Подымаются, атаман, урядник опохмелиться просит, говорит, голова у него трещит. Велишь ему подать водки?
Принеси ему, пусть его жрёт. Вот тебе ключи от лавки.
Через полчаса все сидели за столом и пили чай; в избу вошёл разбойник, весело так поздоровался с своими ночлежниками и уселся рядом с урядником. Приказчик сидел задумчивым таким, точно о чем-то грустил, урядник подшучивал над ним, а Чуркин только ухмылялся и молчал.
Полно тебе кручиниться-то, заметила ему Ирина Ефимовна, разливавшая чай.
Нет, хозяюшка, такой он, знать, уродился, ничем его не разговоришь, бука-букой выглядывает, как бы что потерял, заметил урядник.
Задумал жениться, вот теперь и голову повесил, ввернул Чуркин.
Повесишь поневоле, когда дело не ладится, проговорил приказчик.
Чудной ты человек, погляжу на тебя, дело на мази, а ты всё ноешь.
Хорошо бы, Наум Куприяныч, твоими бы устами, да мёд пить, взглянув на него, сказал паренёк, а сам подумал: «Эх, вы, други любезные, что вы мыслите, я давно забыл».
Приказчик нарочно разыгрывал роль какого-то забитого страдальца, что бы не дать понять той радости, которую он переживал, и, действительно, исполнил эту роль безукоризненно.
В избу ввалился деревенский староста, отвесил всем поклон, положил шапку на лавку, снял с себя халат, подошёл к столу и, обращаясь к уряднику, он сказал:
А я твою милость проведать пришёл: все ли подобру, да поздорову ночку провёл?
Ничего, спал хорошо; и угостил же ты меня вчера, насилу домой притащился.
А я так ничего не помню; старуха, спасибо, рассказала мне обо всем, да сват-кузнец приходил, начал говорить, что мы с тобой у него в гостях были.
Садись, что стоишь! Ирина Ефимовна, подвинься маленько, дай ему местечко, протянул сквозь зубы разбойник.
Благодарствую, Наум Куприяныч.
Небось, голова болит, так подмажь её, выпей за компанию стаканчик.
Много будет, Наум Куприяныч, рюмочку, разве, соблаговоли!
Урядник налил ему водки, староста выпил и утёрся рукавом.
Чайку не угодно ли? спросила у него Ирина Ефимовна.
Пожалуй, чашечку выпью.
Приказчик продолжал молчать, поглядывая исподлобья на старосту, рассчитывая, что он сам с ним заговорит. Ожидания его были напрасны: о Степаниде не было и речи; говорили только о посетившем деревню помощнике исправника, да об убитом купце.
Да, братцы, человеческая кровь даром не пропадает: долго ли, скоро ли, а убийцу отыщут, сказал урядник. Он, вероятно, не один был, а вдвоём или втроём, прибавил он.
Почему ты так думаешь? спросил у него приказчик.
А потому, что двое их убито.
Где их отыщешь? Вот и у нас были убийства, так об них и теперь ни слуху, ни духу, сказал староста.
Год, два, пять лет пройдёт, а виновники найдутся, уверял урядник.
Пока там они найдутся, а всё убивают, даже в деревне жутко жить становится, прибавил начальник селения.
Осип, всё время стоявший у печки и слушавший разговор, желая перебить его, спросил у урядника:
Ваше благородие, скоро в путь поедете?
А тебе это на что?
Лошадок бы на дорожку надо попоить.
А кучер наш где?
Там на дворе, около лошадей возится.
Скоро. Скажи ему, чтобы он напоил лошадей, да запрягал их.
Погостите у нас, куда вам торопиться-то? сказал Чуркин.
Будет, Наум Куприяныч, нагостились, надо же и честь знать, ответил ему приказчик. К нам милости просим.
Может быть, к празднику и побываем.
Вот и отлично. Вы прямо ко мне заезжайте, конюшня для лошади есть, и для самих вас комнатка найдётся, сказал урядник.
Чем к тебе, им ко мне сподручней будет, предложил приказчик.
Что вас беспокоить, на постоялом дворе опять остановимся, надо же и дворнику доход какой ни на есть дать, заключил разбойник.
Нет, уж ко мне, настаивал урядник.
Ну, там увидим, где придётся, там и остановимся.
А на свадьбу всё-таки к тебе приедем, обращаясь к старосте, заявил урядник.
Это уж решено, сказал тот.
И подписано, вернул Чуркин.
Чем ты будешь нас только потчивать? спросил урядник.
Все на стол выставлю, свадьбу на славу сыграю.
«Ну, это ещё увидим, кто сыграет», подумал приказчик, поднимаясь из-за стола.
Ишь, как его подмывает, кивнув головой на паренька, протянул урядник, поднося к губам рюмку. Староста, давай, брат, выпьем на прощанье!
Можно, да вот Наум Куприяныч не пьёт.
Ну, и я одну пропущу, за компанию с вами, нехотя, высказался разбойник.
В избу вошёл кузнец; его пригласили за стол и потребовали ещё вина; приказчик вышел в сенцы. «Надоела мне эта компания, поскорее бы уехать отсюда», подумал он. Тут встретился ему Осип и сказал:
Лошади ваши готовы!
Вот и хорошо; на, братец, тебе рублик на чаёк, за твои хлопоты, вынимая из бумажника кредитку, промолвил приказчик.
Благодарствую, кланяясь ему в пояс, ответил каторжник, убирая в карман подарок.
Поди, скажи уряднику, что все готово.
Ну, его совсем, не пойду, вишь, он сердитый какой.
Приказчик вышел на крыльцо и послал кучера сказать своему товарищу, что лошади запряжены. Тот вышел к нему и начал уговаривать обождать маленько.
Поедем, а то ты опять напьёшься, тебя отсюда я не вытащишь.
Четверть часика сроку на все прошу; уважь!
Смотри, не больше. Да вышли ко мне Наума Куприяныча, мне нужно с ним кое о чем переговорить.
Урядник убежал, к приказчику подошёл каторжник и заявил ему:
Однако, его благородие, как видится, выпить-то любит.
Бывает; нельзя же: его должность такая, со всеми должен компанию вести, этот народ иногда под хмельком все выпытает.
Чего ему здесь выпытывать-то? сурово сказал каторжник.
Это уж его дело.
Вошел Чуркин; Осип удалился.
Наум Куприяныч, ну, как же, нам быть-то?
Как сказали, так и сделаем; приезжай на третий, а то на четвёртый день праздника; как говорили, бери её и с Богом.
Приеду, крепко пожимая руку Чуркину, тихо сказал приказчик и отправился вместе с ним в избу.
Если бы Чуркин знал замысел, какой затаил приказчик, тогда бы он с ним поступил иначе: он нашёл бы случай, чем отомстить ему за его хитрую проделку. Расчёт у него короткий, молодец не дожил бы и до праздников.
Нелегко было приказчику уговорить урядника оставить беседу и отправляться в путь-дорогу, он успел уже на хлестаться так, что, как говорится, «и лыка не вязал», под руки вывели его из избы и усадили в сани. Староста и кузнец проводили их и, пошатываясь, побрели по домам. Чуркин с Осипом затворили ворота и убрались в светлицу.
На силу-то их черт унёс, прошипел Осип.
И надоели же они мне, собаки этакие, снимая с себя полукафтан, добавил Чуркин.
Знаешь, атаман, у приказчика-то, страсть, сколько деньжищев я в бумажнике видел!
Да разве он тебе показывал их?
На чай рубль давал, вот я и подглядел; притаился, бесов сын.
Они от нас не уйдут, погоди, мы его ещё пощупаем.
Нужно бы как-нибудь около него похлопотать, так не возьмёшь, разве только мой кистень поможет.
Не торопись, на все нужна сноровка, да время, заключил разбойник.
* * *
Приказчик, выбравшись на дорогу, подстегнул своих лошадок, и они быстро пронеслись по деревне. но за околицей должны были идти шагом по узенькой не проторенной тропинке; пристяжная почти на каждом шагу вязла в снегу и не давала коренной ходу. Добравшись до лесу, когда уже на дворе почти смерклось, лошадки пошли рысцой, так как дорога здесь была попросторней. Урядник лежал в санях и спал крепким сном. «Ну, с такими товарищами беда в дороге», подумал приказчик, смотря на растянувшегося своего приятеля: «Только бы добраться до вина, влёжку нахлещется, а ещё полицейский чин».
Настала тёмная непроглядная ночь. Дремучий лес, по которому ехал будущий жених Степаниды, хотя и был ему знаком, но всё-таки в нем становилось молодцу жутко: он ехал и оглядывался по сторонам; последние убийства в окрестности и приключение в заводе с ним самим порядком нагнали на него страха. В глубине леса слышался вой волков, что довершало его беспокойство. А всё-таки мысль о Степаниде не выходила у него из головы, он погрузился в думы о ней, опустил вожжи и не заметил, что лошади, бежавшие в перетруску, пошли шагом. Так он проехал несколько вёрст, забыв об опасности и об уряднике, храпевшем в санях. Его вывела из забвения какая-то ночная зимняя птица, пролетевшая низко над его головой, от чего он вздрогнул, перекрестился и начал будить своего товарища.