Да, таких путешественников я знаю Но пешком здоровее
При хороших сапогах, пожалуй А презабавная ваша лошадка, с этими пятнами.
Он легко вздохнул и рассмеялся.
И вы обратили внимание Да, конечно, пятна забавны. Ее прозвали в Ильгенберге «коровой». Не стоило бы, правда, и внимания обращать, но мне обидно бывает.
Холеная лошадка!
Не правда ли? У нее всего вдоволь Я ее люблю-таки, должен вам сказать Глядите вот Уши навострила, понимает, что говорят о ней Семь лет ей.
В последний час совместной езды мы говорили меньше. Спутник мой как будто устал, а мое внимание всецело было поглощено видом местности, которая с каждым шагом становилась мне ближе и милей.
Такая трепетная чудесная радость увидать вновь дорогие в юности места! Воспоминания вспыхивают беспорядочною толпой, и вы перешиваете вновь целые завязки и развязки историй, сменяющихся с фееричной быстротой, словно во сне. И невозвратно утраченное глядит на вас печальным задушевным взглядом.
С небольшого возвышения, через которое лошадка побежала рысью, открылся вид на город. Две церкви, каменная колокольня, высокая думская каланча улыбались из беспорядочной массы домов, улиц и садов.
Мог ли я думать в юности, что когда-нибудь с волнением и бьющимся сердцем буду приветствовать курьезную лукообразную колокольню!.. А она ласково поглядывала на меня тихим блеском своего медного купола, словно узнавала меня, а видала возвращение на родину и не таких беглецов. Мятежники, буйные головы, не то что какие-то там тихие, скромные люди.
Я не видел еще неизбежных перемен, новых строений и пригородных улиц. Все выглядело по-старому, и воспоминания налетали на меня, как горячий, горный вихрь. Под этими башнями и крышами я прожил сказочную юность, дни и ночи в смутных томлениях, дивные, задумчивые весны и в бесконечных грёзах долгие зимы в холодной мансарде. В этих переулочках меж садами я бродил влюбленный, горя и тоскуя, с самыми фантастическими планами в пылающей голове. Здесь я был счастлив, как праведник, от поклона девушки и первых робких речей и поцелуев.
Это еще предместье тянется, сказал купец, но минут через десять будем дома.
Дома! Хорошо тебе говорить
Передо мной мелькали сад за садом, образ за образом, предметы, о которых я никогда не вспоминал и встречавшие меня так, словно я отлучался на несколько часов.
Мне не сиделось больше в шарабане.
Пожалуйста, остановите на минуту Отсюда я пойду уже пешком.
Он несколько удивленно дернул вожжи и дал мне сойти. Я поблагодарил его, пожал ему руку и хотел уже отойти, как он кашлянул и сказал:
Быть может, мы встретимся еще, если вы остановитесь в швабском подворье. Позвольте спросить, с кем я имел честь
И тут же сам отрекомендовался. Его звали Гершель, и это был муж Юлии, я ни на мгновение в этом не усомнился.
Я охотнее всего убил бы его, но все-таки назвал свое имя, снял шляпу, и он поехал дальше.
Итак, это был Гершель. Приятный человек, и со средствами
Когда я подумал о Юлии, какая это была гордая, прекрасная девушка, и как понимала и разделяла тогдашние мои фантастические смелые взгляды и планы, у меня защекотало в горле. И гнев мой мгновенно растаял. Я вышел в город аллеей старых обнаженных каштанов, ни о чем не думая и с тихою печалью в сердце.
В гостинице все несколько изменилось к лучшему, чувствовалась какая-то новизна. Был даже биллиард и пузатые никелированные кольца на салфетках. Хозяин был тот же, кухня и погреб по-прежнему простые и доброкачественные. В старом дворе стоял еще стройный белый клен, и бежала из двух трубок по желобу вода, в прохладной близости которой я провел много летних вечеров за кружкой пива.
Закусив, я вышел из гостиницы и стал медленно бродить по мало изменившимся улицам. Читал старые знакомые имена на вывесках, побрился, купил карандашик, смотрел вверх на дома и вдоль садовых заборов и выбрался в тихие сонные улицы предместья. Ко мне подкрадывалось предчувствие, что мое паломничество в Ильгенберг было большой глупостью. Но воздух и земля ласкали меня, как родные, и навевали мне туманно-прекрасные, нестройные воспоминания. Я обошел все улицы, поднялся на колокольню, прочитал вырезанные в балках имена школьников, опять спустился вниз и читал казённые объявления на стенах ратуши, пока не стало темнеть.
Потом я очутился на несоразмерно большой площади, проходил мимо длинного ряда старых домов с фронтонами на улицу, спотыкался о выступы подъездов и на изъянах мостовой, и, наконец, остановился перед домом Гершеля. В небольшом магазине опускали ставни на окнах. В нижнем этаже четыре окна были освещены. Я стоял в нерешительности, и устало и грустно смотрел на дом.
Какой-то мальчуган пересекал площадь и насвистывал свадебный марш. Заметив меня, он остановился и наблюдательно уставился на меня. Я дал ему десять пфеннигов и предложил ему продолжать свой путь. Потом какой-то человек подошел ко мне и предложил мне свои услуги.
Благодарю, сказал я, и внезапно в руке моей очутился звонок, и я крепко дернул его.
Юлия
Тяжелая дверь медленно приоткрылась, и в щели показалось лицо молодой служанки. Я спросил хозяина, и она повела меня вверх по темной лестнице. Наверху горела лампочка, и когда я снимал свои затуманившиеся очки, Гершель вышел ко мне навстречу.
Я знал, что вы придете, сказал он вполголоса.
Как же вы могли это знать?
От моей жены. Я знаю, кто вы. Раздевайтесь, пожалуйста. Сюда вот Я очень рад Пожалуйста, сюда
Он чувствовал себя, очевидно, неловко; да и я тоже.
Мы вошли в небольшую комнату. На столе с белой скатертью горела лампа, и накрыт был ужин.
Вот Мое утреннее знакомство, Юлия Рекомендую
Я вас знаю, сказала Юлия и ответила на мой поклон кивком головы, не протягивая мне руки.
Садитесь.
Я сидел в камышовом кресле, она на диване, и смотрел на нее. Она пополнела, но казалась ростом меньше, чем прежде. Руки ее еще были молоды и тонки, лицо свежее, но крупнее и жестче, еще гордое, но грубее и без блеска. И все же еще было в ней отраженное сияние прежней красоты и нежной миловидности, в линиях лба, в движениях рук тихое сияние.
Как вы попали в Ильгенберг?
Пешком.
У вас дела здесь?
Нет. Я хотел только повидать еще раз город.
Когда вы были здесь последний раз?
Десять лет тому назад. Вы ведь знаете. Я не нашел в городе больших перемен.
В самом деле? Вас я бы едва узнала.
А я вас тотчас узнал бы.
Гершель кашлянул.
Не хотите ли отужинать с нами? Чем богаты
Если я вас не стесню
Нисколько, помилуйте
Было, однако, холодное жаркое с желе, салат из бобов, рис и вареные груши. Пили чай и молоко. Хозяин потчивал меня и занимал разговором. Юлия почти все время молчала, и только от времени до времени надменно и недоверчиво взглядывала на меня, словно хотела узнать, зачем собственно я пришел. Если бы я сам знал это!..
Есть у вас дети? спросил я.
Тогда она стала немного разговорчивее. Болезни, заботы по воспитанию, школа. Все в отменном обывательском стиле.
А благодать эти школы, как хотите заметил Гершель.
Вы думаете? Мне казалось всегда, что лучше как можно дольше воспитывать детей в семье.
Видно у вас самих детей нет.
Не осчастливила судьба.
Но вы женаты?
Нет, я живу один.
Бобы застревали у меня в горле, они были плохо очищены.
Когда убрали со стола, хозяин предложил распить с ним бутылку вина, на что я охотно согласился. Как я и рассчитывал, он сам пошел в погреб, и я остался на несколько минут один с его женой.
Юлия начал я.
Что угодно?
Вы даже руки не подали мне
Я считала, что так лучше
Как хотите Я рад видеть, что вам хорошо живется. Ведь вам хорошо живется?
Да, нам жаловаться не на что.
А тогда скажите мне, Юлия, вы вспоминаете иногда