Придурки, устало сказала я, уходя с балкона в комнату и плотно прикрывая двойную дверь.
В помещении было жарковато, зато тихо. Ну, почти тихо: в прихожей надрывался телефон, истеричный звон которого после Марининого матерного визга казался мне нежным мурлыканьем. Наверное, аппарат трезвонил уже довольно давно, я просто не слышала его, стоя на балконе.
Ну, наконец-то! с претензией воскликнул писклявый детский голосок, едва я взяла трубку и раздраженно «аллекнула» в нее.
Слушаю вас, сказала я.
«Слушаю вас!» передразнил меня Писклявый. Слушай сюда, корова глупая! Сестричку свою увидеть хочешь?
Ой, нет, не хочу! само собой сорвалось с моих губ. Во всяком случае, не так скоро! Моя вполне взрослая младшая сестра и ее поразительно энергичный пятилетний сын гостили у меня только на прошлой неделе. Сестрица беспрестанно смотрела телевизор, в рекламные паузы бегала на кухню пить чай, потом на балкон курить, потом в ванную чистить зубы, а ребенок носился и скакал по дому, как лабораторный шимпанзе, получивший неожиданную амнистию после пары лет безвылазного пребывания в тесной клетке. Сестричка и племянник вызывали у меня стойкое головокружение. Я не могла ни пересчитать снующих по дому женщин и детей, ни уследить за их перемещениями. У меня даже возникло подозрение, а не клонировали ли любимые родственники себя прежде, чем приехать ко мне в гости?
Не понял? растерялся Писклявый, явно не ожидавший обнаружить у меня такое вопиющее отсутствие родственных чувств. Это Елена?
Я-то Елена, а вы кто будете? спросила я, уже немного сердясь.
Не твое собачье дело! нагло возвестил Писклявый. И тут же начал хвастать: Мы очень серьезные люди! С нами лучше не ссориться! Хочешь увидеть Ирину Максимову живой делай, что скажем!
Максимову? удивилась я. Это Ирку, что ли?
Ирка это моя лучшая подруга, кое-кто даже считает нас сестрами, хотя никакого фамильного сходства между нами нет и в помине: Ирка могучая рослая дама с роскошными формами, а я лет до двадцати здорово смахивала на шнурок и только к тридцати годам набрала шестьдесят кило при росте в сто семьдесят два сантиметра.
Вы спрашиваете, хочу ли я увидеть живой Ирку? наморщив лоб, уточнила я у Писклявого. Что-то я не понимаю, а почему вообще вопрос ставится подобным образом?
Потому что мы ее похитили! важно заявил Писклявый.
Ой, не смешите меня! отмахнулась я, действительно начиная смеяться. Как вы могли украсть шестипудовую тетку? У вас был автопогрузчик? Или подъемный кран?
Напрасно смеешься, обиделся Писклявый. Мы серьезная организация с превосходным техническим оснащением! А твоя тетка отличным образом поместилась в «Газель»!
Правда? я продолжала потешаться, полагая, что меня глупо разыгрывают. А как вы ее туда загнали, дорожным катком или танком?
Сама залезла! выкрикнул Писклявый, задетый моими насмешками за живое. Мы просто угнали маршрутку!
Угнали маршрутку?! Вы шутите! я уронила челюсть и замолчала.
Вот слышала я про угоны самолетов и даже автобусов, но угнать маршрутное такси ей-богу, это очень странный поступок!
Мы никогда не шутим! зловеще пискнуло в трубке. Загляни в свой почтовый ящик, а потом мы снова поговорим!
Трубка вновь запищала, но уже нечеловеческим голосом, сигнализируя об обрыве связи. Некоторое время я сосредоточенно слушала гудки, потом опомнилась и выскочила из квартиры, чтобы сбегать вниз, к почтовому ящику. Распахнула металлическую дверцу бокса с номером своей квартиры, заглянула в его темное нутро и в первый момент не поняла, что там лежит. Вроде похоже на свернувшуюся змею? Я испуганно отшатнулась от ящика, вышла во двор, сломала с дерева рогатую веточку и с этим несерьезным оружием вернулась в подъезд. Вытянула подальше руку и зажатым в ней прутиком потыкала в подозрительный объект.
Змееподобный предмет мягко упал на пол. Я посмотрела, ахнула и двумя руками испуганно зажала себе рот, едва не выколов себе глаз забытым в кулаке прутиком.
На сером бетонном полу подъезда солнечно золотилась длинная рыжая коса, перехваченная на концах веселенькими резиночками с пластмассовыми вишенками.
Косу я узнала сразу, заколки тоже.
Эти симпатичные пасторальные вишенки я самолично приобрела в фирменном магазине «Аксессуары для волос» отнюдь не для собственной шевелюры, не отличающейся длиной и пышностью, а для подруги, у которой, как у песенной девицы, «руса коса до пояса».
Ой, какая прелесть! приняв безделушку, Ирка зарделась, почти сравнявшись по цвету с вишенками. У меня были такие заколочки в далекие школьные годы!
Она тут же соорудила прическу с использованием пластмассовых ягод и помчалась к зеркалу любоваться собой.
Очень славно, одобрил красоту жены Иркин супруг Моржик. Можно еще заплести в косы гирлянду сосисок и повесить на шею ожерелье из бубликов, тогда ты будешь вылитая богиня плодородия. Как ее там? Флора?
Тогда уж не только Флора, но и Фауна тоже: сосиски-то на деревьях не растут, заметила я.
Довольная Ирка даже не заметила насмешек. Вишенки понравились ей чрезвычайно, и подруга носила их, снимая только на ночь.
Ирка, пробормотала я, поднимая с пола пшеничную косицу.
Коса безжизненно свисала с моих рук, как дохлая змейка. Я жалостливо шмыгнула носом. Что там говорил этот писклявый тип про похищение моей сестры-подруги?
Перепрыгивая через ступеньку, я вернулась в свою квартиру, намереваясь немедленно перезвонить по номеру, который запомнился моему телефонному аппарату последним. Увы, номер моего писклявого собеседника не определился! Я отошла от телефона и высунулась на балкон глотнуть свежего воздуха и немного успокоиться.
Успокоиться не получилось, потому что на балконе было шумно, как вблизи арены широкомасштабного танкового сражения. В соседней квартире продолжали выяснять отношения несносные Куропаткины. Марина визжала вдохновенно, безостановочно и задорно, как бензопила лесоруба, выбивающегося в передовики производства, а Гоша время от времени басовито рявкал. Фоном звенела массово бьющаяся посуда, глухо бухали падающие тяжелые предметы и в повторяемой на два голоса и на все лады фразе: «Я тебя убью, скотина!» менялось только последнее слово.
Я тоже стукнула кулаком по перилам балкона, ушибла руку, поискала, на ком бы мне сорвать раздражение, и снова уперлась взглядом в засохшую голубую розу, которой так и не довелось дожить до поры своего пышного цветения и, соответственно, посинения.
Выброшу, пообещала я колючему сухостою в кастрюле и потащила емкость с балкона в комнату, а потом в коридор.
Телефон молчал, весело подмигивая мне красными цифирками, не имеющими никакого отношения к номеру телефона Писклявого. Волоча по полу тяжелую кастрюлю, я задом толкнула дверь, выдвинулась на лестничную площадку и вытащила туда же последний приют усопшей розы. Тут победно затрезвонил телефонный аппарат. Я бросила неподъемную кастрюлю под дверью чужой квартиры и в два прыжка вернулась в свою прихожую.
Где Ирка?! не своим голосом заорала я на Писклявого, едва он успел вякнуть свое «Алле?».
Ну, ты даешь! Так мы тебе это и сказали! противно засмеялся Пискля. Нашла фрагмент своей сестрички? То-то же, мы шутить не любим! Если не отдашь нам то, что нужно, будешь получать свою Ирку частями. В другой раз ухо пришлем!
Слушай, почему ты все время говоришь о себе во множественном числе? не выдержала я. Рассвирепела и тоже перешла на «ты»! Ты разве августейшая особа?
Кто?
Ты? Или тебе нужно говорить «вы»? издевалась я. Ладно, твое писклявое величество, говори, чего тебе от меня нужно.
Добро верни! взвизгнул Пискля. Два дня тебе сроку, потом мы уши стричь начнем!