– Совершенно верно. Он принял вас за нее. Неяркое клубное освещение несколько скрадывает те отличия, которые существуют в вашей внешности и в облике Алины, но все же... – Леонард Эллер подался вперед и, понизив голос, хотя нас и так никто не мог слышать, четко, хоть и тихо, проговорил: – Дело в том, Женя, что вы поразительно похожи на мою жену. Те же черты лица, тот же оттенок кожи и цвет глаз, тот же рост и, насколько я могу судить, гм... то же телосложение, тот же тип фигуры. Вот к тому я и сказал: будьте моей женой. На время, конечно, пока не минует кризис и ситуация не разрешится.
– То есть вы предлагаете мне заменить вашу Алину, не так ли, Леонард Леонтьевич? – спросила я в упор.
– Ну, можно сформулировать и так.
– И вы полагаете, что меня будут принимать за нее? Полагаете, что это технически осуществимо? Одно дело, когда меня – при клубном освещении! – принял за Алину ваш охранник. Совсем другое дело, сможет ли меня принять за нее, скажем, отец Алины.
– Во-первых, мой охранник – человек с профессиональной наблюдательностью. Он так просто ничего не путает. Да вы просто не видели Алину! Если мы придем к согласию, то я передам вам видеокассету, где снята Алина, и вы убедитесь, какое у вас с ней сходство! Даже голоса у вас одинаковые. Откровенно говоря, я не думал, что возможно подобное сходство безо всякого грима. Но тут оказалось – возможно. А как человек, имеющий отношение к кинематографу, могу сказать: у вас очень «благодарное» лицо для внесения дополнительных нюансов. Подвижное, пластичное, с сильной мимикой.
– И вы думаете, что я смогу сыграть Алину?
– Я не думаю. Я уверен. Уверен как человек, который кое-что смыслит в режиссуре, актерской работе и гриме, – горделиво заявил Эллер, выпячивая грудь. – Кроме того, я полагаю, что вы не лишены актерских данных. Насколько я понял из вчерашнего и сегодняшнего общения с вами, вы очень артистичная особа. И если с вами еще позаниматься...
– Это излишне, Леонард Леонтьевич, – перебила я собеседника, – и неразумно. Какой смысл брать на работу человека, который не умеет в совершенстве делать то, ради чего его нанимали? Ни к чему. Вот и меня не надо учить. Если вы полагаете, что у нас с Алиной общий тип лица и фигуры, то я могу сказать вам с уверенностью: с ролью я справлюсь. Но тут нужен дополнительный штрих, понимаете?
– То есть?
– Невозможно сыграть конкретного человека так, чтобы нельзя было распознать замену. Сыграть социальную категорию – ну, там, бомжа, проститутку, министра, профессора или богемного деятеля – неимоверно проще, чем какого-то определенного человека. Нужен штрих, зацепка, интересный ход, позволяющий избегать полного сходства, достигнуть которого в принципе невозможно.
Эллер задумался.
– Дело в том, что Алина хотела делать себе пластическую операцию, – произнес он. – Косметическую. Что-то связанное с формой носа и век. Можно сыграть на этом. Она постоянно недовольна своей внешностью. Алина ведь уже делала себе операцию – в юности, лет в семнадцать, кардинально сменив имидж. Ее тогда родной отец едва узнал. А когда узнал, такую взбучку устроил, сказал, что обклеит ее квартиру портретами Майкла Джексона без грима, чтобы дочка знала, что бывает от злоупотребления пластической хирургией. Я, кстати, его видел. Правда, он был в маске, но нос у него, всем известно, выглядит как квелый заветрившийся огурец, изрядно к тому же пообкусанный.
– Пластическая операция... гм. Да, хороший ход. Но если Алине якобы сделали пластическую операцию, то на это требуется время. Примерно недели две. Сколько она отсутствует в России?
– Да как раз две – две с половиной недели.
– Тогда все в порядке. Косметическая операция оговорена. Можно будет делать упор не на тотальное сходство, а на копирование манер, интонаций, мимики, жестикуляции. А это можно сыграть.
– Я тоже так полагаю, Женя, – неожиданно просияв, сказал Эллер. – Если честно, вы еще тогда, когда я вас в Москве увидал, мне в душу запали. Причем не только тем, что так похожи на Алину.
– Ой, не говорите, что вы и в Тарасов приехали ради меня, – лукаво сказала я. – Все равно не поверю. Ну что же, Леонард Леонтьевич. Кажется, с «удивительным сходством» решили. А...
– ...Каков будет гонорар за эту роль? – подхватил мой новый клиент. – Ну, с этим проблем не будет. Сколько запросите – в разумных, конечно, пределах, – столько и получите.
– Нет, о гонораре позже. Я хотела бы поподробнее узнать, чего вы от меня хотите. Плюс основные, магистральные условия контракта.
– Что вы хотите сказать?
– Мне уже случалось изображать супругу одного из местных бизнесменов, к несчастью, покойного. Он также нанял меня подменять свою благоверную, но при этом требовал, чтобы я исполняла и супружеские обязанности – для пущего вживления в роль, так сказать. Я отказалась, он контракт разорвал. А через два дня его убили.
– Вот как? – склонив голову, спросил Эллер.
– Да.
– Печальный случай. Надеюсь, у нас с вами все будет оптимистичнее. Что касается супружеских обязанностей, то исполнять их – по желанию. Лично я ни на чем не настаиваю. – Седой ловелас снова хитренько улыбнулся в усы, словно произнеся про себя пошлую поговорку: «Да куда ты денешься, когда разденешься». – Вы просто должны изображать мою жену на людях и, что самое сложное, в семье.
– В чьей семье?
– В моей, разумеется. Точнее – в семье Алины.
– Так что... – не поняла я, – Борис Оттобальдович не знает об опасности, которая угрожает его дочери?
– Не знает, и я ка-те-го-ри-чес-ки против того, чтобы он узнал. Я сам в состоянии решить эту проблему. К тому же чем больше людей будут знать о подмене, тем больше возможности утечки информации, – заявил Эллер.
– Вы так полагаете? Но Бжезинский ее отец. К тому же он человек весьма влиятельный, со связями и на периферии, и в Москве. Конечно, я не говорю, что у него больше связей, чем у вас, но тем не менее...
– Вот вы сами все и сказали, Женя! – перебил меня клиент. – Кстати, у него не больше, а даже, напротив, намного меньше связей, чем у меня. Если уж на то пошло, буду с вами откровенен. Борис Оттобальдович меня недолюбливает. Алина – человек внушаемый. Если Борис Оттобальдович узнает, что дочери грозит какая-то опасность, то он тотчас же спишет источник этой опасности на меня и потребует развода. За тот почти год, что я женат на Алине, я его досконально изучил. Тяжелейший человек, с совершенно невыносимым характером. Ходят слухи, что один из ухажеров его дочери – еще до замужества Алины, разумеется, – был отправлен на тот свет по прямому указанию Бориса Оттобальдовича. Если старику что-то не нравится, он встает на дыбы!
«Старику... – возмутилась мысленно я. – Ты-то сам, гусь лапчатый, хоть усы и распушил и грудь выпятил, все равно уже в пенсионную категорию клонишься. Со временем, братец Леонардушка, не поспоришь. И не таких Леонардов оно валило».
– Я поняла вас, Леонард Леонтьевич, – сказала я вслух. – Сформулирую вопрос иначе: а кто вообще будет знать о том, что я и Алина – разные люди?
Эллер на мгновение задумался, а потом ответил:
– Я и вы. Хотя нет, постойте. Мой личный охранник Сережа Вышедкевич. Я доверяю ему, как самому себе. Вот он еще будет знать.
– Это не тот ли представительный мужчина, что встретил меня в дверях ресторана и проводил сюда? Он мне показался знакомым. Да... ведь он, собственно, и в Москве тогда ко мне подходил. Однако внешность у него, по-моему, не самая запоминающаяся.
– Совершенно верно. Это он и есть. Ему можно доверять полностью. Он два раза спасал мне жизнь.
– Хорошо. Но, Леонард Леонтьевич, речь сейчас идет не о вашей жизни, а о жизни вашей супруги. Кто ей угрожал, где, при каких обстоятельствах? Ну и когда это было?
Кинематографический мэтр поморщился:
– А разве это имеет значение?
– Что-о-о? Имеет ли это значение? Представьте себе, что я должна пройти минное поле, а у вас есть схема местонахождения мин. Я прошу вас дать мне эту карту или схему, а вы говорите в ответ: «А разве это имеет значение?» Имеет, Леонард Леонтьевич, очень даже имеет, уж поверьте моему опыту! Если я буду изображать вашу супругу, я должна знать все то, что знала она, и даже сверх того. Я должна представлять себе хотя бы в самом размытом плане, откуда стоит ждать опасности.