Он скорее почувствовал, чем увидел, как леопард взбирается по склону. Силуэт животного прорезал темную мглу. Охотнику оставалось только вздохнуть и опустить оружие, когда он увидел, кто направлялся ему навстречу.
Это был никакой не леопард, а тигренок.
Зверь от носа до кисточки на хвосте был такой же длины, как расстояние между широко распахнутыми в разные стороны руками охотника. Тигренок уже вымахал как раз размером со взрослого леопарда. Для тигренка он уже был крупноват, но явно еще был слишком молодой для самостоятельной охоты. Тигр с любопытством уставился на охотника, поддергивая полукруглыми ушками, покрытыми белой шерстью. В его спокойных желтых зрачках не читались ни угроза, ни ужас. Тигренок определенно видел человека впервые в жизни и выглядел слегка озадаченным появившимся перед ним странным наваждением. Охотник покрепче вцепился в лук. Человека осенила мысль, что и он впервые видит тигра в пределах досягаемости стрелы.
Тигры, преследуемые японцами на каждом холме и в каждой долине, были вынуждены удалиться в самые дикие горные местности, куда не ступала нога человека. Подскочили цены на их шкуры, кости и даже мясо, не представлявшее прежде особой ценности. Мясо тигра теперь считалось изысканным деликатесом на столах у богатых японцев. Те были уверены, что поедание плоти тигра вселяет в человека доблесть зверя. Было принято устраивать банкеты для обвешанных эполетами и медалями офицеров и разодетых в платья по европейской моде дам высшего света. В вихре смен блюд гости кусочек за кусочком поедали целые тигриные туши.
Один подстреленный зверь и он сможет закупиться провиантом на три года вперед. Может быть, даже еще останется денег на участок земли. Он купит своим детям безопасность и покой.
Но ветер, воющий у него в ухе, заставил опустить лук и стрелу. Никогда не убивай тигра, если только тот не решился убить тебя первым.
Человек встал, чем заставил тигренка отступить назад, подобно испуганному деревенскому псу. Зверь даже не успел растаять в тумане, как охотник развернулся и начал, продираясь сквозь плотную пелену снега, спуск с горы. Прошло всего несколько часов, а снег уже доходил ему до икр. Чувство глухой пустоты внутри, от которой походка была легче, теперь с каждым шагом тянуло его ближе к земле. Дрожащие деревья окутали серовато-бледные сумерки. Охотник обратился с молитвой к божеству горы. «Я не тронул твоего смотрителя. Дозволь же мне дойти до подножия».
С наступлением ночи метель прекратилась. Он добрался до середины горы, когда ноги отказали ему, и он сел на колени в снег. Охотник оказался, подобно зверям, которых он привык преследовать, на четвереньках. Когда и локти обессилели, ему оставалось только зарыться под покров белой пыли, притягательно мерцающей в лучах лунного света. Напоследок ему подумалось: «Надо бы повернуться лицом к небу». Так он и сделал, тяжело перевалившись на спину. Месяц встретил его мягкой улыбкой. Это было наивысшее милосердие, которое ему могла даровать природа.
* * *
Мы ходим кругами, заявил капитан Ямада Гэндзо. Спутники, столпившиеся вокруг него, выглядели перепуганными. Не только потому, что его слова были чистой правдой, но и потому, что Ямада осмелился озвучить их несчастное положение в присутствии начальника.
У деревьев с этой стороны более густая растительность. Значит, юг вон там. Но мы идем в прямо противоположном направлении уже битый час! воскликнул Ямада, едва скрывая раздражение. Офицеру едва исполнился 21 год, но он уже вел себя как человек, привыкший отдавать приказы и высказывать мнения, которым никто не смел перечить. В этом читались замашки, присущие наследнику влиятельной и могущественной семьи. Семейство Ямада было ветвью древнего клана самураев, а отец капитана барон Ямада[2] был близким другом самого генерал-губернатора Кореи Хасэгавы[3]. Сыновей и Хасэгавы и Ямады обучали гувернеры-англичане. Прежде чем поступить на службу, Гэндзо успел вместе с кузеном из рода Хасэгава побывать и в Европе и в Америке. Капитаном он оказался в относительно юном возрасте. Даже вышестоящий по рангу майор Хаяси старался осторожничать в присутствии подчиненного.
Нельзя продолжать топтаться так на одном месте, ваше благородие. Капитан Ямада наконец обратился напрямую к майору. Вся остальная компания четверо сержантов, начальник местной полиции Фукуда, два его подчиненных и их проводник-кореец остановила движение.
Что же, на ваш взгляд, нам следует делать, капитан? Майор Хаяси задал вопрос с нарочитой медлительностью, словно они находились все еще в тепле барака, а не посреди заснеженных гор, на которые стремительно надвигалась ночь.
С минуты на минуту стемнеет, и если уж мы сбились с дороги при свете дня, то ночью мы тем более ее не найдем. Надо разбить лагерь на ночь. Главное сейчас не замерзнуть насмерть. Мы сможем спуститься с гор с первыми лучами солнца.
Компания притихла, с трепетом ожидая ответ майора Хаяси. Тот никогда не терял самообладание перед лицом дерзости капитана Ямады. Однако на этот раз, когда они оказались в столь проблематичном положении, зарождавшийся конфликт грозил завершиться мятежом. Майор Хаяси удостоил подчиненного взглядом, полным холодного безразличия. Таким взором прицениваются к паре новых сапог или обдумывают, как содрать шкурку с кролика. Несмотря на свойственные ему грубость и брутальность, Хаяси не был из той породы людей, которые склонны к произвольным вспышкам ярости. Наконец он повернулся к одному из сержантов и распорядился начать устраивать ночлег. Мужчины, заметно успокоенные этим, разошлись в разные стороны в поисках дров для костра или чего-то другого, чем можно было поживиться в морозную слякоть.
Не ты Ты остаешься здесь, со мной, бросил майор Хаяси в спину попытавшемуся было поспешно удалиться корейскому проводнику, робкому созданию по имени Пэк. Или ты думаешь, что я дам тебе так просто уйти от меня?
Пэку оставалось только заламывать руки и скулить, глядя на свои ноги, закутанные в тряпки и упрятанные в размокшие кожаные ботинки.
Вскоре после назначения в префектуру майор Хаяси поинтересовался у начальника полиции Фукуды, где можно было бы поохотиться на дикого зверя. Фукуда, вооруженный детально проработанными докладами и информацией о каждом корейце, который проживал в радиусе 80 километров от него, порекомендовал трех местных людей, которые должны были отлично справиться с сопровождением группы охотников. Двое из проводников занимались выращиванием картофеля и слыли дикарями даже по корейским меркам. Люди этого толка обычно не спускались со своих нагорий, где они спаривались друг с дружкой и питались тем, что им давала земля. С окружающим миром они пересекались лишь пару-тройку раз за год, в базарные дни. Эта парочка знала каждую веточку и каждый камушек в этих горах. Но только Пэк разъезжий торговец шелком говорил по-японски. И к всеобщему сожалению, в особенности самого Пэка, майор Хаяси видел в этом его большее преимущество в качестве проводника.
* * *
Бородатый мужчина, лежащий на заснеженном склоне, лицом к луне этот образ будет маячить в памяти у капитана Ямады до самой последней минуты его жизни. Не успел Ямада и на пять метров продвинуться вглубь леса в поисках хвороста, как он чуть не споткнулся о распластанное на белом покрове тело. Оправившись от первого шока, капитан Ямада подивился больше всего тому, как спокойно возлежал мужчина: спина к земле, руки поверх сердца. Словно он и не замерз насмерть, а просто уснул, умиротворенный мигом наивысшего упоения. Не меньшее удивление произвело на офицера и то, насколько бедно и легко был одет тщедушный человек. Стеганая курточка была столь хлипкой, что под тканью невооруженным взглядом просматривались острые углы ключиц.