Любопытство Любчика толкало его вперёд с такой силой, что он уже успел найти глазами ближайшую свободную крио-камеру, казавшуюся ему почему-то особенно привлекательной. У него была и своя, админская, но версальские замашки Бесхлебникова давали о себе знать. Он воспринимал весь цех как нечто продолжающее себя. Белый хакер всё равно хакер, поэтому он довольно часто любил подключаться через пользовательские устройства. Естественно, система знала об этом, но поскольку девиантизм Любомира не выходил за установленные рамки, а производимая работа и отношения с коллегами стабильно повышали его социальный рейтинг, то уровень доступа рос. К тому же, в случае с безопасниками, им следовало повышать рейтинг наперёд и давать некоторый контролируемый уровень излишней свободы, иначе они могли бы перейти на тёмную сторону хакерства. Конечно, эти люди являлись заменяемыми, но их обучение и лояльность, обходились недёшево, к тому же сейчас они представляли собой одну из самых ценных частей системы, поэтому ими не разбрасывались. Особенно теми, кому уникальные вспышки озарений приходили чаще других.
Под мощный дерзкий бит в стиле кто тут самый крутой, а?, в несколько хулиганских прыжков, Любомир оказался возле длинного, уходящего под свод цеха ряда крио-камер, взобрался по технической лестнице и ловким движением туловища, словно усаживаясь в низкие сидения спорткара, махом оказался внутри запримеченной им крио-камеры. Рассудительность, обыкновенно столь ему присущая, в этот раз осталась в стороне на том основании, что опыт гениальных вспышек, как правило, показывал: развивать и проверять их следует безотлагательно, иначе мысль скомкается и останется предположением или только теорией, или, того хуже, погрязнет в рутине декларирования её согласно всем инструкциям техник безопасности, а затем и вовсе рискует утонуть на согласованиях. Вспомогательные мыслительные операционные системы хоть и способствовали в этих процессах, снимая львиную долю работы, занимавшую ранее восемьдесят процентов времени любого государственного служащего, но, поскольку хорошее быстро сделалось привычным, эти двадцать процентов остаточных тягот теперь воспринимались как предыдущие сто. Система вела автоматическое документирование действий пользователя и реагировала в случае чего с небольшой задержкой, требуемой на обработку и принятие решения, блокируя запретную область действий. Поэтому Любчик знал: худшее, что с ним может случиться, так это всего-то блокировка системой безопасности его попыток подключиться к имитации через крио-соединение. В таком случае тело просто зависло бы при попытке продолжения действий в данном направлении, однако другие действия оставались бы доступны. Но если он успеет войти в подключение до блокировки вуаля! проверить идею получится. Он быстро нацепил на себя оборудование, ввёл доступы и переключился на крио-соединение с виртуальной реальностью.
Тело Любомира в полной безопасности покоилось в закрытой крио-камере, сознание же оказалось размытым по бесчисленным децентрализованным серверам и мозгам. Ему было доступно всё, но он не был доступен кому-либо и чему-либо в системе.
II
Российская гуманитарная миссия в Африке, спонсируемая новым международным валютным фондом БРИКС продвигалась как нельзя лучше. После удачного раздела сфер влияния в Средней Азии с китайцами, индийцами и иранцами, опыт совместного неконкурентного присутствия в регионе был перенесён и на Африканский континент, где стороны продолжили теснить турецкое, европейское и американское влияние. Китайская мудрая безотходность и пятитысячелетнее видение истории помогли российской смекалке взглянуть на мир не только через призму извлечения корешков, но научили не чураться и вершков, которые при должном подходе оказывались ничуть не менее ценными, кому бы что ни доставалось. Обе стороны продолжали относиться друг к другу с уважительной опаской, но придерживались политики добрососедства, трезво оценивая очевидную невыгодность любого конфликта в текущей технологической фазе и, наоборот, полезность ресурсно-технологического сотрудничества. Китайские планы не подразумевали прямого противостояния с Россией, рассматривая возможности территориальных приобретений только вследствие исчезновения Российской государственности в Северной Азии. Тактический союз, пройдя через жерло войны, не утратил актуальности стороны сближались стратегически.
Гуманитарная африканская миссия соседствовала с производствами, перенесёнными по экономическим мотивам из Азии, где рабочая сила для этого сделалась уже слишком дорогой, и предприятиями по добыче полезных ископаемых. Охрана безопасности на суше и в воздухе осуществлялась российской стороной, китайцы и индийцы держали материк на юге и востоке флотилией с Индийского океана. Интеллектуально-технологическое производство зачастую велось в сотрудничестве за исключением суверенных государственных отраслей, присущих каждой из сторон. Устройства, взаимодействующие с вспомогательными мыслительными операционными системами, сборка бюджетных версий которых производилась в том числе в Африке, во многом являлись идентичными, но интерфейс, программное обеспечение и искусственно-интеллектуальная заточенность отличались существенно. С пришествием технологии, если что и стало прекрасным, так это межъязыковое общение на уровне мысли, отчего дружественные народы вышли на новую динамику сближения, чего нельзя сказать о противниках, чьи умозрительно-фундаментальные противоречия нагнетались по мере нарастания несовместимости технического и программного обеспечения.
Страны Западной Европы, Южная Корея, Япония, Австралия переживали период авторитаризации, начавшийя ещё в период военных действий. Молодое поколение европейцев, наблюдая реалии, вынужденно разочаровалось в жизнеспособности радикально-либеральных идей и гарантий безопасности от Соединенных Штатов Америки. Европейский Союз предпринимал попытки федерализации на основе политики Парижа или Берлина, однако отсутствие решающей внутренней доминирующей силы, способной к силовой централизации всей Европы и живая национальная гордость слишком многих членов мешали осуществиться этому решительному шагу. В итоге Париж снова начал тяготеть к Лондону, в то время как в Берлине, скрипя зубами, негласно признавали, что четвертая попытка противостоять востоку может оказаться последней. Германия вынужденно ещё сильнее открывалась Турции и нащупывала почву союзнических отношений с Москвой. Вызывающая дискомфорт со всех сторон Анкара заметно приросла влиянием на бывшие провинции. С ней приходилось считаться обеим глобальным сторонам, что делало её положение как выгодным, так и очень опасным, поскольку раздел Турции был давней рабочей стратегией дипломатического и военного размена. Но, благодаря исламизации Европы, Анкара обрела особое положение мусульманского жандарма, олицетворяя силу теперь даже большую, чем когда-то Константинополь. Население Турции одно из немногих могло вести реальные боевые действия, поэтому Европа играла с собой злую шутку, опираясь на живой военный потенциал этой страны, аппетиты которой были направлены не столько на густонаселенный восток, сколько на редеющий Запад.