-- Ты чего тут? -- возмутилась добрая тетя Нюра. -- Ну-ка отдай сейчас же! А то огрею вот тряпкой, будешь знать, как отбирать. Здоровый?.. Иди в цирк гири поднимать, а обижать не смей!
-- Спокойно, тетя Нюра, -- сказал урка, затягиваясь сигаретой. -- Не поднимай волны.
-- Отдай, -- кратко сказал мрачный человек, дядя реши-тельный и еще более здоровый, чем урка.
Урка значительно посмотрел на мрачного... И отдал сигаретку электрику. И лег.
-- Там будешь свои порядки устанавливать, -- еще ска-зал мрачный, -- а здесь... пока рано.
Урка опять значительно посмотрел на мрачного. Всем стало как-то не по себе.
-- Ну, ладно, -- сказал сухонький урке, -- так и быть -- будешь за ним, а я за тобой.
-- Чего это? -- уперся мрачный. -- Будешь, как занял, я за тобой, а за мной... Ты куришь? -- повернулся он к нерв-ному с тонким голосом.
-- Нет, -- откликнулся тот. -- Бросил. У меня язва луко-вицы двенадцатиперстной кишки.
-- А ты? Кандидат?
-- Я? -- очнулся очкарик. -- Нет.
-- А я бы курнул, -- с тоской молвил Иван-тракторист.
-- Ты за мной, -- сказал ему мрачный. -- А ты, -- мрач-ный небрежно глянул на урку -- за Иваном.
Урка лежал, закинув руки за голову... Свирепо смотрел в потолок.
-- Сколько у тебя, теть Нюр? -- спросил электрик.
-- По одной всем хватит. Пускай дым-то повыше... а то мне опять на вид поставют. Жалеешь вас...
Электрик вчастую докурил сигарету, старательно пуская дым к высокому зарешеченному окну, рамы которого, по летнему времени, были открыты.
-- Давай, -- сказал он сухонькому. А сам лег опять в кро-вать.
Теперь сухонький пристроился к окну и с удовольстви-ем пошел затягиваться, и даже затараторил -- от удовольст-вия же.
-- Как ты говоришь: луковица двенадцатиперстной киш-ки? -поинтересовался он.
-- Да, -- откликнулся нервный. -- Ниша.
-- Ниша?
-- Ниша.
Сухонький покачал головой... Но все равно на лице у не-го было одно сплошное удовольствие.
-- Ну язык выдумали! Я как-то был в поликлинике, чи-таю на двери: "Исследование моторной функции желудка". Совсем зарапортовались: мотор в желудке исследуют...
-- Ты не болтай, а кури, -- посоветовал мрачный. -- Лег-ко, думаешь, лежать смотреть на тебя.
Очкарик сидел на своей кровати, тупо смотрел перед со-бой... Ничего, казалось, не видел и не слышал.
-- Подними-ка ноги-то, -- попросила его тетя Нюра, подлезая с тряпкой под кровать.
Очкарик поднял ноги и в этом неловком положении заговорил с ней.
-- Тетя Нюра... Анна... как вас по отчеству?
-- Анна Никитишна.
-- Анна Никитишна, вы не слышали, кого вчера под трамвай толкнули?
-- Под трамвай? -- удивилась тетя Нюра. -- Да кого же это? Когда?
-- Вчера вечером, -- очкарик все держал ноги на весу, хо-тя в этом не было теперь надобности. -- В районе Садовой... Было там какое-нибудь движение?
-- Движение там всегда есть...
-- Я имею в виду -- народ сбегался?
-- Да брось ты, чудак! -- пожалел его мрачный. -- Разы-грали тебя. Вон лежит... соловей-разбойник с кондитер-ской, развлекается. Кого ты можешь под трамвай толкнуть? Хорошо самого не толкнули...
Очкарик опустил ноги и встал... И долго, и вниматель-но -- очень долго, очень внимательно -- смотрел на урку.
-- Что, очкарь? -- повеселел тот. -- Перетрухал? Хох, гнида!..
-- Сейчас подойду и дам пощечину, -- сказал очкарик дрожащим от обиды голосом.
Урка изумленно выпучил на него глаза... Смотрел не-которое время. Потом встал, шикарным жестом запахнулся простыней и медленно -- очень медленно -пошел к очка-рику.
-- Я вас прошу, синьор духарь, дайте мне пощечину. Умоляю... надо же держать слово. А то я обижусь и буду вас долго-долго метелить. Ну?.. Мы же с вами джельтмены, вы сказали слово, надо же держать слово.
-- Совершенно верно, слово надо держать. Я плохо ви-жу, где ваше лицо?
-- Вот мое лицо, вот... -- урка показал пальцем. -- Вот эта вот окружность -- это моя личность, в такую луну нельзя промахнуться. Ну? Я же тебя оскорбил...