- Все как раз только-только вернулись из гостиницы, ну и вот, подгадал, - сбивчиво пояснил Сева после радостных объятий. - Здорово, правда?! Только, ты уж извини, я не пью.
Потом он повторял это еще много раз, пододвигая к себе очередной бокал. В конце концов Эша, Инна и Нина Владимировна начали отнимать у него бокалы, Сева злобствовал, обвинял их в ущемлении его человеческих прав и грозился написать на них жалобу в гаагский суд.
Глеб, украшенный суровым шрамом на виске, пил мало, говорил много, дважды приглашал Шталь танцевать и в процессе танцев опрокинул два стола, один стул с посетителем и изящным взмахом руки случайно выбил поднос у официантки. Шталь, хорошо помнившая всю степень глебовской неуклюжести, сделала вывод, что в этот раз, в сущности, все обошлось.
Михаил, изначально ведший себя предельно нейтрально, заявил, что заглянул на минутку. Откололся от компании он примерно в два часа ночи, уведя с собой безудержно хихикающую Лиманскую и унеся под подмышкой Славу, который к этому времени успел безмятежно заснуть прямо на столе. Перед уходом Ольга отволокла Эшу в сторону и заплетающимся языком поведала:
- Я тебе скажу то, ради чего и пришла, а заодно скажу и за Сашку, - она кивнула в сторону белобрысой Говорящей с одеждой, - потому что она-то не скажет, малолетки в таком не признаются, чудо, что вообще она здесь... короче, понимаешь?
Эша кивнула, держась за стену и пытаясь придать лицу понимающее выражение.
- Ну мы... это... Короче, хорошо, что ты нас нашла. Конечно, натравить на меня всех тех баб - это было... твою... сама понимаешь!..
- Не в угол же тебя было ставить!.. - Эша на всякий случай прижалась к стене еще и щекой - очень уж раскачивалась эта стена. - Вот это круто вам мозги промыли!
- Ннне! - Ольга мотнула головой, отчего ее сильно повело влево. - Ннне в этом... Просто мы теперь делом занимаемся, понимаешь?!.. И свои кругом... А злости той... нет ее больше. С теткой помирилась... Она хорошая... Нави... наивная, конечно, но хорошая... В общем... ну, типа... благодарю я... но ты, конечно... - она удрученно махнула рукой, чуть не попав Эше по носу, и удалилась. Эша долго смотрела ей вслед, удивленная даже сквозь плотный алкогольный туман. Она их ловила, а они теперь - здрассьте! - благодарны. Лоботомию им что ли делает господин Ейщаров? Шталь представила Олега Георгиевича в докторском облачении, с дрелью и окровавленной пилой, ей стало страшно, и она убежала за новой порцией алкоголя.
Нина Владимировна пила умеренно, разговоры вела большей частью поверхностные и ушла раньше всех, пожелав Шталь успехов в завтрашнем рабочем дне. Она по прежнему смотрела на Эшу снисходительно, но презрения в этой снисходительности больше не было. Так смотрят на бестолкового ребенка добрые родственники.
Не знакомые Эше люди оказались людьми ничего себе. Увы, к моменту пробуждения Шталь уже не помнила ни их лиц, ни их имен, ни того, о чем они говорили.
Одевшись и собрав пакет, Эша прихватила террариум, закрыв его тряпкой, и забежала на кухню. Полина сидела на стуле, пила чай и задумчиво смотрела в окно. Сейчас ее лицо показалось Шталь осунувшимся, во взгляде было что-то тоскливое, в уголках чуть поджатых губ залегли едва заметные горькие складки, и Эша вдруг совершенно отчетливо осознала, что Полина - ее строгая, авторитетная и уверенная в себе сводная сестра - глубоко несчастна. Также она осознала, что Звягинцева никогда в жизни ей в этом не признается.
Если б она могла рассказать ей о Говорящих! Да какого черта, кто ей запретит?! Конечно, она расскажет ей! И Полина поверит - Полина всегда слышит правду. Конечно, вряд ли это сделает ее счастливей, но, возможно, это придаст ее жизни новый смысл...
И возможно, она полюбит какую-нибудь вещь.
Как тебе не стыдно, Шталь, желать сестре собственных кошмаров?!
- Как я выгляжу? - поинтересовалась Эша. Полина повернула голову, глядя как-то надрывно, и Эше вдруг почудилось, что сестра скажет ей сейчас нечто очень важное. Но взгляд Полины почти сразу же стал оценивающим.
- Во всяком случае, лучше, чем то, что я видела полчаса назад.
- А ты надолго приехала?
- Послезавтра я уеду - и меня не будет неделю, - Полина поставила чашку на стол и потянулась. - Потом я вернусь насовсем.
- Насовсем? - переспросила Эша.
- Я увольняюсь.
- Ты - что? - Эша чуть не уронила террариум. - Но ты же... как же... Ты нашла другую работу?
- Думаю, будет проще, если мы поговорим об этом через неделю. Насколько я понимаю, ты собираешься задержаться в Шае. А как же Москва? Ты ведь у нас карьеристка.
Шталь, ошеломленная и новостью, и вопросом, пробормотала, что, дескать, у нее появилась некая заинтересованность в области шайской административной структуры, после чего жалобно попросила Полину не озвучивать то, что она могла сейчас услышать в ее интонации, ибо она, Эша, слышать не хочет о том, что сейчас могла иметь в виду.
- Мне не особенно важны причины, которые держат тебя здесь, ребенок, - Полина переплела пальцы. - Просто, разумеется, я предпочла бы, чтобы мы обе оставались в Шае. Так мне легче за тобой присматривать.
- Поля, я уже довольно давно не в детском саду, - слегка рассердилась Эша.
- Это не мешает тебе постоянно совершать глупости, - Полина с надменным лицом сделала рукой прогоняющий жест. - А теперь - катись на свою работу!
- Не понимаю я вас, Полина Викторовна, - пропела Эша, отпирая входную дверь. - Ладно я, у меня причины... А тебе-то что тут делать? Ты привыкла разъезжать, мир смотреть. А Шая - обычный город.
Тряхнув головой, она захлопнула за собой дверь и весело запрыгала по ступенькам. На выходе из подъезда ей попался сосед со сложенным зонтом под подмышкой. Эша обошла его как можно дальше и бодро зашагала на остановку. "Фабию" отогнали на стоянку перед ейщаровским офисом, и она собиралась забрать ее только сегодня вечером.
Утро было чудесным, нежарким, с великолепными рассветными красками, гармонично сочетавшимися с зеленой палитрой шайской флоры. Птицы щебетали, как им и положено, цветы источали ароматы, от сонной, довольно бормочущей Шаи тянуло свежестью. Шталь немедленно преисполнилась хорошего настроения и по дороге купила у сонной торговки букет огромных ромашек. Никому не возбраняется приходить на работу с ромашками, даже эшам шталь, определенным в уборщицы злой волей коварного Олега Георгиевича.
Уже на подходе к ейщаровскому офису Эша поначалу решила, что ошиблась. Только знакомые островерхие башенки здания убедили ее в обратном, но в остальном и офис, и местность вокруг него выглядели совершенно иначе, и дело тут было уж точно не в том, что Эша была здесь лишь дважды и попросту успела все позабыть.
Автостоянку почти полностью закрывала густая рябиновая роща. Деревьев не только стало намного больше с марта. Когда Эша уезжала, деревья выглядели довольно взрослыми. Теперь же они выглядели предельно взрослыми, словно время здесь шло иначе, и шесть месяцев обратились не менее чем двадцатью годами. Эша привыкла к низкорослым шайским рябинкам, редко превышающим два человеческих роста, эти же деревья были огромными, практически вровень с башенками здания, лукаво выглядывавшими из густой глянцевитой листвы, зелень которой еще не тронуло дыхание подступающей осени. Ейщаровский офис походил на затерянный в рябиновом лесу замок, выглядя совершенно нереально, словно современный зелененький автобус привез Шталь в какую-то сказочную страну. Она даже машинально обернулась на развилку дворовой дороги, на машины, мчащиеся по трассе с абсолютно несказочным ревом, потом вновь посмотрела на рябины, от которых исходило отрешенное спокойствие. Наливающиеся оранжевым шарики ягод смотрелись очень нарядно, но находились слишком высоко, чтобы можно было сорвать хоть одну.
Хмыкнув, Эша ступила на одну из дорожек, вившихся между деревьями, прошла с десяток метров и остановилась, оглядываясь. Стоянка осталась, но теперь выглядела как-то скромно. Из небольшого фонтана один за другим распускались прозрачные водяные цветы, окутанные облаком мельчайших брызг, вокруг же, на клумбе, цвели цветы настоящие, поражая глаз разнообразием красок и форм. На людей, занимавших новенькие лавочки под сенью рябин, Эша внимания не обратила - люди терялись во всем этом великолепии и смотреть на них было неинтересно. Она обошла фонтан и с любопытством посмотрела на двух традиционных мраморных львов, возлежавших по обе стороны крыльца, потом задрала голову и оглядела фасад здания. Почти на всех карнизах теперь обитали диковинные каменные зверьки самых разнообразных видов, которые, несмотря на это свое разнообразие, были тут удивительно к месту. Этого скульптурного зверинца тут тоже раньше не было и, уж тем более, не было вывески, красовавшейся над входом. Вывеска была суровой, официальной, и на ней, золотым по черному было выведено: