Вставай, будет тебе дрыхнуть-то, дома выспишься, говорил он, толкая рукой урядника.
Тот не откликался, проворчал что-то и перевернулся на другой бок.
Не дам я тебе спать, вставай! продолжал приказчик, силясь разбудить его.
Сейчас, дай маленько вздремнуть, пролепетал урядник.
Ты помнишь ли, где находишься?
Знаю где у Наума Куприяныча в избе, на лавке лежу.
Оглянись, так ли?
Урядник открыл глаза, протёр их, приподнялся на локоть и дался диву, «что, мол, это значит, где я?»
Ну, что, выспался?
Кто со мной? Где мы?
Домой по лесу едем; совсем ты, голубчик мой, одурел!
И взаправду, очумел, оглядываясь по сторонам, бормотал полицейский чин.
Вот до чего нахлестался, и своих не узнаешь!
Что ж, с кем грех, да беда не случается, оправдывался тот, поняв своё положение.
Приказчик подогнал лошадок, урядник закурил папироску, и бросил, по недоглядке, не потухшую спичку в сани; она попала в сено, которое затлело и спустя несколько минут, вспыхнуло. Седоки начали его тушить; им пришлось остановить лошадей и выйти из саней, так как огонь, набрав силу, угрожал опасностью им самим Чтобы погасить пламя, пришлось прибегнуть к снегу, и только с помощью его пожар был потушен. Приказчик начал укорять урядника за его неосторожность, а тот, сознавая вину свою, отмалчивался. Прошло около получаса, кони снова тронулись в путь, и седоки уже вели приятельский разговор по поводу пребывания своего в Решах.
На чём же вы порешили с Наумом Куприянычем относительно Степаниды? спрашивал урядник.
Ни на чём; что я буду с ним решать? ответил приказчик.
А насчёт свадьбы?
Я и без него обойдусь.
Ну, едва ли, это дело мудрёное.
Для кого-нибудь, а для меня плёвое! Приеду, возьму мою сударушку, да и марш, куда знаю, входя в откровенность, говорил паренёк.
Как придётся взять, пожалуй, и нарвёшься, такую взбучку зададут, что и не поздоровится.
Не беспокойся, всё улажено.
Да ты расскажи мне толком, как ты порешил с этим делом поступить?
А ты меня не выдашь? Друг ты мне или нет?
Ну, вот ещё толковать! Знаешь, небось, не выдам, а скорее помогу, если потребуется.
Приказчик рассказал ему все подробности своего свидания со Степанидой и произнёс:
Ну, теперь понял, в чем дело?
Что ж, дай Бог час, а Наум Куприяныч знает об этом?
Нет, я ему о том не говорил.
Отлично сделал, я с тобой за ней приеду.
А ловко ли будет? Как бы пристав не узнал!
Нет, а если и узнает, не велика беда, от места только отрешат, да мне оно и самому надоело. При мне сам ты будешь безопасен, в таком деле, которое ты задумал, всё может случиться.
Да, это верно, нахлобучивая себе шапку на лоб, протянул молодец и подстегнул пристяжную.
Так, значит, в сочельник, ночью, нам придётся выехать с завода в дорогу.
А не утром на праздник?
Вы в какое время уговорились встретиться?
В полночь, на первый день Рождества, раньше в деревню нам не след показываться.
И то дело, утром выедем, к сроку поспеем, заключил урядник и снова склонился на боковую.
Ты что ж? опять спать?
Смерть, как голова трещит, прилягу маленько, в случае чего, побуди.
Дай мне свою шашку, так ведь она у тебя только мешает, небось.
А тебе она на что?
Может быть, волк наскочит, так оборониться от него.
Возьми, да не потеряй только.
В сохранности будет!
Урядник снял с плеч свою «присягу» и передал её приятелю. Тот уложил шашку в передок саней, снова подогнал коней и потихоньку запел:
К полудню следующего дня они добрались до Тагильского завода, обещаясь повидаться вечерком в известном им трактире.
В это время, в горнице Степаниды собрались её подруги; пришли к ним и молодые парни, затянули песенки; вошёл туда же и сам староста с своей старухой; все отвесили им по поклону и продолжали веселиться.
Пойте, девушки, пойте, да утешайте мою Степанидушку, она и так все глазки свои проплакала, сказала старушка.
Чего, бабушка, ей плакать? Замуж выходит не в чужую деревню, а в свою, сказала одна из подруг.
Вот мы так поплачем за неё, ввернул один из ребят.
А вам чего плакать? спросил староста.
Как же не плакать? Повезут нас в солдаты, тогда мы и заплачем.
Нет, я плакать не буду, с радостью царю служить пойду, свет погляжу. Теперь служба лёгкая, послужишь года три, да домой отпустят; из мужика такой оборотистый выйдешь, что любо-дорого смотреть, сказал высокий, кудрявый молодец.
Правда, правда! заголосили ребята.
А нас с кем оставите? спросила одна черномазая девушка.
Без нас поживёте, найдётся, за кого замуж выйти, ответил тот же паренёк.
Ну, что, Степанидушка, весело ли тебе? спросила старостиха у дочки.
Ничего, матушка, весело, ответила та.
Что-то жених твой так долго не идёт? Не послать ли за ним?
Без него мне много веселей, что ему здесь делать? сказала невеста и запела подблюдную песенку.
Ну, Бог с тобой, протянула старостиха, затем поклонилась всем в пояс и вышла с своим стариком из горницы.
По уходе их песня затихла. Степанида села к столу, облокотилась на него и задумалась.
Будет тебе печалиться-то, да и о чем грустить? говорили ей девушки.
Как же мне не печалиться, подружки мои? Оставляю я вас, увозят меня в дальнюю сторону, рыдая, шептала невеста.
Куда тебя увозят, Бог с тобою, ты с нами же останешься.
Нет голубки мои, увезут меня в чужую сторону, увижу ли я вас когда, не знаю.
Да что это с ней? Опять заговариваться начала, спрашивали друг у друга парни.
Так ей чудится, знать; вестимо, дело девичье, всё придёт в голову, говорили другие.
Степанида вдруг поднялась из-за стола, утёрла кисейным рукавом слезы, откинула назад длинные по пояс косы и сказала:
Ну, подружки, всё прошло, давайте песни петь, будем веселиться: все равно, чему быть тому не миновать, что написано на роду, то и сбудется.
Вот так давно бы и сказала, воскликнул кто-то из ребят, и вечеринка приняла весёлый характер.
Через несколько минут дверь отворилась, в горницу вошел сын кузнеца, жених Степаниды. Молча и как бы нехотя поклонился он всем присутствующим, подошёл к Степаниде и сел с нею рядком. Невеста не взглянула на него, опустила глаза и снова запечалилась. Парни и девицы глядели на них и дивились их отношениям.
Степанида, поцелуй своего женишка-то, послышался голос одной девушки.
Та молчала.
Небось, жених должен прежде с ней поздороваться, а потом уже и поцеловаться, сказал кудрявый паренёк.
Нацелуемся, успеем ещё, протянул сын кузнеца.
Вошла старостиха и, увидав свою дочку нахмурившеюся, спросила у неё:
Ты что ж пригорюнилась? Поговори с женихом-то, порадуй его словечком.
Мне что-то худо можется, родная, голова болит, отвечала девушка.
Ей со мной скучно, с приказчиком веселей бывает, процедил сквозь зубы сын кузнеца.
С каким это приказчиком? что ты ещё выдумал? накинулась на него старушка.
Знаю, с каким; видел, небось, как она с ним целовалась, меня не обманешь.
При этих словах Степанида вскочила с лавки, кинулась к матери, повисла к ней на шею и заплакала. Парни и девицы начали её утешать; один только жених не трогался с места и глядел исподлобья на свою ужаленную им невесту. Сцена была достойна кисти художника.
Уведи ты меня отсюда, матушка, упрашивала Степанида свою родную мать, мочушки моей нет.
Старушка грозно поглядела на сына кузнеца и сказала:
Эх, ты, косая верста, говоришь, и сам не знаешь, что, а ещё жених! Напраслину какую на неё придумал. Пойдём от него, моя лапушка, и с этими словами старостиха увела из светлицы в свою избу огорчённую дочку.
Девушки и парни, озадаченные таким приключением, не знали, что им делать, оставаться ли в избе или уходить по домам. Некоторые из них накинулись на кузнеца, укоряя его за Степаниду; тот встал с лавки, поглядел на всех и сказал:
Вы ничего не знаете, а я знаю, что говорю.
Где ты видел, как она целовалась с приказчиком? допытывались у него.
В избе Акулины Петровны, в окно подглядел, вот где, горячился кузнецов сын.