Он сам позвал Дрейка в бар, надеясь получить совет, помощь, поддержку. Он знал, что Дрейк хорошо относился к Грете, надеялся, что Грета прислушается к нему.
А пришедший Дрейк, светясь самодовольством, поведал подробности измены Греты.
Макс мечтал проснуться и обнаружить, что всё это невероятно дурной сон, что всё это ложь, неправда, и ничего не происходило. Он не нападал на Грету, а Грета не изменяла ему с Дрейком. Но пространство оставалось неизменным, не торопясь стремительно меняться и обрастать знакомыми ощущениями одеяла и подушки.
Он сидел напротив Дрейка, окаменевший, с разлетевшимся на осколки сердцем. Дальше он не помнил. Кажется, встал и вышел из бара, даже не врезав Дрейку, кажется, шёл по каким-то улицам, переулкам, не обращая внимания на то, что находится у него под ногами.
Боль оглушала, в ушах шумело, в голове царила звенящая пустота, единственным изредка вспыхивающим образом оставалось лицо Греты. То испуганное, то укоряющее, то злое, но никогда виноватое. Да и мог ли Макс её в чём-то винить? Его любовь к ней перевешивала всё остальное. Он уже простил или хотя бы убедил себя в этом, найдя любящим сердцем тысячу оправданий.
Очнулся он у дома, замёрзший, до обидного трезвый, с промокшими насквозь ногами и разбитыми в кровь костяшками пальцев. Когда успел? Где? Вспомнить он не мог.
К счастью, на часах не было и шести, все ещё спали, и он спокойно смог вымыться, согреться под упруго бьющими струями обжигающе горячей воды и лечь спать, не потревожив даже брата, живущего с ним в одной комнате.
Заснул он на удивление быстро, но спал беспокойно, ему снился сюрреалистичный кошмар, состоящий из бесконечных попыток вернуть Грету и её постоянных отказов.
«Ненавижу тебя! Ненавижу! Убирайся!» кричала Грета, волосы её шевелились как змеи вокруг головы, шипели и бросались на него. Но картинка сменялась мгновенно, быстрее, чем он пытался сделать шаг навстречу и усмирить свою ведьму. И вот та уже падала, заслонялась от него руками, такая хрупкая, бледная, уязвимая
«Уходи! Мне страшно! Не прикасайся ко мне! Нет! Нет!!!»
Страх, паника, ужас звенели в её голосе. И Максу становилось бесконечно больно от всего этого, больнее, чем когда-либо было, он проваливался в бездонную пропасть, и чувство вины тянуло вниз надёжнее любых кандалов.
Проснулся он к полудню, весь мокрый от пота, измождённый, словно не спал, а камни ворочал, но с одной-единственной мыслью. Он вернёт Грету так или иначе. Сколько бы ни пришлось ждать. Чем бы ни пришлось пожертвовать.
Глава четвёртая, в которой Юста и Макс снова сталкиваются, а Матвей узнаёт, где находится артефакт
Угощайся, прекрасный незнакомец протянул Юсте тонко нарезанные фрукты, лежащие на тарелочке из тончайшего фарфора. Фрукты были мало знакомы, Юста смогла выделить манго, личи и карамболу, благо звёздочки последней ни с чем не спутаешь, но все остальные фрукты остались ей неизвестными.
На сей раз, она оказалась во дворце. Колонны, залы, всё в золоте и драгоценностях, стены, украшенные тканями, огромные портреты неизвестных людей на стенах, ковры на полу. Глаз не отвести. Высоченные потолки, огромные окна, шторы невероятной красоты на каждой красовался свой полупрозрачный рисунок.
Ты могла бы стать принцессой. Жить здесь. Повелевать своим собственным народом. Разве это не достойная цель? голос незнакомца казался Юсте сладким, как патока.
Мне быстро станет скучно, ответила Юста, пробуя различные фрукты. Вкусы были разнообразны и невероятны от кисло-сладкого до горьковато-приторного.
А где тебе не будет скучно? быстро спросил незнакомец, видимо уставший от её однообразных ответов.
Дома, честно ответила девушка, и в тот же миг зазвенел будильник.
Странные сны снились от случая к случаю, подозрительный тип уговаривал Юсту остаться, показывая ей самые невероятные места, иной раз девушка просто поражалась собственной фантазии, но никогда не соглашалась. Отчасти из упрямства, отчасти желая увидеть ещё что-то.
Во всём остальном эти сны ничем не отличались от обычных она помнила их, просыпаясь, но уже через несколько минут начинала забывать, если не старалась запомнить. Что-то запоминалось легко и оставалось в памяти, что-то исчезало бесследно, и сколько она ни пыталась вспомнить, в памяти словно черные дыры образовывались.
На работе всё оставалось по-прежнему с детьми хорошо, с коллегами напряжно, заполнять тонны бумажек муторно. Когда Юста заканчивала педагогический, она и представить себе не могла, какое дикое количество всевозможных бумаг необходимо заполнять ежемесячно.
Лан и Фрейя регулярно заезжали в гости или встречались на нейтральной территории, Влад и Мира чуть реже, но тоже не оставляли Юсту в одиночестве. Впрочем, со временем она сама стала несколько избегать излишней опеки, чувствуя, что справилась с собственными эмоциями и вполне способна жить дальше.
Единственное, что стало омрачать её одиночество, так это постоянно досаждающие ей неприятные типы, то звонящие в домофон, то ломящиеся в квартиру. Пару раз пришлось даже звонить в полицию, но всякий раз ситуация оказывалась достаточно безобидной один алкоголик, перепутавший дом, другой наркоман, забредший в дом случайно и принявшийся ломиться во все двери подряд и так далее. Волноваться вроде как особо было не о чем, и Юста старалась забывать о подобных инцидентах быстрее, чем они заканчивались.
К концу декабря девушка оклемалась окончательно и твёрдо собиралась начать новую жизнь. Какую именно она ещё не представляла, но не сомневалась, что подходящие условия вскоре появятся на горизонте. Юста всегда руководствовалась убеждением, что всё в жизни неслучайно и некие высшие силы не то чтоб она в них верила, но оставляла вероятность существования не оставят её без присмотра.
Новый Год встречали в квартире у Влада привычной компанией.
Влад, Фрейя и Юста занимались готовкой, Мира накрывала на стол, Лан и Вереск, их московский друг, приезжающий на праздники и каникулы, выполняли роль связных и время от времени бегали в ближайший круглосуточный маркет, докупая забытое.
В кастрюльках клокотало мясо, источая умопомрачительный аромат, в духовке доходил пирог с малиной, Фрейя ловко нарезала закуски, Юста художественно раскладывала их по тарелкам, украшала салаты веточками укропа, а коричные булочки ягодами ежевики.
Юста беспрерывно хохотала, то сама рассказывая что-то из жизни своих детсадовских питомцев, то слушая Влада, запас смешных историй у которого, казалось, не иссякал никогда. Фрейя посмеивалась, но сама помалкивала то ли ей нечего было рассказать, то ли не хотелось.
Дайте зажигалку! Юста раздобыла клочок бумаги и ручку. Она планировала загадать желание а для этого нужно было успеть написать желание на листочке, сжечь его, а пепел выпить с шампанским до того, как часы пробьют полночь.
Только не начинай снова курить, пошутил Лан, бросая ей через стол свою.
Не в этой жизни, отмахнулась Юста, привычная к его беспокойству по этому поводу. В их компании курили все, кроме неё и Фрейи, но летом, сразу после побега Романа, Юста пыталась начать курить данное помутнение она списывала на стереотип о том, что никотин успокаивает. Хватило её где-то на треть сигареты, после чего она заявила друзьям, что начала и бросила.
Влад разливал шампанское по бокалам, Мира зажигала свечи, расставляемые Вереском. Хрусталь на столе таинственно замерцал, создавая загадочную, но явно доброжелательную атмосферу.
Наконец Фрейя погасила свет, и у Юсты по рукам побежали мурашки от восторга. Такой правильный Новый Год у неё получался впервые в жизни, хотя согласились бы, пожалуй, с ней немногие, исходя из того, что снег до сих пор не выпал, и под окнами зеленела трава.