Мне жаль. Не задумываясь, я потянулась к его руке, которая лежала на спинке дивана, и нежно коснулась в знак поддержки. Знаешь, часто говорят, что нужно надеяться на лучшее, и я с этим согласна. Но, как по мне, нужно ожидать лучшего, но готовиться к худшему, я спрятала ладони в рукава пижамы. Звучит, конечно, совсем не оптимистично..
Зато реалистично, продолжил за меня Тимофей. Наверное, так и надо быть готовым ко всему, но настраивать себя на что-то лучшее, он, наконец, улыбнулся, а я улыбнулась в ответ.
По моему телу пробежали теплые мурашки, ведь рядом был человек, с которым я чувствовала себя в уюте и безопасности. Мне кажется, он понимал меня даже без слов, даже без тех мыслей, которые он так часто слышал. И это приносило спокойствие.
Ну, еще бы! Он же твоя фантазия. Боже, это так глупо.
Хочешь узнать, что в той комнате? Тимофей указал на дверь позади нас. И я кивнула.
Мы вошли внутрь. Оказалось, это была мастерская. Глаза разбегались от количества огромных холстов с яркими картинами, которые стояли почти по всему периметру комнаты. Около большого окна, слева, располагался белый деревянный стол, за которым могли уместиться двое человек. Он весь был завален бумагой с эскизами. А в центре комнаты стоял мольберт.
Можно взглянуть? спросила я, указывая на холст, что стоял на мольберте, но был отвернут от входа.
Можно, ответил Тим. Его глаза засверкали, как только он оказался здесь. Видимо, эта комната его убежище и отдушина.
Я обошла работу и увидела невероятной красоты эскиз. Да, это была незаконченная картина, но уже на стадии подготовки выглядело масштабно. И дело было не в размере холста, а в мельчайших деталях, изображенных на нем. Я смотрела на провинциальный городок, точнее на одну из улиц. Невысокие таунхаусы стояли по обе стороны, а на улице в это время люди проживали свои лучшие дни. Кто-то из детей катался с друзьями на велосипеде, пока другие пинали друг другу мяч. Пожилая пара не спеша шла по улице милый старичок рассказывал историю, а бабушка смеялась. Из окна на втором этаже выглядывала молодая девушка, пытаясь высмотреть что-то или кого-то вдалеке. Когда я переместила взгляд выше по картине, то поняла, кого она ждет молодой человек шел с букетом цветов, поглядывая на наручные часы.
Что скажешь? Тим смотрел на свою работу, положив руку на затылок и теребя волосы. Он что, переживает? Его смущение вызвало у меня улыбку.
Это чудесно, Тим! Ты просто взял и оживил лист бумаги. Тут столько жизни, столько любви, столько смеха, я вновь посмотрела ему в глаза. Мне нравится. Правда.
Он слегка выдохнул, будто боялся, что я скажу нечто плохое или скучное.
Ты переживал, спокойно сказала я. Мы все еще стояли около мольберта. Между нами было не больше полуметра. Эта мысль неожиданно пронеслась в моей голове, как будто анализируя а что будет, если подойти ближе?
Я? Переживал? Тимофей направился к столу и встал напротив него. Он начал медленно перебирать разрисованные листы бумаги, но не с целью что-то найти, а просто так. По привычке.
Я никогда особо ни с кем не делился тем, чем я занимаюсь, начал он. Точнее не так. Я никогда никому не показывал, как я пишу картины. Сам процесс.
Почему? Я хотела подойти ближе, сократить расстояние между нами, но не решилась.
Картина еще не завершена, в ней много изъянов, каких-то недоработок. Человек может составить плохое впечатление, не дождавшись конечного результата, Тимофей повернулся ко мне и присел на край стола. Да и сейчас много диванных критиков, которые так и норовят сказать тебе что-то едкое, прикрываясь тем, что это конструктивная критика, на которую не обижаются. А сами разрушают тем самым остатки уверенности.
Тимофею было некомфортно говорить эти вещи. Видно было, что он впервые озвучивает свои мысли по этому поводу вслух.
А для кого ты рисуешь? спросила я, все еще пересиливая себя, чтобы не подойти слишком близко.
Хороший вопрос. Честно говоря, даже не знаю. Всем не угодишь, да и ценителей сейчас не так и много..
Я не дала ему закончить и все-таки подошла к нему, встав напротив. Мне пришлось задрать голову, потому что Тимофей был выше меня на голову.
К черту этих ценителей. Твои картины это отражение тебя. Это проекция твоего мира, которую ты создаешь в первую очередь потому, что просто не можешь не создать. Понимаешь? Ван Гог тоже, знаешь ли, не сразу получил признание.
Ты что, решила провести урок истории искусств? ухмыльнулся Тим. Я легонько ударила его по плечу.
Иногда критикуют то, что людям непонятно. Хотя автор, возможно, просто опередил их мышление, закончив свою мысль, я все еще продолжала смотреть в его карие глаза. Сердце вновь ускоряется.
Его присутствие рядом становилось зависимостью. Ведь здесь рядом с Тимофеем казалось все простым и немного волшебным. Рядом с ним я замечаю прекрасные мелочи, особенно, которые скрыты в нем самом. Постоянно растрепанные темные волосы, внимательный взгляд, нежные губы, россыпь родинок на шее, которая уходит тропинкой под футболку. Я готова была рассматривать и изучать самого Тима как его картину.
Варя, прошептал он. Его рука, как по обыкновению, коснулась моей щеки. А я прильнула к ней, пытаясь запомнить каждый его жест и эмоцию. Я прикрыла глаза и ощутила, как Тим двинулся навстречу мне, касаясь второй рукой моей талии.
6.
Тимофей
Я просыпаюсь от телефонного звонка. Кто, черт побери, посмел нарушить мой сон? Такой прекрасный сон.
Да? не скрывая злости, бросаю я в трубку.
Тимофей, ты где? Мы уже заждались тебя, скоро начнется вступительная речь и презентация работ, нервно и напряженно произнес женский голос.
До меня не сразу дошло, кто мне звонит, поэтому я еще раз взглянул на экран Ангелина менеджер.
Алло! Ты тут? продолжала Ангелина.
Я тут, а вы там, зевая, сказал я.
Ты издеваешься? Тебя тут награждать будут, а ты еще из кровати не вылез. Почему меня заботит твоя карьера больше, чем тебя?
Мне-то откуда знать, кинул я.
Мне не нравилась излишняя суета в Ангелине. Мы с ней работаем вместе уже около года, а кажется, что больше десяти лет. Она постоянно говорит, причем очень много и громко. Пытается уместить в неделю такое количество встреч, какое обычно бывает у президента в месяц. Но надо отдать должное благодаря ее напористости и умению разболтать даже мертвеца я стал продвигать картины.
Я даю тебе полчаса, чтобы добраться до галереи. Мне уже осточертело общество этой напыщенной обезьяны по имени Филипп! Что он вообще тут забыл? последнее предложение она прошипела и бросила трубку. Ангелина явно была не в настроении. Ладно, не впервой.
Я сел на кровать, потер лицо, пытаясь проснуться. Хотя больше всего на свете я сейчас хотел вернуться в сон. Хотел узнать какие на вкус ее губы, ощутить ее аромат терпкий запах кофе и ванили. Хотел прижать ее к себе и не отпускать.
Когда я принимал душ, мне даже стало смешно от того, насколько это нелепо. У меня в голове застрял образ девушки, которую я ни разу не видел в жизни и, вообще, не был уверен, что такая существует. Я же не в каком-то романе, чтобы во сне ко мне приходила муза, которую я потом бы встретил в жизни. Бред.
В центре снова были пробки, а те полчаса, которые мне дала Ангелина, уже истекали. Я включил радио, по которому играла какая-то песня, а затем открыл окно и закурил сигарету. Мне самому не особо нравилось, когда в салоне пахло сигаретным дымом, но привычки иногда сильнее наших принципов и убеждений. Наконец, началось хоть какое-то движение на проезжей части. В этот момент зазвонил телефон, я включил громкую связь:
Уже начинается презентация работ, а мой мозг почти съеден, уже устало и почти умоляюще сказала Ангелина.