Гарри решительно стал скидывать одежду, тянуть время было уже некуда, его и так оставалось кот наплакал. Разделся, уверенным жестом откинул одеяло и отшатнулся — зрелище было ужасающим, Малфой не имел ничего общего с живыми людьми и больше всего напоминал мумию. Или мощи, обтянутые сухой, морщинистой кожей.
Гарри закусил губу и дрожащей рукой прикоснулся к едва заметно колышущейся груди Люциуса. Кожа под его пальцами была теплой, что вселяло слабый оптимизм. Он закрыл глаза, пытаясь вызвать хоть какой-нибудь эротический образ. Как назло, солнце снова решило выглянуть из-за тучки и залило слепящим светом палату, который пробивался даже сквозь плотно сомкнутые веки. Гарри резко выдохнул и применил чары транформации, теперь оконное стекло стало полупрозрачным и темным, в «спальне» сразу стало немного уютнее. Еще раз оглядев мужа и убедившись, что ласкать или целовать его мощи не в состоянии, он решительно опустил руку на свой член, стараясь возбудиться и думать о чем-нибудь приятном. Как назло, на ум ничего не шло, никакие воображаемые грудастые красотки не могли перебить вид умирающего человека. Гарри с остервенением терзал непокорный орган, надеясь хотя бы на малейший отклик. Тщетно. Не вовремя вспомнилось про отсутствие смазки, на всякий случай он пошарил в тумбочке — пусто, чего и следовало ожидать, поднял глаза и над изголовьем кровати только сейчас заметил картину. Гордый олень с ветвистыми рогами высокомерно, почти как прежний Малфой, смотрел на творящееся в палате безобразие.
— Хоть бы нимфу какую повесили, — пробормотал Поттер, разглядывая светло-коричневую морду и чуткий, бархатный нос.
На оленя стоять тоже не хотело. Гарри безнадежно опустил руки, понимая безнадежность предприятия. Ничего не оставалось, как хотя бы скрасить Люциусу последние часы, и он лег рядом, укрывая их обоих одеялом.
— Прости, прости меня, — прошептал он куда-то в шею не реагирующему ни на что мужчине.
Малфой перестал дрожать, согрелся от тепла молодого тела рядом, Гарри тоже немного расслабился, перестал думать о том, с кем лежит в постели. Стало даже почти уютно. Гарри опустил руку к паху, провел раз-другой по вялому члену и внезапно почувствовал, что да, возбуждается!
Проще всего овладеть мужем оказалось, перевернув его лицом вниз. Гарри не слишком заботился о его комфорте, сейчас речь шла лишь о том, чтобы этот акт состоялся в принципе. Отвлечься хоть на секунду Гарри себе не позволял, вбиваясь с механическим постоянством в Люциуса, он думал о том, чтобы только суметь кончить.
Олень на картине переступал тонкими ногами, потряхивал рогами и прислушивался к чему-то только ему ведомому, а на кровати двое мужчин подтверждали свой магический брак, хотя одному из них не было никакого дела до этого.
— Поттер, слезьте с меня, — Люциус попытался спихнуть лохматую и жутко тяжелую голову со своего плеча. Рука онемела и не желала двигаться.
— М-м-м, — промычал тот и не приходя в сознание устроился рядом на подушке, подгребая под себя пораженного Люциуса.
Малфой осмотрелся — больничная палата, значит, его все-таки переправили в Мунго. Поттер. Судя по ощущениям, мальчишка супружеский долг выполнил и даже в постели остался. Случайно или специально — неважно, главное он здесь и магия ведет себя ровно. Пришел, спас, значит, не дал уйти за грань во цвете лет. Люциус хмыкнул и скривился от разом проявившихся ощущений: по руке снова бежала кровь, покалывая кожу тысячами острых иголок, саднило задницу, с которой, кажется, никто не церемонился, и болело в груди, как будто по ней промчалось стадо гиппогрифов. С магией шутки плохи.
— Люциус, как ты себя чувствуешь? — сонно произнес Поттер, приоткрыв один глаз.
— Кажется, жить буду, вашими стараниями, — ответил Малфой и услышал в ответ хмыканье, — наверное, я должен сказать спасибо.
— Скажи, — не стал отказываться Гарри и повернулся на другой бок, собираясь спать дальше.
Люциус задумчиво посмотрел на супруга и пошевелил пальцами ног. Это было приятно, чувствовать ступни и знать, что снова можешь управлять своим телом.
— Поттер, хватит дрыхнуть, долг зовет, — пнул он мужа в лодыжку.
— Супружеский? — тоскливо поинтересовался тот.
— Супружеский, — подтвердил Люциус, — у нас с вами равноправный брак вашими же стараниями, если помните. Так вот, для полного подтверждения такого брака теперь я должен выступить в активной роли. Не могу сказать, что горю желанием, да и сил почти нет, но чем раньше, тем лучше. Нужно стабилизировать магические потоки, — в процессе монолога он мог любоваться за тем, как медленно багровеют уши супруга, теперь они полыхали как угольки в камине, наполняя сердце предвкушением и радостью. Пусть Поттер и говорил про фиктивный брак и различного рода свободы, но все эти три года у него совершенно точно никого не было, а еще, по всей видимости, связей с мужчинами у него не было вообще никогда. Это было странно, это было непонятно и это было приятно. Да, черт побери, очень приятно.
Гарри с полыхающими ушами уткнулся лицом в подушку и раздвинул ноги. Молча. Делайте что хотите. Люциус посмеялся бы в другое время — такие игры в покорных жертв он любил. Но не сейчас же! Когда любое движение отдается болью и трудно даже дышать, не то чтобы двигаться. Малфой улыбнулся уголком рта: придется разочаровать супруга, объяснив, что тому придется сильно постараться, лишая себя девственности.
========== Глава 4 ==========
Целитель Джасперс вихрем ворвался в триста четырнадцатую: он и так уже задержался на дежурстве, но уйти домой, не проведав тяжелого пациента, не мог. Несмотря на большой опыт работы и выработанный с годами цинизм — без него выполнять каждодневные обязанности медики бы и не смогли, — он все равно испытывал сочувствие к лорду. Одно дело надеяться на выздоровление пациента, искать способы и методы борьбы с недугом, и совершенно другое знать, что человек обречен.
Малфой был еще жив. Поттера в палате не оказалось, что не удивило Джасперса ни капли, кто бы стал на его месте наблюдать за агонией? Разве что какой-нибудь помешанный на науке целитель, дабы затем описать все в подробностях в назидание потомкам или ради удовлетворения собственного любопытства, а вот героям это без надобности.
Медик подошел к постели умирающего и откинул одеяло, чтобы прослушать сердце. Удивительно, но сейчас лорд выглядел гораздо лучше, чем несколько часов назад. Пока целитель пытался определить, что же изменилось, худая рука вернула одеяло на место — пациент не желал мерзнуть. Серые глаза внимательно смотрели на доктора из-под полуопущенных век, и только теперь целитель заметил затемненные стекла в помещении — кто-то позаботился о комфорте для обитателя палаты.
— Кхм, — кашлянул медик, не зная, что сказать и как реагировать на состояние подопечного.
— С кем имею честь? — поинтересовался тот как на великосветском приеме, голос был негромкий, чувствовалось, что говорить человеку непросто, но сколько достоинства!
— Целитель Джасперс, — поспешно представился доктор, — как вы себя чувствуете?
— Не слишком хорошо, — признался лорд.
— Я пропишу вам курс укрепляющих зелий и думаю, что к концу недели вы сможете встать. Может быть, вам еще что-нибудь нужно? — спросил целитель.
— Кровоостанавливающее, заживляющее и обезболивающее, — приказал Малфой, — и побыстрее.
— Да-да, — у целителя расширились глаза, когда он сообразил, что за странные пятна он видел мельком на простыне, и нужные флаконы появились на тумбочке практически мгновенно. — Позвольте, я помогу, — заикнулся было он.
— Не позволю, — отрезал лорд таким тоном, что Джасперс оробел, — можете быть свободны.
Целитель вышел из палаты, качая головой: хлопнуть дверью не позволял статус начальника отделения, а пытаться что-то доказать больному было бы унизительно. Тем более, что раздумавший умирать Малфой резко разонравился медику, в качестве полутрупа он был гораздо более приятным пациентом. Пусть с ним мучается тот, кто вывел из комы, решил Джасперс и с чувством выполненного долга отправился домой.