно начинать сражение без предисловия, ибо провозвестник молчал, пустили в него тысячу камней и тысячу стрел. Тугарин в это самое время очнулся, потому что едучи дремал, и зевнул; все камни и стрелы попали ему в рот, и он, не чувствуя, откуда сие происходит, харкнул и выплюнул их вон, сказав: «Какое множество здесь мух!»