Я столкнул нашу семью в эту яму. Мне нас и вытаскивать. Вы тут ни при чем, и мои ошибки не должны сказываться на вашем будущем. Напутствовал папа, и Декстер поступил.
Вспоминая те непростые времена, я понимаю, что, если бы не отчаянное желание моего брата помочь, родители опустили бы руки. Декстер хватался за любую подработку, мальчик из богатого дома, который в полночь мчался на велосипеде в другой конец города, дабы отработать ночную смену на стройке, а после отсидеть пять лекций в своей школе бизнеса.
Его руки загрубели, плечи стали шире, а взгляд голоднее. Но и этого было мало. Папиному фонду нужен был ресурс. И Декстер его нашел.
В одну из смен на стройке ему на голову упала деревянная балка. Оправившись от боли, мой брат продолжил работать, а потом переоделся в брюки с рубашкой, оседлал свой велосипед и покатил на учебу.
Сотрясение мозга дало о себе знать рвотой на экономической теории. Беспомощный визг однокурсниц и презрительные смешки ребят, решивших, что Декстер накануне просто перебрал, последнее, что мой брат помнил отчетливо. Чьи-то руки подхватили его подмышки, выволокли грузное тело из-за парты и спустили на первый этаж.
Очнулся Декстер в больнице и в изумлении воззрился на парня, который сидел в кресле напротив его койки.
Дерек Блэкшир? удивился мой брат. Он ожидал увидеть кого угодно, только не главного богача своего курса.
Я не нашел у тебя мобильного, чтобы позвонить родным, невозмутимо отозвался Дерек, продолжая листать брошенный кем-то журнал, врачу интересно, где ты умудрился так приложиться.
О дверцу своего Феррари.
Не ври, ты работаешь на стройке отеля моего отца. Я видел тебя, когда приезжал к нему в офис.
Тебя не удовлетворило качество моей работы? обиженно парировал Декстер. Он даже забыл поблагодарить своего спасителя.
Я не хотел тебя обидеть. Честно сказать Дерек отложил журнал и поднялся на ноги. Виновато почесывая затылок, он шагнул в сторону Декса. Моей семье просто повезло, что мы жили в Корее, когда кризис набирал обороты. Большую часть активов папе удалось сохранить. Воля случая, что не я, а ты оказался на стройке. Мой отец последние два года только и делает, что ставит мистера Тэмплинга себе и мне в пример. Говорит, раньше за правду так не бились на дуэлях, как твой отец теперь сражается за свою компанию. И, считай, для меня честь помочь тебе.
Через полгода эту же самую фразу скажет мистер Блэкшир, когда они с папой заключат сделку слияния своих корпораций.
И вот, девять лет спустя, я стою одна посреди узкой мощеной улочки и пытаюсь проглотить ком воспоминаний, который стоит поперек горла и мешает дышать. Поверх двухэтажных домов стелется утренний солнечный свет, от которого Эннисмор Гарденс наполняется теплом и уютом. Плющ и дикий виноград покрывают стены густым изумрудно-огненным ковром. Сюда не забредают туристы, думаю, их пугает тишина и отсутствие Белгравийской помпезности.
На крыльце против родительского дома умывает мордочку британская кошка. Заметив меня, она презрительно щурит свои апельсиновые глаза, опускает лапу и обворачивается пушистым серым хвостом.
И тебе привет, Герми, говорю я, кошка поводит ухом и удаляется с видом монаршей особы.
Проводив ее взглядом, поднимаюсь по ступенькам и отрываю пожелтевший листик с лаврового дерева, что растет у входа.
Доброе утро, Ребекка! радостно приветствует меня Молли, новая мамина горничная.
Ты забыла полить лавр, Мо! шепчу я ей, снимая плащ и оглядывая чистую прихожую с зеркальным потолком. Молли благодарно кивает, хватает с окна лейку и вылетает за дверь.
Я только что спасла ее от длинной нотации мамы относительно «последствий, которые влечет за собой недобросовестное исполнение должностных обязанностей». В последние три года мама стала пронзительно дотошной к мелочам любого рода. Она готова заламывать руки, если папа возвращается с работы в ослабленном галстуке: в ее глазах это означает, что ему стало дурно от новых плохих новостей. Мама драматизирует все и вся, но я ее за это не виню. Ведь однажды она уже не догадалась, что ее сын попытается вскрыть себе вены.
Никто из нас не догадался.
Глава 4
В белоснежной залитой солнцем кухне с огромными окнами, выходящими в садик, мама потягивает кофе, сосредоточенно всматриваясь в шеренгу суккулентов, которая тянется вдоль подоконника. Она нервно постукивает по мраморной столешнице длинными жилистыми пальцами, отчего массивный бриллиант на новеньком кольце пускает солнечных зайчиков в пляс на потолке. Ее темные волнистые волосы забраны в высокий пучок, обнажая тоненькую шейку, а шелковый лавандовый халат, завязанный поверх пижамных брюк, подчеркивает хрупкую фигуру.
Мо-олли-и, я да-аже не зна-аю дава-ай пересадим сегодня гера-ань? лениво растягивая гласные, говорит мама, приняв звук моих шагов за горничную. По голосу я тут же понимаю, что она снова пила успокоительное.
Она оборачивает ко мне свое худое кукольное лицо с мелкими морщинками вокруг глаз, и оно тут же расплывается в довольной улыбке.
Детка, милая! Какой сюрприз! мама успевает обрадоваться прежде, чем ее воспаленный мозг сопоставляет факты: вчера была свадьба Дерека, сейчас часы показывают одиннадцать утра следующего дня, а дочь стоит в ее кухне с невысушенными кудрями и синяками под глазами.
Что случилось?! выдыхает мама, с грохотом опуская кофейную чашку на стол. Что с твоими волосами? Ты снова плакала, Бекки? она прищуривает свои близорукие серые глаза, а я шагаю навстречу ее распахнутым для объятий изящным рукам. Мама выше меня, так что я с упоением утыкаюсь носом в ее ароматное узкое плечо.
От тебя пахнет мужчиной, милая. Проницательный нос анализирует запах, и спустя мгновение выносится вердикт. Том Форд «Тобако Ваниль». Ты была с Дереком!
Мам тяну я, чтобы заверить, что ей совершенно не о чем волноваться, но чувство жалости к себе берет надо мной верх, и я снова начинаю плакать.
Молли! Чай! быстро командует мама и, крепко обнимая, ведет меня в гостиную. Прохладный ветерок теребит занавеску и заполняет комнату ароматом свежесрезанных алых роз, которые мама выращивает сама.
Устроившись среди пышных подушек, она кладет мою голову к себе на колени, освобождает от резинки мои спутанные волосы и запускает в них пальцы. А я сворачиваюсь калачиком и утыкаюсь носом в шелковую ткань ее халата.
Так больше продолжаться не должно, мягко, но уверенно говорит мама, когда я, давясь слезами, выжимаю из себя утреннее происшествие.
Это уничтожает меня ты знала, что в сумме протяженность кровеносных сосудов человека длиннее экватора и составляет шестьдесят две тысячи миль? А я вот знаю, мама, потому что все они у меня болят!
Может быть мамины руки разглаживают мои волосы и начинают плести французскую косу, может быть, тебе уехать на время из Лондона?
Я непонимающе мычу в ответ. Вчера на свадьбе Декстер предложил то же самое.
А что? Твои бесчисленные подработки не привязывают тебя к одному месту, продолжает рассуждать мама. На что ты тратишь свою жизнь, Бекки? Фотографируешь коммерческих моделей, чужие успехи и чужие десерты, учишь плавать чужих детей разве не вы с девочками мечтали создавать что-то свое? Даже если ты и хочешь распылять свои таланты подобным образом дальше, займись этим за пределами Лондона. Развейся. Уезжай. Хотя бы на месяц. Детка?
Но я только молча киваю, обдумывая мамины слова.
Как я докатилась до жизни, по которой бреду, не оставляя за собой следа? О, я знаю ответ на этот вопрос. На все вопросы. Моя жизнь сломалась, когда мне было девятнадцать. Жизнь Декстера в двадцать два. Мы не можем бежать вперед, потому что все дороги неизменно возвращают нас к одной дате трехлетней давности: тридцатое октября две тысячи шестнадцатого года.