Скоро слухи эти достигли ушей Альфонса. В ужасном горе он вскричал:
Это много! слишком много! Она меня предупредила но я догоню ее!
В ту же минуту он хотел также, как и его любезная, лишить себя жизни, но случившиеся при том люди его удержали. Они отнесли его на постель, совершенно лишённого чувств. Он опамятовался и снова начал порываться лишить себя жизни; тогда родители принуждены были его связать. Ни просьбы его родителей, ни увещевания знакомых не могли его успокоить: он призывал смерть, отказывался от пищи и предавался неутешному горю.
Настала ночь. Несчастный, утомленный Альфонс заснул с вечера. Родители его и друзья удостоверясь, что он успокоился, оставили его одного. Краток был сон его. Он открыл глаза. В ту же минуту спальня его осветилась каким-то томным блеском, с помощью которого увидел он близ себя юную деву в белой окровавленной одежде.
Привидение распахнуло покрывало, и Альфонс узнал Юлию. Она подошла к самой его постели.
Боже милосердный! вскричал он, ты ли это, Юлия!?
Так, отвечало привидение, я пришла из области смерти чтобы увидеть тебя и сказать тебе: живи и сохраняй жизнь твою, дарованную тебе небом.
Как могу я жить без тебя, дражайшая Юлия?
Ты должен жить непременно, не подражай моей преступной смерти; живи для умоления разгневанного мною милосердного Бога; живи и молись, чтобы Он простил смертный грех мой; я, Юлия, твоя, любящая тебя Юлия, заклинаю тебя исполнить мои просьбы.
Призрак исчез. Альфонс был неподвижен. Ему мечтается еще слышать голос обожаемой им Юлии; но скоро он опомнился и удостоверился, что Юлии более нет для него.
Горе снова лишило его чувств.
Поутру родители и друзья нашли его уже спокойнее; но он был так слаб, что ежеминутно ожидали конца его жизни. Призванный доктор дал ему нисколько капель лекарства и, казалось, они имели желаемое действие; доктор однако же сомневался в его жизни.
В наступающую ночь Юлия опять явилась у одра болящего, сама влила ему в рот несколько капель эликсира. Альфонс почувствовал обновление сил.
Любезный Альфонс! Прошу и заклинаю тебя, живи и умоляй обо мне милосердного Бога, которого огорчила я моим смертоубийством.
Повинуюсь, дражайшая Юлия, но не хочу более видеть людей, хочу посвятить себя Богу. Хочу молиться далеко от людей.
Я могу это сделать, сказала Юлия, следуй за мною. Она подала руку больному; он получил новые силы, встал и пошёл за Юлией.
Двери отворялись и затворялись сами собою. Настал день: родители не нашли своего сына, погоревали и включили его в число умерших, ибо полагали, что он ушел в горячке и где-нибудь погиб.
Через несколько лет узнали, что Альфонс поселился далеко от Лангедока, жил в пустыне и избегал людей. Там молился он за Юлию, и когда мера молитв его исполнилась, тогда Юлия в светлой одежде предстала страдальцу и объявила ему, что грех её разрешён милосердным Богом.
Альфонс обрадовался и умер на руках своей любезной. Тело Альфонса так и не было найдено в его пустыне.
IV. Весёлый мертвец
Один студент маленького городка Вилетты, что в полумиле от города Арсиса, будучи уже в престарелых летах[3], женился на одной молоденькой крестьянке. Прошел один год и один день после его свадьбы, как Агриппина, так звалась его жена, умерла родами, произведя на свет довольно хорошее дитя.
Студент был уже слаб, и женился, собственно сказать, для того, чтобы только иметь кого-либо для товарищества и для того, чтобы кто-нибудь мог прислужить ему. Соседи это знали, и злоречивые из них поговаривали на стороне, будто бы родившееся дитя не принадлежало Студенту, прибавляя к тому, что часто видели покойную Агриппину с каким-тo высоким мужчиной, одетым в чёрное платье, и что таковые их свидания бывали всегда скрытны. Слухи эти дошли и до Студента, сердце его облилось кровно, но как он был почтителен к памяти всех умерших, то потому и молчал, показывая будто ничего такого не подозревает.
В девятый вечер после похорон, он, прочтя обыкновенную вечернюю молитву, лег спать; ему представилось, что люди говорят правду, и что его покойная Агриппина точно была не целомудренна, он начал сердиться; в это время дитя, которое он старался укачать в колыбели, не засыпало и кричало, чем еще более расстраивало смутный дух старого Студента, он с сердцем закричал, приподнявшись на постели.
Да уснёшь ли ты, неугомонное дитя! Замолчи и дай по крайней мере мне заснуть, или чёрт тебя возьми и с твоей проклятой матерью!
Только успел он выговорить это, как услышал будто что-то покатилось на подволоке, потом раздался глухой шум и наконец время от время слышался какой-то странный крик, которого он не мог разобрать.
Студент задрожал от страха; сердце его хотело выскочить из груди. Он ясно видел, что несправедливость его обидела душу покойной его Агриппины, кусал себе губы, втайне проклинал свою нескромность; но его раскаяние не помогало, шум на подволоке, стук и крик не уменьшались. Старый Студент не знал что делать, он не мог ни кричать, ни встать с постели.
Ночь эта показалась ему веком. Он не думал уже и пережить ее, приготовлялся отдать душу свою Богу и от чистого сердца молился об упокоении души жены его Агриппины, обещаясь отслужить по ней 9 панихид сряду.
Настало утро, шум умолк и наш старик поспешил, встав с постели, и весь покрытый холодным потом, отправился к дьячку и пономарю их приходской церкви.
Они со вниманием выслушали странное его приключение и решительно уверяли, что это была душа покойницы, которая требует поминовения для очищения ее как можно скорее от очистительного огня и что, если не удовлетворится её требование, то она не преминет прийти и выдернуть у неблагодарного мужа её ноги своими холодными костяными руками, чему было множество примеров.
У старого студента волосы поднялись дыбом. Он тотчас побежал к священнику, и заказал ему девять панихид.
К вечеру он возвратился домой нисколько спокойнее духом; но вообразите же страх его, когда в сумерках на подволоке поднялся такой же шум и крик, как в прошлую ночь. Студент испугался пуще прежнего и стремглав бросился к дьячку, жившему с ним по соседству.
Благоразумный дьячок, тотчас рассудил, что двум человекам невозможно идти к мертвецам и одолеть их, а потому пригласил с собою двух молодых здоровых парней, которые, узнав причину, хвалились, что готовы попробовать силу свою и с самим сатаною.
Студент обрадовался и все четверо бодро пошли в дом, где шумел мертвец, однако ж жар их простыл, когда услышали они, что там, на подволоке, кто-то кидает что-то тяжелое, что кто-то крепко стучит в потолок; а потом, когда услышали крик, похожий на визг, то побледнели и решительно сказали, что кто хочет быть жив, тот, конечно, не должен оставаться в сём гнездилище мертвецов и чертей.
В это время пришел к Студенту за каким-то делом крестьянин по имени Симон, мужик здоровый, твердый и бесстрашный. Хозяин чрезвычайно обрадовался его приходу и тотчас рассказал ему про своё несчастье. Симон спокойно уселся на скамейке и захотел послушать повнимательнее шум и крик производимые мертвецами.
Посидев около четверти часа, отважный Симон предложил слазить на подволоку и посмотреть что там такое.
Все ужаснулись.
Как, дядя Симон, сказал дьячок, неужели ты осмелишься посмотреть на мертвеца, которой может, если только дотронется до тебя пальцем, сделать тебя уродом помнишь ли ты тетку Орину, которую так избил мертвец, что она не могла и встать? А Большого Жака, которого мой дедушка знал еще тогда когда он был мальчиком; помнишь ли как он захотел узнать мертвеца; которой ломал у него в доме разные вещи; помнишь ли что с ним случилось? Мертвец дал ему такую плюху, что у него половина зубов выпали. Нет по-моему, так лучше идти к батюшке-священнику, да посоветоваться или уж совсем бросить этот дом.