ждёт, когда закончит дни свои окаянный год,
что равняет всех нас и святого и подлеца.
Одинаково жёстко стелет год этот всем постель,
никому хорошего не обещает зря,
под рубаху лезет холодом, как метель,
да шуршит сухими листами календаря.
А народ, отчаявшись, ничего от него не ждёт
продержаться день бы, да выдержать только ночь:
високосный очень редко хорошим бывает год,
но уж этот выдался окаянный, совсем невмочь!
Ну и я настороженно всматриваюсь в зеркала,
в чужие окна, в витрины, даже в стёкла замёрзшей лужи:
отражаюсь вроде значит, ещё жива;
где же шанс/счастливый случай (ну очень нужен!)?
И вгрызаюсь снова в жёсткий наук гранит
хоть бы крошек горсть, да выгрызть ещё кусок,
ведь живут другие как будто и не болит
ни душа, ни совесть, и вместо крови томатный сок
Бью наотмашь в зеркало рассыпается в пыль, звеня,
только отражение не рассыпалось вот те на:
это та, другая, ищет везде меня
в отраженьях убедиться: ещё жива
Хрустальный воздух ранней осени
Хрустальный воздух ранней осени
на фоне золота берёз,
пшеничный локон с первой проседью,
лицо, любимое до слёз
Огнями жёлтыми и красными
взволнованный внезапно лес
мигает: "SOS! Стоять! Опасно!" ей
любви, свалившейся с небес
на нас. И мы слегка опешили:
так просто в суете сует
пришла любовь! (Какого лешего
болталась где-то столько лет?)
Пусть под ноги листвой опавшею
ложатся дни календаря,
нас наше счастье запоздавшее
нашло, наверное, не зря;
и пусть оно горчит рябиново,
хрустальным воздухом звеня:
мы этой осенью любимые,
я у тебя, ты у меня.
Хрустальный воздух ранней осени
на фоне золота берёз,
пшеничный локон с первой проседью,
лицо, любимое до слёз
Харам
Твой поцелуй
до сих пор на губах горчит,
и на руке
чуть заметный неровный шрам
Сильные мы
очень мужественно молчим
просто любить
нам друг друга нельзя: харам
Шрам на руке
ерунда, ведь в душе дыра,
хоть не видна,
но страшнее давно кровит:
невдалеке
ты стоишь, говоришь: "Пора"
"Как я одна?"
набираю и жму "Delete"
Я тебе вновь
не сказала: "Не уходи",
ты на моё
"Как же так?" не сказал: "Прости",
только любовь
вырывается из груди,
как ты её
ни удерживай взаперти
От боли некуда деться,
жизнь еле теплится в сердце,
пишу "Люблю" и тут же жму на "Delete",
но невозможно навсегда удалить
тебя из памяти тоже
твой запах въелся под кожу,
и поцелуй твой на губах горчит,
а сердцу больно, и оно кричит
Какая, к чёрту, разлука?
Мы рождены друг для друга!
Жизнь разделилась ровно пополам
харам!
Сильные мы
очень мужественно молчим:
просто харам
ну и не о чем говорить
Нашей любви
не выбрасываю ключи
я никогда
не умела нормальной быть.
Если твоя
будет меньше душа болеть,
думая, что
очень всё приняла легко,
я для тебя
улыбнуться смогу суметь,
чтобы потом
дуть на воду и молоко
Криком кричать
буду позже потом, одна
в горькой тиши
заточенья домашних стен
Перемолчать,
выпивая беду до дна:
"Слышишь, пиши
иногда, как ты там, и с кем"
От боли некуда деться,
жизнь еле теплится в сердце,
пишу "Люблю" и тут же жму на "Delete",
но невозможно навсегда удалить
тебя из памяти тоже
твой запах въелся под кожу,
и поцелуй твой на губах горчит,
а сердцу больно, и оно кричит
Какая, к чёрту, разлука?
Мы рождены друг для друга!
Жизнь разделилась ровно пополам
харам!
Ничего от тебя не ждать ни тебя самого, ни чуда
Ничего от тебя не ждать
ни тебя самого, ни чуда.
На двоих застилать кровать
очень глупо, но всё же буду.
В доме всё, так как любишь ты:
даже кресло не сдвину с места,
и всегда на столе цветы
скорбной памяти манифестом.
На двоих сервирую стол
две тарелки, две чашки к чаю
(на твоей появился скол
как-то выскользнула) Скучаю
по тебе миллионы лет,
не мечтая о новой встрече,
и от боли лекарства нет
(время доктор плохой: не лечит).
Никогда про тебя не петь
никому ни стихом, ни песней.
Ни-че-го уже не хотеть
Может, доченьку только, если
Снова белых ночей началась маета
Снова белых ночей
началась маета
и ты снова ничей,
а я вдруг занята,
я теперь не в твоё
утыкаюсь плечо,
мы опять не вдвоём,
и от слёз горячо
Я отчаянно вру,
как я счастлива, но
умирает к утру
героиня кино,
оживаю за ночь
настоящая я,
воду в ступе толочь,
нашу память храня
Сколько в ступе воду
не толки без толку:
я б к тебе без броду,
если б знала только,
что ты в эту среду
мне навстречу вышел
и ко мне по следу,
разума не слыша,
не боясь обмана
Я б к тебе по небу,
я б к тебе туманом,
где б сейчас ты не был
Нам в полёте этом
не помогут крылья,
жили ль мы на свете,
если не любили?
И на максимум трек
про любовь, как у нас.
Кто из трёх человек
мог быть счастлив сейчас?
Больно всем нам троим
все мы дышим не в такт,
ни один не любим
это глупо, но факт.
Крылья в хлам износив,
мы боимся летать,
но, кого ни спроси,
небо манит опять,
и высокий обрыв
нас призывно зовёт:
руки-крылья сложив,
сделать шаг, и в полёт
Говорят, что любые бывшие
Говорят, что любые бывшие
через пять или десять лет
забываются напрочь
Слышишь ли?!!
Почему ж через столько лет,
разорвав по живому, с кожей, и
всё решив для себя сама,
я ищу на тебя похожего,
безвозвратно сходя с ума.
Мониторю соцсети как ты там?
ты, спасибо, скрываешь баб
Только дети у нас не спрятаны,
мол, могли б быть такие, каб
нам хватило ума и наглости
сделать не от друг друга шаг,
а навстречу, и жить не жалуясь,
как же вышло так, как же так
Мне достаточно
Мне достаточно вроде бы просто того,
что где-то живёшь ты и дышишь
И хватило бы хоть иногда одного
Звонка Я скучаю, слышишь?
Ты едешь другие покорять города
ты ведь создан, чтоб побеждать.
Но знай, что ты можешь вернуться всегда,
ведь я рождена, чтобы ждать.
Господи, буду век его забывать
Господи, буду век его забывать
снова всплывает, только сомкну ресницы;
кто-то с ним делит будни, детей, кровать;
мне он зачем-то снова и снова снится.
Я так немного, Господи, и прошу
вылечи эту память мою больную:
тысячу лет я в сердце его ношу,
он не меня тысячу лет целует.
Тысячу лет стоять за его плечом,
тяжесть земных забот его половиня,
зная, о ком он думает, и о чём,
чьё по ночам в бреду повторяет имя,
и не иметь ни права ему, ни сил
тихо сказать, что рядом, чтоб он услышал
Он так немного, Господи, и просил
сделать больную память по мне потише.
Тысячу лет мы, Господи, в унисон
просим тебя стереть нам больную память,
не нарушать друг другу покой и сон,
кадрами прошлых жизней во снах не спамить
Только сомкнём ресницы, и вот опять
перед глазами жизней прошедших фото
Не обновишься сколько ни жми F5
Господи, ты сказать нам так хочешь что-то?..
Вы ж любите, мать его!
Я так старательно боль свою прятала,
прочь уходила, любя, и не плакала.
Падала, снова вставала и падала,
список побед впечатлял, но не радовал,
ведь без него ни руля, ни фарватера,
как я люблю его, Господи, мать его!
Что с тобой? Плачешь? Нет, просто простужена,
вру, а любовь под ребром безоружная
криком кричит из груди: "Он твой суженый!
Как же вы так не сумели, не сдюжили?
Я ж вас сводила семь жизней! Вы спятили
взять и расстаться?!! Вы ж любите, мать его!
Как же вы так-то, нельзя же так, мать его
Я обходил её дальними вёрстами
сам над собой же, дурак, мародёрствуя,
не снисходил, не прощал, не потворствовал
глупой любви. И спасибо создателю!
всё хорошо же богат, состоятелен
Только люблю до сих пор её, мать его!
Что с тобой? Плачешь? Нет, просто простужен я,
вру, а любовь под ребром безоружная
криком кричит из груди: "Ты ей суженый!
Как же вы так не сумели, не сдюжили?
Я ж вас сводила семь жизней! Вы спятили
взять и расстаться?!! Вы ж любите, мать его!
Как же вы так-то, нельзя же так, мать его
Я в твои сны прилетаю три тысячи лет подряд
Я в твои сны прилетаю, когда ты меня зовёшь,
тёплым котёнком мурлыкаю у ключицы,
память стираю, на лоб тебе дуя, и ты живёшь,
веря, что я и любовь наша просто снится.
Там, наверху, очень строг со мной будет усталый бог,
мол, не даю человеку совсем покоя,
и без меня бы твой ангел от всякой беды берёг