Часа в четыре утра они встали и, как сказали, пошли пешком тем более три вокзала тут рядом.
Больше я их не видел.
Тебе тоже их нынешний адрес нужен? Как этим, что сегодня приходили? Координаты дачи моей?
Ну, записывай: Владимирская область, село Селищи. Улиц там нет, третий дом от околицы, как из города ехать. Бревенчатая изба. На электричке до Ильинского, а там пешком пять километров.
Кто ко мне сегодня приходил, спрашиваешь?
Утром позвонили в дверь. Я дома был, зарядку делал, на работу собирался. Говорят из-за двери, голос мужской: мы из квартиры снизу, вы нас заливаете. А я соседку, что подо мной живет, знаю. Поэтому говорю: а где Алла Викторовна? А они: уехала, нам квартиру сдала. Ну, я и открыл.
Они тут же набросились, скрутили. Двое их было. Физически сильные. И такие, знаешь, с уголовными повадками. Лица абсолютно безжалостные. Лет тридцати-сорока.
Сразу раздели меня, кляп в рот, привязали к стулу.
Порезали грудь ножом неглубоко, но больно. А потом говорят: сейчас ты нам скажешь, где подружка твоя Римма и дружок ее. Куда поехали.
Я попытался отвертеться, говорю, не знаю.
А они: сейчас мы тебе, кобель, яйца отрежем. Не только не сможешь своими бубенцами девчонок привораживать, но и вовсе кровью истечешь, насмерть. И я вижу: они это сделают, способны. Явно в них нет ничего человеческого.
Я им и сказал. А что было делать?
А они: надеемся, не врешь. Но мы проверим. А если врешь, вернемся и на лоскуты тебя порежем.
А потом собрались и ушли. Развязывать меня не стали. Сказали: если у тебя имеются по жизни дружбаны или другие, кроме Риммы, телки, придут, выручат. Или парень ты сильный рано или поздно, сам выпутаешься. Помни доброту: могли освежевать тебя, скотинку, но в живых оставили. Свечу Николаю Угоднику за нас поставь
Во сколько они ушли?
Часов в десять утра.
Павел
У них было почти четыре часа форы. Почему-то я не сомневался: те двое, что навестили Клима Панюшкина, сейчас на пути в село Селищи Владимирской губернии.
Что мне делать? спросил на прощание любовник моей любимой девушки. Идти в полицию?
Мне все равно, определяйся сам.
А когда я выруливал на своей «бэхе» из переулков на Садовое, позвонил дружище мой, полковник Перепелкин.
Кратко и сухо, словно докладывал своему генералу о происшествии, рассказал:
Перестрелка на улице Ферсмана произошла позавчера примерно в двадцать три часа. С одной стороны в ней участвовали двое мужчин на «Ауди А4», первый сидел за рулем, второй стрелял. С другой двое прохожих, мужчина и женщина. Огонь открыл тот, что прибыл в транспортном средстве. Но, по словам свидетелей, пешеход сумел организовать отпор. Прикрыл собой девушку, вытащил ствол, стал бить в ответ. Тот, кто отстреливался, использовал не боевое оружие, а газовый пистолет. На месте происшествия обнаружена кровь, группа устанавливается, пробиваем по базе ДНК. Свидетели называли номер автомобиля довольно уверенно, но под таким номером никакого «А4» не обнаружено, числится старая «ВАЗ-2104». Поэтому одно из двух: либо номера подменили, либо свидетели ошиблись. Пока работаем с мобильными операторами: чьи телефоны вчера болтались в это время в указанном районе.
Спасибо, Александр Олегович! Будешь и дальше держать в курсе?
А у тебя, Синичкин, какой к этому делу интерес?
Да помощница моя пропала, Римка, ты ее знаешь. Есть догадки, что это в нее палили на Ферсмана.
Он присвистнул:
Эта рыжуля замечательная! Помню ее. Обязательно надо найти, живой и невредимой. Перешли мне, кстати, номер или номера мобильников, принадлежащих твоей красавице, пробьем и их. А сам звони, если что надо. Буду держать тебя в курсе.
Окей, номера вышлю. И поставь их тогда в розыск. Я уверен, что Римка ничего плохого не совершила, просто оказалась в неправильное время в ненужном месте.
Сделаем.
Какая прелесть все-таки, что есть в жизни настоящие друзья! Как пелось в детской советской песенке: «Друг в беде не бросит, лишнего не спросит вот что значит настоящий верный друг!»[2] Вот и Санька безо всяких понуканий и посулов кинулся мне на помощь. Это дорогого стоит.
За разговором я выкатился за МКАД и полетел, насколько позволяли светофоры, по Щелковскому шоссе. На скоростные ограничения плевал какая разница, сколько штрафов придет, лишь бы Римку спасти!
Римма.
Вчера утром
Миня что-то пытался рассказать ей в электричке, и вроде бы важное: почему он в Москве появился и отчего снова ее нашел, но Римму неудержимо клонило в сон. Хорошо, если на два часа в квартире Клима она забылась. Там сквозь приоткрытое окно непрестанно шумело Садовое, Пан все шептал ей на ухо: то пытался выяснить, что случилось, то желал близости. Пришлось ему уступить, конечно, а то такое положение, что не знаешь: может, это последний любовный эпизод в твоей недолгой оставшейся жизни. Поэтому в пустом вагоне она клевала носом и ничего толком не слышала.
Зато пока ехали, немного выспалась, и сразу кофе захотелось. Адреналин в крови перегорел, и на смену дикому возбуждению, напряжению и страху пришла апатия.
Слава богу, на станции Ильинское оказался кофейный автомат. И хоть Мишка торопил, она взяла себе двойной.
Мы не спросили Клима: есть в его деревне магазин? Что мы там у него есть-пить будем?
А Миня пренебрежительно махнул рукой. Магазин или автолавка сейчас всюду есть. Лучше не терять время и провизией запасаться, а поскорее свалить из города.
Договорились с таксистом, дежурившим на площади, чтоб довез до деревни. Тот заломил с ранних любовников (как он сам для себя определил статус парочки) дикую цену. А когда Римма попробовала поторговаться, высказал:
Да ты знаешь, какие там ямы? Смерть подвеске!
И впрямь: дорога когда-то по пути из Ильинского в Селищи имелась, даже асфальт вроде некогда лежал, только на проезжей части оказались хаотически разбросаны огромные дыры. Ехать приходилось, пыля, со скоростью двадцать километров в час по более-менее ровной обочине. Но временами она обрывалась и авто ухало в ямы. Странным казалось, что всего в ста километрах отсюда Москва, где каждый год по новой перекладывают асфальт, бордюры и плитку.
Домишко, сосватанный Паном, оказался под стать шоссе: покосившийся плетень, заросший бурьяном участок, осевшая на бок изба. В доме кислый запах, мутные стекла, дохлые мухи. Дощатый туалет в конце участка. Колодец на улице через три дома.
Не «Хилтон», конечно, потянулся всем телом Миша. Но все-таки типа дом. И, как говорят, нищие не выбирают.
Сама деревня оказалась по части благосостояния разной: большинство изб кривые, темные, полузаброшенные. Но имелись и добротные каменные особнячки за высокими заборами. И что интересно: несмотря на лето, разгар, казалось бы, полевых работ, ни единого человека ни в огородах, ни на улице.
Зато нашелся магазин, Римме с Мишей удалось закупить там хлеб, колбасу и «Доширак». Вдобавок кофе, йод, бинт и репелленты.
А вы чьи будете? подозрительно спросила объемистая продавщица.
А вы из контрразведки? парировал Миня.
Когда они вышли, Римма спросила:
Ты мне теперь скажи, почему нас преследуют? За что стреляли? И чего ты в итоге добиваешься? Что мы дальше будем делать?
Однако на эти самые насущные вопросы Мишка не отвечал, лишь хмыкал многозначительно, гмыкал, да болтал ерунду:
Подождем, отсидимся, забьемся под камень, как щука в реке. А он, может, сам к нам придет, своими ножками. И тогда мы его: цап!
Да кого «цап»? И что ты затеял?
Но Минька только отшучивался и переводил разговор на другое:
Скажи, у тебя с тем красавчиком накачанным, Климом с Садово-Черногрязской, все серьезно?
Или:
А с твоим начальником, Пашей, ты сейчас в каких отношениях? Помню, до того как мы с тобой в двенадцатом году в Питере встретились, ты ведь с ним жила?