Пазолини. Умереть за идеи - Соколова М. С.

Роберто Карнеро

Пазолини. Умереть за идеи

Roberto Carnero

Roberto Carnero

PASOLINI. MORIRE PER LE IDEE

Печатается с разрешения Giunti Editore S.p.A.

Впервые опубликовано под импринтом Bompiani в 2010 г.

Первое расширенное и дополненное издание опубликовано Bompiani / Giunti Editore S.p.A. в 2022 г.

Фото на обложке AF Archive/Mary Evans/East News предоставлено фотоагентством EAST NEWS Russia

© Giunti Editore S.p.A./Bompiani, Firenze-Milano, 2022

© М. С. Соколова, перевод, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Эта книга переведена благодаря финансовой поддержке Министерства иностранных дел и международного сотрудничества Италии.

Questo libro è stato tradotto grazie a un contributo del Ministero degli Affari Esteri e della Cooperazione Internazionale italiano.

Анжеле Феличи и Маурицио ди Бенедиктису

На добрую память

В знак признательности за наши столь приятные беседы о Пазолини

Или выразить себя ценою смерти, или остаться безмолвным и бессмертным

(Пьер Паоло Пазолини, Еретический эмпиризм)

Пазолини и бесстрашие правды

Тот, кому безразлично,

кто победит или проиграет,

не стремится и наблюдать зрелище

победы или поражения

и теряет больше всех,

из тех, кто много теряет,

о силы небесные,

сошлемся на самих себя,

для разнообразия

(Пьер Паоло Пазолини, «Черновик» из Trasumanar e organizzar)

Прежде чем рассказать, почему я осмелился написать книгу о Пазолини (очередная книга о Пазолини), я решил задать самому себе вопрос, что же такого особенного было в этом художнике, умудрившемся вызвать такой расцвет критической мысли, каким вряд ли могут похвастаться другие итальянские авторы второй половины ХХ века.

Несколько слов о Пазолини

Пьер Паоло Пазолини фигура огромной значимости в истории второй половины ХХ века. Он смог овладеть, в гораздо более значительной степени, чем его современники, самыми разными формами художественного самовыражения: был поэтом, прозаиком, драматургом, режиссером кино, литературным критиком и журналистом, хотя сам предпочитал именовать себя просто «писателем».

В своих трудах он из раза в раз затрагивал важнейшие социальные, культурные и гражданские проблемы Италии прошлого века: фашизм и Сопротивление, послевоенную политику, развитие неокапитализма в стадии экономического бума, социальные перемены в жизни буржуазии и пролетариата, революцию 1968 года и драматизм «стратегии напряженности».

Пазолини, провокатор в жизни и в искусстве, занял центральное место в культуре современной Италии. В каждом своем произведении он выражал волю к борьбе, пусть и в одиночку, против институций и тех консенсусных механизмов, которые лишают человека его сути. Его творчество приглашение исследовать окружающую реальность, познать ее теневые стороны, не удовлетворяться простыми объяснениями конформистского толка.

Можно разделять или нет его выводы, его идеи и взгляды, но нельзя отказать ему в безусловной способности проницательно задавать вопросы, пробуждать течение мысли, генерировать споры и размышления, заставлять нас взглянуть на себя и на мир новым взглядом, под другим углом: это дар интеллектуала.

Мне хотелось бы назвать Пьера Паоло Пазолини величайшим и важнейшим итальянским писателем второй половины ХХ века; но я не могу утверждать это столь категорично, в том числе и потому, что это, скорее всего, не совсем правда. На литературной сцене Италии этого периода выступали и другие герои, оспаривавшие пальму первенства: Итало Кальвино, Чезаре Павезе, Беппе Фенольо, Эльза Моранте1 Но я верю, что могу считать Пазолини выдающимся итальянским интеллектуалом второй половины ХХ века. Мне кажется также, что и писателем он был единственным в своем роде. По двум причинам, по крайней мере: во-первых, ему было свойственно уникальное качество выражать себя сразу в нескольких областях и в разных жанрах: от поэзии до романа, от театра до кинематографа, от журналистики до филологической критики, постоянно при этом обновляясь внутри открытого и мобильного творческого дискурса.

А во-вторых,  и это связано с его ролью интеллектуала,  такой фигуры, как он, нам решительно не хватает сегодня. «Пазолини продолжает задавать нам с трудом переносимые, а часто просто невыносимые вопросы: такова [] его жестокость. Жестокость, редко встречающаяся у итальянских интеллектуалов, напоминающая об ужасах мира, в котором мы обитаем, к которому привыкли (и который не может меняться без этой жестокости)»{Scalia 2020, стр. 58. Цитируется по тексту эссе Pasolini vivo, 1976 год.}: то есть мира, не обладающего смелостью взглянуть на реальность и сказать правду.

Ни один из авторов той эпохи не оставил в национальном образе и коллективной памяти Италии похожего следа, как в творчестве, так и в жизни. Влияние Пазолини не ограничивается только литературой и культурой, оно заметно и в итальянской истории, поскольку именно ей он всю жизнь противостоял, будучи убежденным в необходимости присутствия у интеллектуала высокого уровня моральной и гражданской ответственности.

Пазолини оказался способен, пусть и не без определенной двусмысленности и влияния личных предпочтений, задать вопросы своему времени, увидеть связи настоящего с прошлым, провести ясный и беспощадный анализ итальянской жизни, распространить его на весь мир, на будущие этапы нашего все более охваченного глобализацией существования. Каждый его «идеологический текст», в стихах и прозе, говоря словами Джанфранко Контини2, представляет собой «формулировку не рационалистическую, но символическую, герметическую, полную страсти»{Цит. по Nico Naldini, Cronologia, в R1, стр. CXLVCCXII: CCVIII.}, что отнюдь не умаляет ее значения, даже наоборот, повышает, показывая, насколько глубоко его идеи укоренены в самом интимном опыте и до какой степени «частное» и «политическое» (перефразируя старый девиз протестов 1968 года) были для него одним и тем же, проблемой, которую, рассматривая сквозь призму собственной субъектности, он в конце концов превратил в экзистенциальный вопрос. Таким образом, он дал начало продолжительным, глубоко личным размышлениям критической направленности о культуре, обществе, политике; его выводы и по сей день являются его самым ценным наследием. «Страсть» и «идеология» превращались для него в единое целое по мере того, как произведение становилось выражением одновременно и личных, и социальных противоречий.

Поэтому, 100 лет спустя после дня его рождения и почти 50 лет с момента его смерти, некоторые его прозрения в области самых темных и сложных сторон нашего общества кажутся, увы, пророческими. Я использую это прилагательное пророческий,  несмотря на то, что им злоупотребляют в отношении Пазолини, и я его не очень люблю, ведь в подобных случаях это слово выглядит слишком туманным, эзотерическим, мистическим. Пазолини отнюдь не был провидцем, обладающим тайным знанием или способностями медиума. Он просто умел предвидеть пути развития и изменения современного мира, и делал это потрясающе точно: глядя внимательно на настоящее (свою собственную жизнь) и заставляя его взаимодействовать с собственной уникальной культурой и чувствительностью, он в воображении (зная заранее, что случится) чувствовал направления изменений. В его произведениях нет ни одной детали, которая не была бы глубоко погружена в реальность его времени, при этом каждая подробность несет в себе метафорический заряд, способный рассказать о том, что находится за пределами случайностей, и предугадать будущее. Пазолини был способен сформулировать проблему в самом широком смысле.