Последнего, кстати, нашли. В кустах между гаражами. Лежал и жалобно мяукал. Пушистый, со светлым пятном на грудке. Подружки подтвердили: тот самый. Мать, когда услышала, разразилась горьким плачем. Дело принимало скверный оборот.
И все же подобного исхода дела не ожидали. Что угодно, только не это
Тебе, Маргарита Павловна, на это лучше не смотреть, мрачно сказал Мишка Хорунжев.
Может, сразу уволиться? огрызнулась я. Ладно, всякое видали.
Не думаю, поморщился Шишковский. Такого, Маргарита Павловна, даже мы не видели.
Я ступила в лес, как на минное поле, шла по нему, и дышать становилось все труднее. Тело лежало в густых лопухах, криминалисты накрыли его тканью, видимо, закончили работу. Римма сидела на корточках и заполняла бланк шариковой ручкой. Покосилась на меня, ничего не сказала. Отличительной чертой этой девушки были задорные веснушки, облепившие всю физиономию, а особенно курносый нос. Назвать ее симпатичной ничто не мешало, даже веснушки. Бледность прошла, и в графе «опыт» можно было поставить еще одну галочку.
Головаш разглядывал меня с меланхолией.
Язык не повернется сказать «доброе утро», Маргарита Павловна. Скажем просто здравствуйте.
И вам того же, ребята в горле подозрительно запершило. Это точно Дина Егорова?
Да, кивнул Владимир Александрович. Тело обнажено, одежды нет. Личных вещей вроде школьного ранца тоже нет.
Ранца не было, подсказала я. Пропала на перемене, была в шапке и курточке. Вещи оставались в классе.
Принято, кивнул Головаш. Ее раздели, задушили, изнасиловали
Вы уверены, что именно в этой последовательности? спросила Римма.
Не уверен, допустил эксперт. Могли придушить, чтобы не кричала и не сопротивлялась. Но потом все равно задушили. Половой контакт с трупом тоже допускаю, но это, извините некрофилия какая-то, эксперт с усилием сглотнул. Убили здесь. Есть кровь, но немного, сами понимаете, от чего. Привезли на машине, затащили в лес, здесь и надругались. Время от двух до четырех часов ночи примерно так. С дороги не видно, да и кто тут поедет от двух до четырех часов ночи
Рядом с телом лежало вот это, Римма встала с корточек и сунула мне в руку предмет в целлофановом кульке. Я недоуменно повертела. Деревянная фигурка, способная поместиться в кулачке, гипертрофированный уродец, отдаленно смахивающий на птицу. Возможно, птица и была ни на что другое уродец не походил. Взъерошенный экземпляр, резьба выполнена намеренно грубо, острый клюв, непропорциональные глаза, страшноватые коготки, сведенные вместе и приклеенные к овальной подставке. Данное изделие явно не плод фантазии советских мультипликаторов.
Что это? не поняла я.
Сами скажите, пожал плечами Головаш. Это не наша компетенция. Фигурку потерпевшая сжимала в руке явно вложил убийца. Сами выясняйте, что он хочет этим сказать. И еще одно Головаш помялся. Этому нет объяснения В общем, труп скальпирован.
Вы уверены, Владимир Александрович? картинка перед глазами вдруг стала туманиться. Что за бред, ведь это ребенок
Про это я и говорю, вздохнул Головаш. Но факт остается фактом, с головы покойной снят скальп. Простите за натурализм, делаются круговые надрезы ниже ушей, вокруг волосяного покрова и голову просто вытряхивают, сжимая края кожи В нашем случае скальп был снят вместе с ушами
Римма отвернулась, взялась за горло. Но обошлось. Верной дорогой шла девушка, скоро станет невозмутимой, как сфинкс. А вот мне становилось дурно. Онемели конечности, я их почти не чувствовала. Тянущее чувство возникло в лопатках словно кто-то смотрел с противоположной стороны дороги. Недобро смотрел. Но я отвлеклась от этой мысли, мной вдруг овладевало желание взглянуть на труп Куда меня понесло? Сделала знак Головашу: уберите простыню. Он поколебался, но убрал. Я смотрела на нагое тельце, и в душе, и в памяти что-то происходило. Словно тумблер перевели, и потекли воспоминания. Образы, видения, какая-то вакханалия Я знала: что-то было той ночью, семнадцать лет назад, но заслонку в памяти не отодвигали. Может, и к лучшему. И вдруг отодвинули и такое увиделось Я смотрела на детское тело и начинала задыхаться. Кислорода не хватало. В потускневших глазах ребенка отпечатался пещерный ужас. Лицо исказилось перед смертью ей было очень больно. Я однажды видела такие глаза не эти, но такие же
Закурить дашь? спросила Римма. Она стояла рядом, держала за уголок целлофан с причудливой уликой. Я хотела сказать, что не курю, но только промычала. Казалось, кислород в природе закончился. Римма всмотрелась и тоже перепугалась.
Алло, мать, ты чего? Эй, мужики, давайте сюда, девушке плохо!
Спохватился Головаш, подставил плечо я шаталась, как пьяная. Голову распирало. Самое время начинать борьбу за выживание. Меня куда-то повели. Озадаченно чесали затылки оперативники чего это с ней? Через минуту я отдышалась, но состояние оставалось плачевным.
Ты здесь, коллега? всматриваясь в мое лицо, спросил Мишка Хорунжев. Лунное затмение, Вахромеева?
Ага, короткое замыкание, усмехнулся Шишковский. Ау, ты с нами, подруга? Пошли-ка к машине
Я была никакая хоть по асфальту размазывай. Когда меня грузили в мою машину (почему-то назад), казалось, из воздуха материализовался подполковник Хатынский Виктор Анатольевич. Он угрюмо наблюдал за происходящим. Не вынесла душа, лично прибыл на место происшествия. Поколебался, решил проявить участие.
Сочувствую, Вахромеева, я явно переоценил твои возможности. Ладно, другие поработают. Поезжай домой и хорошенько отдохни, таблетки попей. В понедельник приходи, будем рады. Справишься? Глеб, отвезешь домой нашу фарфоровую вазу?
Виктор Анатольевич, нам надо поговорить простонала я.
Поговорим, Вахромеева, обязательно поговорим. Вот в понедельник и начнем. Глеб, увози ее отсюда, пока я не начал ругаться
Шишковский вел мою машину, как настоящий профессионал практически не тормозя. Ямы и обрывы объезжал в последний момент. Признался по дороге, что готов везти меня хоть на край света, лишь бы не находиться на месте преступления. И прекрасно меня понимает.
Эй, ты живая там? спрашивал он, оборачиваясь через каждые сто метров. Изрядно тебе поплохело, подруга, белая вся. Беременная, что ли?
Было плохо, но я посмеялась. Приеду обязательно расскажу мужу, вместе посмеемся. Тема пополнения семейства у нас с Виктором поначалу вызывала интерес, но со временем теряла остроту и с каждым годом становилась все менее привлекательной. Меня эта тема вгоняла в грусть, Малеева пугала. Зачем он женился на мне шесть лет назад, оставалось загадкой.
Окружающее меня пространство затягивал плотный туман. За окном мелькали кварталы нашего провинциального, но промышленно развитого городка. Дымили заводы и фабрики, гигантские плакаты на стенах зданий призывали крепить единство пролетариев всех стран. К булочной на улице Орджоникидзе вытянулась очередь. Хлеб пока не привезли, но ожидалось. У пивного ларька за сквером Энергетиков тоже давились люди даже больше, чем за хлебом. Пролетарии имели право на отдых. Зато у магазина радиодеталей никаких очередей не было заходи и покупай, что хочешь. Мой дом находился в жилом квартале за школой номер два. В металлических гаражах, примыкающих к образовательному учреждению, школьники в темно-синей форме курили сплоченной командой. Преподаватели об этом не знали, но вся улица видела. Советские школьники учились по субботам. Наверное, и поэтому мечтали поскорее вырасти чтобы иметь двухдневные выходные.
Проводить тебя до постели? обернулся и подмигнул Шишковский. Мне не трудно, Вахромеева, добрые дела это именно то, для чего существует милиция.