Открыв электронную почту, Максим создал письмо на адрес Матвейчука. Ничего строчить не стал, просто прикрепил файл свою книгу. Хотел перед отправкой перечитать ещё раз, да понял, что не судьба. Дальше дело за Матвейчуком, он сообразит, как быть. Очень хотелось верить, что написанное не пропадёт втуне. Максим и не верил на Матвейчука можно положиться. Обидно и горько сознавать, что в газах грядущих поколений ты будешь причиной одной из самых крупных катастроф не исключено, что самой крупной катастрофы в истории человечества, но люди должны знать правду. Максим отправил письмо.
И пошёл к ближайшей станции метро. Спустившись под землю, вышел на платформу. И прыгнул под первый же электропоезд.
II
Не может такого быть, Матвейчук тряхнул головой и добавил: Даже в нашей стране. Будучи главным редактором оппозиционного интернет-издания, он готов был поверить в самую дикую историю о беспределе, но его вера имела границы, очерченные логикой. Тебя, Макс, дурят.
Максим насмешливо цокнул языком, в светло-голубых глазах, необычно сочетающихся со смуглой кожей и чёрными волосами, мелькнул задорно-гордый огонёк.
Меня, Дмитрий Сергеевич, обдурить нелегко.
И то правда, подумал Матвейчук. Максим Комаров был одним из лучших его журналистов, да что там самым лучшим. Человек как будто родился специально, чтобы вцепляться мёртвой хваткой в события и истории, выгрызать факты и разрывать в клочья недомолвки, скользкие формулировки и откровенное враньё. И он не только журналист, он настоящий писатель, просто творит в малом жанре. Пишет так, что зачитаешься. И никакого обмана, никогда. Но сегодня он пришёл и рассказал то, что даже из его уст звучало неправдоподобно. Хорошо, что кроме них в кабинете никого не было.
Матвейчук ущипнул себя за переносицу.
Откуда у тебя информация?
От человека, который в курсе событий. Макс не собирался называть ни имя, ни должность, потому что обещал перепуганному информатору никому его не выдавать. (Слово «информатор» Максу не очень нравилось, оно отдавало чем-то вычурно-неестественным, но определение «стукач» тоже так себе.)
Вздохнув, Матвейчук спросил:
Человек-то хоть надёжный?
Ручаться не могу, раньше с ним дела не имел. Но что сумел проверил, некоторые вещи оказались правдой, это косвенно подтверждает его рассказ.
В такой сумасшедшей истории от косвенных подтверждений пользы мало. Вынырни из своего рассказа, посмотри на него со стороны. Ты мне тут говоришь, что не в таком уж маленьком городе и не в захолустье, а практически между двумя столицами орудует маньяк. Да такой маньяк, что Чикатило нервно курит в сторонке. Но об этом никто не знает, СМИ ни сном ни духом, а маньяка дружно покрывает вся местная полиция. Сам рассуди: ну не бред ли?
Бред, согласился Макс. Понимаю, что бред, но он может быть правдой.
Да с чего ты взял?
Я уже говорил: некоторые мелкие факты подтвердились. Знаю, что в общем и целом это ничего не доказывает, но заставляет задуматься, разве нет?
В закоренелого циника Макс превратился лет через шесть после начала журналистской карьеры, то есть к двадцати семи годам. Сейчас ему было тридцать. Но никакой цинизм не притуплял врождённое чувство справедливости. Информатор мог что-то напутать, в чём-то не разобраться, что-то дофантазировать, мог, в конце концов, тупо наврать. Однако если его рассказ правда лишь на одну десятую, это всё равно кошмар, выходящий за пределы здравого смысла. Кошмар, от которого волосы встают дыбом. Кошмар, с которым нельзя мириться.
Матвейчук опять вздохнул.
Давай ещё раз, Максим. О скольких убийствах твой человек тебе рассказал?
О четырнадцати. Но их, скорее всего, гораздо больше.
Почему вы оба уверены, что это дело одних и тех же рук? Способы, насколько я понял, разные.
Зато жестокость одинаковая запредельная. В феврале мужчину голым привязали к дереву в лесу замёрз насмерть. В марте в городском парке девушку сожгли живьём. В апреле парня-студента стёрли об асфальт.
Как это стёрли об асфальт?
Непонятно. По идее, должны были волочь за машиной, но есть технические несостыковки.
И никто не слышал? И никто потом не узнал? Похоже на фантазии душевнобольного. Твой информатор на, как говорили раньше, психиатрическом учёте не состоит?
Нет, по этой части я его сразу пробил.
Матвейчук вздохнул тяжелее, чем в предыдущие два раза.
Замороженный, стёртый, сожжённая это апофеоз, или меня удивит что-то ещё?
Макс посерел.
Ребёнок. Мальчик. Одиннадцать лет. Выпотрошен. Буквально.
Кабинет заволокла тяжёлая тишина. Матвейчук нарушил её не сразу.
Не верю, что полиция ничего не делает.
Делает. Приезжает на место, оцепляет, никого не подпускает мол, несчастный случай, идите своей дорогой.
А свидетели? А родственники жертв?
Ни одного заявления подано не было. Даже родители мальчика согласились признать, что сын попал под грузовик. По поводу свидетелей: насколько я понял, их не бывает. Полицию вызывает не кто-то со стороны. Возможно, сам убийца или убийцы.
Тишина снова сомкнулась. Каждый из них думал: неужели такое впрямь возможно? Если да, то в каком мире мы живём?
Ты вроде сказал, что у твоего информатора и подозреваемый имеется.
Имеется. Некто Воронов Владимир.
Важная шишка? Кем должен быть человек, чтобы замалчивались такие преступления?!
Учитель.
Кто-кто?
Учитель. Преподаёт химию и биологию в обычной общеобразовательной школе.
Кто родители? Сомнительно, что сын олигарха и/или криминального авторитета пошёл работать в простую школу простым учителем, но это хоть как-то объяснило бы мощное покровительство.
Тоже учителя, погибли в аварии. Его воспитывали бабушка и дедушка, и эти уже умерли. В собственности у него только комната в коммуналке. Он поступил на бюджет, на третьем курсе женился, после университета устроился в школу. Комнату сдаёт. Живёт в квартире жены.
Ничего примечательного.
И не говорите. Но мой информатор уверен, что Воронов, как минимум, связан со всеми убийствами, а как максимум и есть убийца.
Матвейчук давно понял, что информатор кто-то из полиции, но проговаривать это вслух не стал.
Почему Воронова все покрывают, твой информатор не знает?
Не знает. Макс понимал, что начальник понимает. Он новенький.
Как он вообще на Воронова вышел? Откуда-то же должны были подозрения взяться.
Сразу в нескольких делах улики, указывающие, что Воронов был на месте преступления, но все они благополучно терялись или забывались. Когда мой будущий собеседник не выдержал и поинтересовался, а какого, собственно, хрена, ему прямым текстом сказали: не лезь и не болтай, целее будешь. Макс немного помолчал. Парень честный, пошёл по призванию, а не звёздочки да хорошую пенсию зарабатывать. Тыкался с донесениями и жалобами в вышестоящие инстанции, везде одно и то же: отпусти и забудь. Вот он и написал мне.
Максу много кто писал, адрес его рабочей электронной почты секретом не был. Ему присылали самые разные истории простые, путаные, сложные, банальные, непонятные, с явными недоговорками и откровенно лживые. Историю о покрываемом маньяке Макс сначала классифицировал как откровенно лживую, но всё-таки дочитал. Перечитал. Задумался. Текст был связный, правильный, но не отдающий искусственностью. Складывалось ощущение, что писал человек, старательно подбирающий слова, но не пытающийся что-то приукрасить или надавить на эмоции.
Матвейчук проницательно прищурился.
Хочешь в командировку попроситься?
Хочу. Отпустите?
Прищур Матвейчука стал приценивающимся.
Надолго?
На две недели.
Много.
Меньше нельзя, там разбираться и разбираться.
Как и большинство начальников, Матвейчук не особенно любил отправлять сотрудников в командировки, по крайней мере, за счёт «фирмы». Понимал, что надо, и мирился с этим, как с неизбежной необходимостью, но если можно было обойтись без командировки либо сократить её продолжительность, Матвейчук боролся до последнего. Ему вовсе не улыбалась мысль отпустить журналиста, который пишет лучше и больше всех, на полмесяца. Вся история с мега-маньяком походила на фантазии сумасшедшего. Даже слишком настолько, что невольно рассуждаешь: уж если бы кто-то выдумывал про убийства, постарался бы изобрести что-нибудь правдоподобнее. С другой стороны, чего ожидать от сумасшедшего? Человеческие заскоки разнообразны и непредсказуемы. Но с третьей стороны, если история правда, а не выдумка, будет убойная статья, всем сенсациям сенсация. Коллеги по цеху от зависти удавятся. «Вдобавок, может, только мы и осмелимся такое опубликовать, другие замнут».