Не выражая ни малейшего огорчения из-за озвученного им факта, Малинин переместился к холодильнику, вытянул из-под кружевной салфеточки гигантских размеров ключ и принялся расковыривать им замок на дверце. Кроме бензина, он за этот хлопотный день сжег немало калорий и нервных клеток, и теперь здоровый мужской организм требовал пополнения внутренних резервов.
Ой! Елка! Вспомнив про подружку, Оля на время забыла о своих собственных проблемах. Как она?
Ну, как? «Теперь она нарядная на праздник к нам пришла!» процитировал Малинин, вскрывая теткин холодильный батискаф и отважно погружаясь в его неуютные глубины. То есть к ним! К коллективу работников и пациентов отделения экстренной терапии краевой клинической больницы Взяли туда вашу Елку и сказали: приходите к нам лечиться и корова, и волчица, и жучок, и паучок
Он извлек на свет пол-литровую банку с остатками чего-то, густо затянутого не то паутиной, не то плесенью, и с нескрываемым сомнением в выражении лица ее понюхал.
Они ее вылечат? с тревогой спросила Оля, машинально посмотрев в озарившееся тусклым светом нутро холодильного агрегата.
Пустое, оно искрилось инеем и блестело сосульками, как карстовая пещера. Хозяйскому холодильнику, как пролетариату, нечего было терять, кроме своих цепей.
И ее вылечат, и тебя вылечат, и меня вылечат, рассеянно процитировал Андрей, которого в присутствии училки вдруг потянуло демонстировать общую эрудицию.
Он вернул подозрительную банку на место:
Нет, это отрава смертельная И посмотрел на гостью: Ты яблоки любишь?
Вы! поправила его Ольга Павловна, продолжая бороться за подобающее ее особе уважение. То есть мы
Мы, вы, они! с готовностью подхватил Андрей.
Местоимения первого лица множественного числа, машинально сказала русичка Ольга Павловна и покраснела, услышав веселый смех.
Выглядеть дурой, даже вполне уважаемой, ей не хотелось, да и Андрей Петрович показался мужчиной приятным и даже надежным, с каким вполне можно без последствий романтически поужинать непритязательными вегетарианскими кормами. Поэтому Оля перестала выпендриваться и просто сказала:
Да, я люблю яблоки. Если в этом доме ничего другого нет
Как нет? Есть еще морковка! обиделся хозяин «этого дома».
Ыыы! с отчетливой претензией донеслось из-за перегородки.
Это круто изменило едва наметившуюся программу. К медведю в качестве сотрапезника Оля была не готова, и романтический ужин на троих ее отнюдь не прельщал.
Спасибо, лучше я дома поужинаю! слегка побледнев при звуке медвежьего рыка, сказала она и огляделась в поисках своей сумки. Я сейчас такси вызову, у меня есть мобильник, и деньги тоже есть Почти полтора сапога.
Таксист по вызову за ней приехал другой, не такой наглый и жадный, как первый, так что после расплаты за поездку в кошельке от «второго сапога» еще кое-что осталось примерно каблучок, с грустью прикинула Оля.
Так что, как хотите, а придется вам дожить до весны! поставила она перед фактом свои старые сапоги, одновременно ставя их самих под батарею сушиться.
Дома было тихо, сонно, пахло едой и свежезаваренным чаем. Из гостиной доносилось умиротворяющее бурчание, по волнистому стеклу межкомнатной двери расслабленными медузами плавали разноцветные пятна: родители смотрели телик.
Оля быстро переоделась в любимый халат и пошла мыть руки, предвкушая главное и самое любимое развлечение первого дня нового года спокойные посиделки у телевизора с тарелкой, полной оставшейся после праздника вкусной еды.
В ванной в пластмассовом тазу кис, дожидаясь обещанной стирки, новый свитер Костика.
Завтра, завтра, не сегодня! процитировала Ольга Павловна знаменитое стихотворение, переведенное с немецкого, опустив его вторую половину «так ленивцы говорят».
Первого января немного побыть ленивцем не посчитал бы за грех даже запойный трудоголик, родом и происхождением из самых настоящих арийцев.
На ходу вытирая мокрые руки полотенцем, Оля прошлепала в кухню, открыла холодильник, которому еще было что терять, и выложила на большой тарелке цветик-семицветик из разных маминых салатов. Его она окружила кружевной каемочкой из слегка заветрившихся колбасных кружочков и сырных треугольничков, а потом еще украсила салатную горку зеленью и маслинами. Уже откровенно эстетствуя, скрутила розочкой полупрозрачный ломтик семги
И в этот момент завопил Желтый Дьявол.
Красная рыба плюхнулась на пол. Оля тихо чертыхнулась.
Дьявол исторг из себя новый вопль.
Кто-нибудь, снимите трубку, у меня руки в рыбе! нервно закричала Оля.
Иду, иду! пропела мама. Алле!
Дьявол затих, и мама тоже.
Оля выдохнула, подобрала семгу, выбросила ее в мусорку и протерла линолеум бумажным полотенцем. Мытьем пола, как и стиркой, заниматься не хотелось. Завтра, завтра, не сегодня!
Но руки снова надо было вымыть, причем безотлагательно. Оля прошла в ванную, подвинув при этом загородившую проход родительницу, пополоскала в мыльной воде ладошки, вышла и насторожилась, встретив мамин торжествующий взгляд.
Оленька, милая, это тебя! проворковала Галина Викторовна, сверкая глазами примерно так, как это делает проблесковый маячок, настойчивый сигнал которого совершенно невозможно проигнорировать. Очень приятный мужской голос!
Оля изобразила опасливое удивление, приняла трубку и посмотрела на размеренно моргавшую маму с немым укором и вполне понятным намеком.
Да-да, не буду вам мешать! сказала Галина Викторовна и энергично потопталась на месте, в результате этого физкультурного упражнения не отдалившись от Оли с Желтым Дьяволом ни на дюйм.
Мама!
Да, да!
Галина Викторовна с откровенной неохотой вернулась в гостиную.
Оля посмотрела: нарядное, как соборный витраж, дверное стекло почти полностью потемнело, сохранив северное сияние цветных телевизионных сполохов только в верхней части выше растрепанной головы Галины Викторовны, прильнувшей к двери всем телом и одним ухом. Под напором груди, вмещавшей любящее родительское сердце, дверь затрещала.
Мама!!! рявкнула Оля.
Ну, ушла уже, ушла! недовольно откликнулась Галина Викторовна.
Освобожденная дверь просияла. Оля тоже постаралась улыбнуться и вежливо сказала в трубку:
Здравствуйте, я вас слушаю.
Это Ольга?
Да.
Ольга Павловна Романчикова?
Да, это я.
Олюнчик
Официальный голос в трубке мигом изменился, пропитавшись жаркой страстью, как сухая поролоновая губка кипятком.
Милая
Что?..
Оля растерялась.
Если бы «очень приятный мужской голос» не назвал ее полное ФИО, она решила бы, что он ошибся номером.
Как ты одета? Что на тебе сейчас?
Эээ
Ответить на такой безобразно бестактный вопрос Оля не могла как минимум по двум причинам. Вопервых, от возмущения она потеряла дар литературной речи. А вовторых, сказать правду («Что-что, да черт знает что!») было невозможно, а вранья Ольга Павловна избегала по принципиальным соображениям.
«Давно пора было выбросить этот халат!» буркнул внутренний голос, и Оля зарделась так, что маринованная красная рыба повторно умерла бы от зависти.
Олюнчик, я хочу тебя раздеть! не дождавшись ответа и нисколько этим не смутившись, с беспримерным нахальством сообщил «очень приятный мужской голос». Хочу скользить своими мозолистыми руками по твоему гладкому нежному телу
Вы кто?! высоким голосом тургеневской барышни на грани нервного срыва выкрикнула Ольга Павловна.
Северное сияние в стекле опять померкло, стертое, как ластиком, темной тучей плотной женской фигуры. Оля резко повернулась к двери спиной и отодвинулась подальше в коридор, до предела натянув телефонный шнур.