И под моим взглядом она отправила в рот последнее печенье. А оно было с малиновым вареньем. Я любил малиновое варенье только оно обладало настолько душистым ароматом, что почти перебивало запах гнили, идущий изо рта главной врачевательницы.
Я сел рядом и опустил глаза в чашку. Моя госпожа лучше всех. У меня замечательная, умная, щедрая Какая она ещё?
Вы, как всегда, невероятно добры, госпожа Сайна.
Госпожа Сайна улыбнулась и пересела ко мне поближе.
Что, я всегда была добра? Даже когда приказала побить тебя палками на прошлой неделе? кокетливо выдохнула она.
Запах гнили и гвоздики стал крепче. Острые длинные ногти, больше похожие на когти, пробежались по моей груди и нырнули под одежды. Я отставил чашку та была сделана из тонкого расписного фарфора и грозила разбиться от любого неловкого движения. Мне было бы жаль. Её, разумеется, а не свою спину. Моя спина заживала, а вот ласточки на чашке не зажили бы.
Конечно, ведь я провинился перед вами разбил вашу любимую статуэтку, я перехватил руку, которая уже нацелилась в волосы, и поцеловал костяшки пальцев. Вы, Сайна, самая потрясающая женщина во всей империи.
Ты льстец. Когда я тебя освобожу, так и напишу в вольной, хмыкнула госпожа Сайна и отошла к кровати. Погаси свет.
Сердце дрогнуло и мерно застучало: «Когда, а не если. Когда, а не если». Оно бы пело, но у него уже почти не оставалось сил.
Я потушил свечи и пошёл к госпоже, по пути избавляясь от одежды.
В покоях пахло гвоздикой. Я всей душой ненавидел этот запах.
Всё закончилось глубокой ночью, когда уже выпала роса. Отвернув голову в сторону, чтобы не чуять зловоние, я подождал, когда дыхание госпожи станет ровным и глубоким, а хватка ослабнет, осторожно перевернул лёгкое тело набок и сел. Её руки тут же зашарили по постели, норовя схватить меня за волосы, но успокоились, получив подушку. Госпожа прижала её к своей груди и засопела. Роскошный парик сполз набок, показалась изъеденная плешью голова.
Я подобрал свои вещи, набросил на плечи верхнее одеяние, забыв про остальное, небрежно повязал пояс и выскользнул из покоев на террасу. Разумеется, я вовсе не сбегал, госпожа не могла быть мне противна. Просто таковы были правила невольники и рабы, даже фавориты, не могли спать в господских постелях. На это имели право лишь супруги.
Ночь ударила в лицо свежестью и прохладой так, что на мгновение закружилась голова. Я опёрся о стену и долго дышал, прогоняя запах гвоздики и тяжёлых ароматических масел. Но те не исчезли, только притупились. Моя кожа, мои волосы, моя одежда всё источало зловоние. Царапины на спине чуть пощипывало от прикосновения к шёлку, и мне казалось, что даже кровь пропахла госпожой. Но, разумеется, этого быть не могло.
Я отдышался и, оттолкнувшись от стены, подошёл к Нохою. Тот где-то раздобыл циновку и сладко похрапывал в углу террасы, видя десятый сон лишь нос торчал наружу из-под шали. От прикосновения к плечу евнух вскинулся и сел, хлопая глазами.
Я не сплю! Не сплю Госпожа вас уже отпустила?
Да, я протянул ему ворох одежд. Будь добр, отправь это в стирку с утра.
Хорошо, Нохой забрал одежду и хлопнул глазами, проснувшись. Вы что же, пойдёте к себе в таком виде?
Я пожал плечами. Мне было всё равно, кто мог меня увидеть. Стражники давным-давно всё рассмотрели спасибо госпоже за наказания и вразумления.
Ночь же.
Нохой укоризненно покачал головой и потянулся к моему халату: завернул по самое горло, крепко перевязал пояс.
Хоть так. Я вас провожу.
Я безразлично кивнул, и мы вернулись во двор господина Гармонии. Евнух сразу направился к себе. Я же, несмотря на смертельную усталость, сначала зашёл в купальню.
Розовая вода в бочке уже остыла, но её аромат всё ещё витал в воздухе и успокаивал. Я долго-долго тёр себя мочалкой с мыльным корнем, пока кожа не покраснела, а волосы не стали скрипеть, а потом сидел в бочке, отмокая и обрабатывая царапины на лопатках. Вода помогла: избавила от зловонных миазмов, очистила тело. Обычно очищение помогало и душе, но на этот раз проверенный способ подвёл пустота никак не проходила, только расширялась. Последний приказ госпожи, отданный перед сном, задел самое важное и беззащитное, что было во мне надежду.
Я закрыл глаза, окунулся в воду с головой, но слова всё звучали и звучали в ушах.
«Наследный принц Чан достиг возраста зрелости, но совсем не интересуется наложницами. Я полагаю, у него недостаток ян. Завтра ночью ты отправишься к нему и поправишь баланс его энергий. Справишься и я скажу императору, что ты всё искупил», сказала госпожа.
О принце я знал лишь то, что он возник внезапно, словно из ниоткуда. Совсем недавно путь к трону принцу Чану преграждали шесть старших братьев, но месяц назад они погибли. Император отправил их в Западную провинцию, в тихий город Янган по делам. Возможно, это был гнев демона, возможно, гнев богов, но в одночасье земля под Янганом с грохотом разверзлась, гора выплюнула потоки огня и весь город рухнул в разлом и был погребён под толстым слоем застывшей лавы. Заклинатели смогли спасти лишь некоторых людей с окраин. Все шестеро принцев погибли вместе с горожанами. Император был вне себя от горя. Поговаривали, что он тронулся умом, ведь потерять в преклонном возрасте всех сыновей, оказаться в ситуации, когда самый последний стражник знает о бессилии императора это было страшно для всего народа Поднебесной. Династия сына Неба рисковала прерваться, и это ужасало всех. Я сам полагал, что у императора Алтана остались лишь дочери. Но семь дней назад срок траура вышел и во дворце появился принц Чан.
Вынырнув, я ударил по воде. Брызги и лепестки полетели на пол.
Хотелось закричать, громко, во всё горло. Да, я десять лет был невольником, наложником и рабом. Меня обучали два года перед тем, как пустить в постель к госпоже, и я до последнего момента не знал, будет это она или кто-то другой. Да, госпожа порой делилась мной с вдовствующими подругами. Все они были мной довольны, осыпали подарками и всяческими милостями. С этим я кое-как свыкся. Пришлось нарастить броню, спрятаться под манерами, вцепиться в надежду на прощение. Ещё раз забыть о том, что в моих жилах течет древняя воинская кровь. В конце концов, представители моего рода никогда не жаловались на отсутствие поклонниц.
Но чтобы лечь в постель к принцу? К мужчине?! Даже ради искупления от одной мысли воротило! Почему сейчас? Почему я? Вызвали бы целителей из Долины Горечавки и дело с концом!
Или Или это потому что принц сам так пожелал?
От последней мысли стало совсем тошно. Если у принца Чана интерес Нет, разумеется, внимание принца великая честь для такого ничтожного раба, но Да чего я тут стараюсь? Искупление отцовского позора такой ценой да все предки в потустороннем мире будут поливать меня насмешками тысячу лет!
Я вздохнул и потёр лицо, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями.
Быть может, у принца и правда проблемы с развитием, и моя помощь ему необходима? Я же не просто раб, а господин Гармонии. Зачем звать заклинателей из Долины Горечавки, когда под рукой есть такая замечательная вещь? Ну и что, что император Алтан мог быть против моего участия? Его родная тётушка не просто тётушка она главная врачевательница, старшая над всеми лекарями дворца. Как она велит лечить так и будут лечить, и неважно, что думают другие.
Особенно неважно, если дело касается меня. Вдвойне неважно, если приказ ломает всю мою сущность. В конце концов, это любимое развлечение госпожи толкнуть меня за черту и любоваться на агонию. И раз этот приказ обещает стать последним Что ж, это в её духе. Мне же не остаётся ничего другого, как повиноваться. Впервые появилась не просто надежда это был шанс на свободу и обеление имени рода. Как ни ужасала меня цена, я был обязан заплатить.