– Совершенно с вами согласна, Леонард Леонтьевич, – почтительно отозвалась я.
– Кстати, об имени. Вы, кажется, назвали меня «Леонардик», не так ли?
– Ну, обычная нежная фамильярность, которая, мне кажется, свойственна почти каждой женщине в отношении мужа. Вы, надеюсь, не в обиде? Творческий процесс как-никак...
– Конечно, нет. Для пользы дела я согласен быть не только Леонардиком, но также Нардиком, Ленчиком или даже Козлом-Самолетом, как меня еще в Щукинском приласкали. Дело в другом. Алина зовет меня совсем не так. Она называет меня Лео-Лео. От сокращенного имени-отчества: ЛЕОнард ЛЕОнтьевич.
– Запомнила. Значит, Лео-Лео... А что, красиво. Лео-Лео... – повторила я с интонациями Алины.
Эллер даже в лице переменился. Честно говоря, первым моим впечатлением было, что он испугался. Правда, мэтр быстро овладел собой, ведь он не только талантливый режиссер, но еще и актер не последний.
– Натурально, – наконец произнес мой новый клиент. – Вот сейчас вы произнесли мое имя точно голосом Алины. Впрочем, вам много говорить не придется. Я скажу вашему отцу... тьфу ты, Борису Оттобальдовичу, отцу Алины, что у вас частичная потеря памяти. Видите – я тоже вживаюсь в роль. Бжезинского уже вашим отцом назвал. Но это хорошо, хорошо.
– Подождите! А что там насчет потери памяти? – остановила режиссера я.
– Ах, да. Вы ведь как будто приехали с альпийского курорта. Алина сейчас там в действительности и находится. Так вот, думаю, Борис Оттобальдович нисколько не удивится, если я скажу, что вы сорвались на горнолыжном спуске и немного ушиблись головой, отчего произошло незначительное расстройство памяти. Кстати, вот вам и причина для косметического «ремонта»: повреждения при падении. Остальное довершит грим.
– Частичная потеря памяти... Очень уж затерто, сериалом мексиканским отдает. Хорошо еще, не амнезия сразу.
– Ну, амнезия была бы существенным перебором, говорю вам как режиссер. Знаете, Женя, воспринимайте все это, если хотите, как съемки фильма. Тем более что моя персона к такому располагает. Если мы скажем Борису Оттобальдовичу, что у его любимой единственной дочки амнезия, то он сильно разозлится, расстроится. А так – ничего, можно сказать, пустяки. Что касается «затертости», считайте, что мы снимаем посредственный фильм. На таком неблагодарном материале нам шедевр и не нужен. Да и Борис Оттобальдович...
– Такое впечатление, – перебив мэтра, заметила я, – что во всей этой истории вы больше всего опасаетесь именно Бориса Оттобальдовича Бжезинского, отца Алины и, следовательно, человека, который никогда бы не причинил ей вреда.
– Я беру его за эталон, – заявил Эллер, на сей раз нисколько не смутившись. – Если поверит он, то могут поверить и другие. То есть они, уж конечно, наверняка поверят.
– Не нравится мне все это... – проговорила я. – Впрочем, Леонард Леонтьевич, свое мнение я буду держать при себе. Да, кстати: разрешите вопрос?
– Пожалуйста.
– Мне кажется, что вы используете меня не столько как дублершу Алины и уж тем более не как собственного телохранителя. А как живца. По-моему, вы рассчитываете на то, что щука клюнет, а живец внезапно окажется более хищной рыбой, чем эта щука, и порвет ее в клочья. Так, Леонард Леонардович?
– Леонтьевич я. На мой взгляд, если наведенные мной справки соответствуют истине, то вы действительно вполне на такое способны, – сухо ответил он.
Я оставила эту реплику без ответа. Если он в самом деле так думает, то совсем недалек от истины. Но всех возможностей Хамелеона не знает даже сам Хамелеон...
* * *
Ночевала я у Эллера. Конечно, позвонила тетушке и предупредила, что ночую... гм... у подруги. Не стану же я в самом деле говорить ей, что осталась на ночь у ее любимого режиссера, который взял меня в «жены» – пока на время тарасовских кинопроб, а дальше – как бог пошлет.
И, разумеется, ни о каком «супружеском долге» никто и не заикался. Думаю, Леонард Леонтьевич и мог бы выкинуть что-то в таком духе, будь он лет на двадцать или двадцать пять помоложе. Но он был опытным и видавшим виды ловеласом. Такие, как утверждал известный французский писатель, сравнивают женщину с яблоком и говорят, что не надо срывать плод незрелым: когда придет время – он сам упадет в руки.
Правда, в нашем случае я была совсем другим фруктом.
Перед сном – наверное, чтобы обеспечить мне красочные сновидения, – господин Эллер показал две анонимные записки, которые подбросили его жене. Не буду приводить их содержание, просто отмечу, что ничего полезного для моей работы на Эллера они не содержали. У меня создалось даже впечатление, что их написали от нечего делать. Впечатление, впрочем, очень субъективное...
Не знаю, почему, но я почти всю ночь так толком и не заснула. Какое-то лихорадочное возбуждение сжирало меня, не давая полностью расслабиться и вверить себя живительному сну. Если оторваться от контекста договора, то сама по себе работа в качестве дублерши жены киномэтра – дело очень соблазнительное. Какая-нибудь глупая жаба, без сомнения, попыталась бы воспользоваться положением, влезла бы к Эллеру в койку, а потом и в доверие. Алгоритм последующих возможных событий всем известен, и нет надобности приводить его в подробностях.
По идее, Женечка, следовало бы и тебе ковать железо, не отходя от кассы. Вот уж тетушка была бы в восторге. Или нет? Ах, он старше меня на... На сколько? Так ведь он, судя по всему, очень даже в порядке, если женился на двадцатисемилетней женщине, которая на четверть века его моложе. Творческие люди – они такие.
Вот взять хотя бы Гёте. Сей благородный старец, написавший «Фауста» и «Горные вершины», в восемьдесят два года женился на восемнадцатилетней. Злословили, что он специально подбирал себе в пару девушку такого возраста, чтобы им вдвоем в сумме было сто лет.
А Виктор Гюго, автор «Нотр-Дам де Пари»? Этот французский гражданин и вовсе хорохорился и беспутствовал до восьмидесяти четырех, что совершенно не мешало ему создавать гениальные произведения. Даже, как говорится, еще и помогало.
Вообще, быть музой у служителя искусства – занятие лестное, хотя и неблагодарное. Например, Елена Дьяконова, более известная как Гала. Ведь ее передавали, как переходящее Красное знамя, от Элюара к Дали и обратно! А глупенькая Алина на музу как-то не тянет... С другой стороны, может, глупенькая она только внешне? Вообще, женщине совсем не обязательно потрясать интеллектом, легко «брать» вопросы в «Что? Где? Когда?» и разгадывать кроссворды за пять минут, чтобы быть умной. И Алина по-своему в чем-то очень умна, если смогла выйти замуж за такого человека, как Эллер. Лео-Лео и ему подобные не женятся на куклах, которые только на то и способны, чтобы проделывать ряд несложных телодвижений, сопряженных с необходимостью секса и совместных с мужем выходов в свет. Не-ет! Такие, как Леонард Леонтьевич, любят стерв. Даже не стерв, а – стеррррв!
И Алина Эллер – едва ли исключение.
Примерно такие мысли и мелькали у меня в голове во время того полусонного-полубодрствующего состояния, в котором я пребывала почти всю ночь. Лишь под утро я заснула под аккомпанемент мысли, что, верно, этот Эллер уже начал путать кино и действительность. Чего стоила только его неожиданная фраза «Будьте моей женой»!
А ведь действительно – как в кино. Был же фильм с Андреем Мироновым и Еленой Прокловой в главных ролях. Только название его – «Будьте моим мужем».
Вспомнив это, я как-то сразу успокоилась и заснула.