Эта фамилия ему очень подходила. Пузатый, рукастый, мордатый, с выпуклыми серыми глазами, сросшимися мохнатыми бровями и приплюснутым сломанным носом. Членистоногий в человеческом обличье, да и только.
Как вы попали в органы? Три слова о себе.
Крабов задумался и хищно улыбнулся:
Это лишнее, дружище, только с разрешения майора.
Какого майора?
В этот момент затрещала, завибрировала черная настольная рация, а из неё донеслось шипение:
Краб! Ответьте Кочету! Краб! Доложите срочно!
Вот, легок на помине, кнут наш. Кочет, кочет, я Краб, на объекте шестьсот шестьдесят шесть без происшествий! отчеканил Герман.
Стажер Зудилин у тебя?
Так точно.
На периметр возьми его. Как понял?
Есть, товарищ майор.
Тут рыжий двинул что есть силы обеими клешнями по столу. Потом достал из кобуры пистолет Макарова, отвел затвор, прицелился в гостя, нажал на спусковой крючок. У Генки пробежал мороз по коже. Слава богу, в магазине не было патронов.
Вот так, студент, всё под контролем. Ты, случаем, не родственник майора? Нет, не Кочет ты?
Нет, я Зудилин.
На большого зверя пойдем сейчас, не на шмакодявок каких-нибудь. На матёрых хищников рынка. Не трусь, сынок, прорвемся.
Зудилин двинулся вперед за необъятной спиной лейтенанта. Остановились они у лотков «Живая рыба». Тут голый по пояс белобрысый парень энергично отгонял журналом мух от замученных щук, линей и карасиков. Генка зажал нос от резкого зловония, противогаза явно не хватало.
Не понял! Это что за выставка? Откуда силитеры, Гринь? рявкнул Крабов.
Начальник, всё путем. Есть весточка от Лешего, таинственно ответил парень и ловко сунул грязную газету полицейскому под мышку.
Посмотрим, почитаем
Дальше на пути «патруля» возникли горы дынь и арбузов. Около них на деревянных ящиках сидел задумчивый, худой армянин. Он играл сам с собою в шахматы.
Здорово, Фишер! приветствовал его небрежно Крабов.
Продавец устало кивнул рыжему.
Бей конем! Бери за фук, кацо! Теперь мой ход. Покажешь накладную-то на ягоду?
Ес, оф кос, откликнулся гроссмейстер и достал бумаги из-за пазухи.
Заметив между бланков денежные купюры, Герман оживился, победно лязгнул зубами и крякнул. Не подвел и мясной ряд. Румяные, смешливые женщины нагрузили полицейского и стажера двумя большими пакетами со свиной нарезкой.
Привыкай, студент, заметил Крабов.
Не многовато, Герман Николаевич?
С бродячими собаками поделимся. И, кстати, ты как живешь-то вообще? С родителями?
Нет, в общежитии.
Ну, значит, пацанов накормишь до отвала.
У постовой будки их уже дожидалась тройка пятнистых, лохматых дворняг. Собаки радостно виляли хвостами и ластились к полицейскому.
Здорово, бобики! Охрана моя ненаглядная! воскликнул Крабов, открывая пакет. Вот вам, черти! Вот!
Собаки яростно вцепились в брошенные кости, а Зудилин получил легкий подзатыльник от лейтенанта.
С почином, сынок.
Спасибо, дяденька.
Дяденька?
Крабов хохотнул, разлил водку по стаканам и достал дежурную тарелку с винегретом.
А ты еще и комик к тому же. Это хорошо. Значит, подружимся. Махнем не глядя и не чокаясь?
Естественно.
Рыжий лихо залпом осушил стакан. Геннадий тяжело вздохнул и морщась выпил. Не любил он это дело. Теплая волна накрыла его с головой. Молодое сознание затуманилось и задымилось.
Где Отто Валерьянович? спросил он заплетающимся языком. Почему его нет на рабочем месте? Безобразие. Я сообщу генералу, отображу этот факт в курсовой.
Ты чего, чудила? Давай-ка лучше закуси, рявкнул Крабов.
Ты его ликвидировал, упырь! В каком колодце он лежит? Я знаю всё про тебя, кровосос. Обложил данью простых людей. Вся Россия в упырях! Я этого так не оставлю.
Удар наотмашь в ухо сбил Геннадия с ног, оглушил.
Дурак, сопля зеленая.
Полицейский подтянул стажера на топчан.
Вот гаденыш. И что с тобой теперь делать?
Рыжий сунул мясо в холодильник, веером разложил на столе полученные купюры, стал проверять их подлинность на свет
3. У БАНКОМАТА
За окнами прыгающего по заводским ухабам старенького УАЗика мелькала глубокая зимняя ночь, серые постройки и слякоть. Вылезать из автомобиля не хотелось. К тому же мой воспаленный мозг готов был разорваться от боли и напряжения, требовал хотя бы небольшого сна.
Валентин, когда же зима придёт? вопрошал бритоголовый, ушастый водитель Талгат, по кличке «штабс-капитан». Месяц остался до нового года.
А никогда, глубоко зевая, отвечал я, будет вечная осень с воронами.
Говорят, что завод наш покупают американцы.
Ой, скорей бы. Может, бабосов прибавят.
Даже не думай. Из каких таких соображений прибавят? Сам подумай, ну чего тут охранять-то? Всё уже давно вывезли и вынесли.
Не всё, бабай, не всё А оборудование, оно же уникальное? Оно еще не покрылось ржавчиной.
Вот уже седьмой месяц я тяну лямку в заводской охране, дежурю сутки через трое. Приношу домой гроши, от которых стонет безнадежно моя Олесенька. А ей волноваться сейчас никак нельзя, вот вот должна родить, даже известно кого девочку. Этого и сам я очень жду
У проходной УАЗик тормознул, я должен поменять на два часа Николу Кривобокова, а его повезут в резерв кемарить.
Валюха, на выход! Станция последняя дикий капитализм! рявкает Талгат и я вываливаюсь из машины. Потом дергаю на себя скрипучую дверь проходной.
Чего так долго-то? визжит Никола недовольно, закручивая седые усы и потягиваясь.
Вздремнул?
Вздремнешь тут Камеры замучили, всю душу вынули, пищат каждую секунду то на кошек, то на собак с воронами реагируют, рычит постовой Кривобоков, гигант с огромными кулаками, при этом по обыкновению он машет руками невпопад, будто не знает, куда их деть. Буратино еще дергает каждые пять минут: выскочи, посмотри освещение! Не дымит ли трубопровод? Да по мне, совсем бы всё погасло и задымилось. Сдал ли ключи стоматолог? Проснулся, чопы новый год, да он полдня как сдал зубодер наш.
Я листаю машинально книгу передачи дежурства. Так и есть: Никола опять позабыл расписаться.
Подпись, Ник! шиплю на него.
Гуливер ставит грубый крест и уходя бросает:
Имей в виду, Серега Шпак завтра утречком проставляется за новоселье. Литров пять «косоворотки» приволок. Явка строго обязательна.
«Гульнуть что ли с горя?», подумал я. Выпивали мы обычно у Николы в гараже, который находился рядом с заводом. Дилемма: пить или не пить?..С другой стороны, слово дал Олесеньке.
Я валился с ног, хотелось спать. Но прежде я накрыл общественным, брезентовым плащом яркий видеомонитор. Мешал также светящийся экран банкомата. А «постель» топчан из доски и двух стульев, была уже наготове Кривобоков постарался.
Второй пост. Рубашкин принял! отчеканил я по красному телефону.
Хорошо, Рубашкин. А дверь закрыта к банкомату? аукнулся на другом конце провода «Буратино» наш начальник караула.
Так точно, Гаврила Семенович.
А фонарь над крыльцом светится?
Горит.
Про дверь я ему соврал, она была открыта, поскольку на втором этаже замечательный, чистый туалет и диванчики. Вот только сейчас на них не поспишь задрогнешь от холода.
Наконец я растягиваюсь в блаженстве на лавке и тут же попадаю в сновидение, где некто седой и носастый лупит меня почем зря резиновой дубинкой, приговаривая: «Будешь знать как Родину любить». Резкий звон всё обрывает напрочь. Я хватаю трубку:
Второй пост. Рубашкин.
Рубашкин, где твой доклад о несении службы? Я лишу тебя премии за ноябрь!
Второй пост, без происшествий.
Объяснительную утром мне на стол!
Напишу, напишу
Раздолбай.
Про себя подумал: «Дулю с маслом ты получишь, а не объяснительную, деревянный человечек. Нашел дурака тоже мне. Только сон перебил». Ворочался я потом ворочался с боку на бок, пока не услышал резкие стуки в дверь, выходящую на улицу. На будильнике пять утра, рабочая смена пойдет через час. Да и можно не реагировать на стук. Но черт дернул меня все-таки подойти, ведь наблюдательной камеры именно у входа нет.