Скорей всего, в горшках были подношения предкам. Среди своих некоторые считали, что мертвых надо кормить, так почему бы закатным не думать так же?
Сам Катарин ни в какую мистику не верил, странно было бы разведчику верить в духов и прочую ерунду. Но, отколупнув в горшке несколько зерен, Катарин подумал, что надо бы проверить, не сохранили ли семена всхожесть. Такие находки порой бывают очень полезны. Надо будет сегодня же наскрести пару пригоршней зерна, но прежде следует взглянуть, что ждет его в гробнице дальше. Очертания второй двери четко виднелись на противоположной стене.
Вторая дверь отъехала в сторону так же легко, как и первая. Вздев просмоленный жгут, Катарин шагнул вперед. Глаза, привыкшие к полумраку предутрия, различали все прекрасно. Перед ним в самом деле была гробница, и в ней был похоронен всего один человек. Ни на миг Катарин не усомнился, что видит останки хозяина усыпальницы.
Раз за разом несокрушимая гробница оказывалась под прямыми лучами Соло, когда сами камни рассыпаются в прах, затем уходила в тень и внутрь пробирался немыслимый мороз. То, что некогда было плотью, давно пересохло и обуглилось, но то, что осталось, по-прежнему напоминало человеческую фигуру, сидящую в кресле пилота.
«Кресло пилота» так называется подставка, на которую усаживают умерших родичей. Живые люди отступают перед жарой, а кладбища остаются, и Соло испепеляет тела и кресла, на которые усажены мертвые. Только несокрушимые гробницы древних остаются стоять, будто вчера выстроены, и хрупкие кости предка сидят в кресле пилота.
Катарин молча отшагнул назад и вернул на место дверь, плотно закрыв вход. Он нашел подтверждение обугленным легендам, и старики будут довольны, но главное все же отыскать дорогу на полночь, а тут до сих пор заметных успехов нет. Значит, надо идти дальше.
Вездеход, оставленный возле гробницы, отошел немного в сторону, разгребал ногой щебень и что-то грыз. Катарин подошел глянуть. Под слоем щебня и плотно слежавшихся пыли и песка, нанесенных ветром, обнаружились остатки кустов, накрепко высушенные морозом, но годные в пищу неприхотливому вездеходу. Вообще, древесина плохо сохраняется даже на холодной стороне, вымороженное дерево ветра легко истирают в пыль, но погребенные под небольшим слоем песка ветки кустарников могут храниться сколь угодно долго. И раз закатные люди не вырубили кустарники для своих нужд, значит, места эти были богаты всяким произрастанием. Хорошая примета. Теперь бы найти долину, где можно не только пасти скот, но и по-настоящему пахать. Сюда потом можно вернуться, разжечь костерок, обогреться, подкормить вездехода, а пока надо идти дальше.
Плато в этом месте полого спускалось, нагромождений камней не было значит, можно ехать верхом. Катарин подозвал отдохнувшего вездехода и поехал не слишком торопясь, но куда быстрее, чем прежде. Со спины зверя видно хорошо, и Катарин издали заметил, что плоскогорье круто обрывается вниз. Спешился, подошел к обрыву. Внизу расстилалась долина. Не ущелье, слегка сглаженное временем, а настоящая долина, о каких только сказители песни поют. Когда-нибудь внизу потечет река, чей исток будет в замерзшем озере, на ее берегах станет колоситься хлеб. Спуститься вниз всем народом не проблема, куда трудней преодолеть те бугры и стены, что встретились Катарину за последние два дня. А здесь веревочные лестницы, блоки и человеческая река вместе со всем имуществом и стадами хлынет вниз.
Катарин подошел к краю, чтобы как следует оглядеть обрыв.
Пропасть на сотню махов глубиной, и там на дне стоял развьюченный вездеход.
Чужой разведчик! Он уже здесь и, быть может, успел сообщить своим о чудесной долине, в которой безбедно проживут три, а то и четыре поколения его родичей.
Но где же сам следопыт? Катарин прищурил глаза, выглядывая соперника, и быстро отыскал его. Тот пластался по стене, медленно поднимаясь на обрыв. Все понятно, на то он и разведчик, чтобы выяснить, что находится наверху. Но он чужой разведчик и сейчас уязвим, как никогда. Один не слишком большой камень и проблем больше нет. То есть проблемы все равно будут, ибо заселять долину начнут еще не скоро, и за это время ее сотню раз отыщут и свои, и чужие. Кровь незнакомого скалолаза станет лишь первой пролитой в грядущей войне.
Война будет идти во имя памяти предков и ради жизни потомков. Такие войны неизбежны, и ничто не может их остановить.
Вот только совсем близко, за спиной, высится гробница древних, и все люди, свои и чужие равно потомки истлевшего пилота. Никогда прежде не случалось войн возле гробниц во всяком случае, люди такого не помнят. Хотя и о гробницах, стоящих в горах, тоже никто не помнит.
Катарин вздохнул и принялся разматывать веревку, обмотанную вокруг пояса. Будет война или не будет, но первую кровь прольет не он.
Почувствовав прикосновение веревки, незнакомый скалолаз, ни мгновения не колеблясь, закрепил конец на поясе. Если сверху спускают страховку значит, сбрасывать в любом случае не станут.
Здесь гробница древних, предупреждая расспросы, произнес Катарин, когда над краем обрыва показалось лицо чужого разведчика.
Чужак отцепил страховку, смотал и подал ее Катарину.
Гробница далеко? слова он произносил, странно растягивая, но в целом понятно.
Часа за три дойдем.
Шли молча. Катарин не очень понимал, о чем можно говорить с врагом. Рядом с гробницей общего предка воевать нельзя. Можно разговаривать и торговать, но чем торговать и о чем говорить?
Шли быстро и дошли засветло. Не дожидаясь, пока чужак отыщет вход, Катарин сдвинул дверь и, затеплив светец, привычно шагнул в могильную тьму. Сзади слышалось сдавленное дыхание чужака.
Вот значит оно как
Да, это кресло пилота. Настоящее.
Я говорю о пульте.
Пульт управления тоже настоящий.
Пультом управления называли глиняную стеночку, которую во время похорон выкладывали перед креслом пилота так, что сидящий покойник смотрел на узоры, выдавленные на влажной глине. Здесь тоже был пульт, не глиняный, конечно, а из таинственного материала древних, способного противостоять жаре и холоду. Но на нем были не рисунки, а глубокие дыры, заполненные хрустким пеплом.
Там что-то было.
Пульт, недоумевающе ответил Катарин. У вас разве не выкладывают перед креслом пилота пульт управления?
Выкладывают. И старики чертят на пульте узоры. Но здесь что-то иное. Этот пульт явно был зачем-то нужен.
Что может быть нужно мертвому? Только лететь к звездам. И сегодня для этого в гробницах ставят кресло пилота и пульт управления. Но полет начинается, когда все это сгорает.
Наши старики тоже так делают. И антиподы тоже. Только их захоронения не горят и никуда не деваются. И гробницы древних стоят нерушимо. Значит, тут что-то иное, о чем мы не знаем.
Не сговариваясь, оба вышли под потемневшее небо.
Тут есть дрова, сказал Катарин, подводя чужого разведчика к основательно разрытому вездеходом месту.
Мелкие веточки вездеход давно схрумкал, а те, что потолще, разведчики легко поломали на полешки и развели костерок. Пересохшая древесина горела жарко и бездымно. Нечасто в походе удавалось погреться у костра, а чтобы сидеть рядом с противником, такого и вовсе не бывало.
Меня зовут Машок, произнес чужак.
Хорошее древнее имя. Человек с таким именем воин или разведчик и уж всегда настоящий мужчина. Жаль, что он не свой.
Я Катарин.
Вот так. Спрашивается, как им сражаться друг с другом, когда они встретятся в бою?
Удивляет меня эта гробница, произнес Машок. Зачем ее тут построили и выстроена ли она вообще? Думаю, если разрыть щебень, мы не найдем внизу никакого фундамента.