На сегодня все! Занятия будут по вторникам и четвергам в пять часов. Не опаздывайте, пожалуйста!
Мы попрощались. По дороге к метро я догнала Нину и Колю.
Слушайте, а вы где живете?
Мы местные.
В смысле?
Тут живем, на Чистых прудах.
Везет. Мне сейчас еще в свое Щукино пилить.
Да, далековато забралась. Твоих там точно не водится.
Каких моих?
Волосатых. Ты же из них?
А где они водятся?
Нина и Коля переглянулись.
Ты чего, совсем не в курсе?
Нет.
Где могут водиться волосатые? У памятника самому волосатому русскому писателю.
А это кто?
Ну подумай, включи мозги, раз уж ты решила занимается литературой.
Толстой?
Нина и Коля захохотали.
Еще подумай.
Я судорожно начала вспоминать русских писателей. Ни один из них мне не казался достаточно волосатым.
Гоголь! Николай Васильевич Гоголь, наконец прервала мои мучения Нина. Ну все, мы пошли.
Мы помахали друг другу, и я повернула к метро.
Вот это удача, думала я, вот это попадание. Осталось только узнать, где памятник Гоголю.
5
Гоголей в Москве оказалось два сидящий и стоящий. Около сидящего никого не было. Там вообще библиотека, и, кроме старушек и очкариков, никто не появляется. На бульваре со стоящим Гоголем действительно собирались именно те персонажи, которых я искала. Я неделю моталась на Гоголевский бульвар, стояла там в кустах, присматривалась и жаждала познакомиться хоть с кем-нибудь, но они даже не замечали меня и проходили мимо. А я очень, очень стеснялась.
На восьмой день я наконец выбрала себе жертв. Они сидели на скамейке. Оба волосатые. У одного волосы придерживал шнурок, а другой собрал их в хвостик. Тот, с хвостиком, еще носил шинель, но не длинную, по колено.
Я подошла поближе, чтобы услышать, о чем они разговаривают. Говорил тот, который в шинели:
Противно это все. Ты просто сам не видишь, до какой степени здесь невыносимо. Это не город, азиатчина какая-то. И совок. Слово «архитектура» этому городу не знакомо. Посмотри сколько тут всего понатыкано как попало. А это что? Он махнул рукой в сторону Калининского проспекта. Это нормально? Ненавижу этот город.
Ага, лучше по-вашему, по-питерски ходить в ногу, строем и по линиям. Не город, а казарма с позолотой. Лучше уж наша толчея, чем ваша диктатура прекрасного на болотах.
Ты меня не убедишь. Посмотри, что это? Хвостатый показал на здание.
Сталинский вампир.
Я выдохнула, вытащила из кармана заготовленную сигарету и подошла к ним.
Ребят, спичек не будет?
Тот, который с распущенными волосами, вытащил из кармана коробок и начал зажигать спички, прикрывая пламя от ветра. Получилось это не сразу, и слава богу, потому что пока он пытался зажечь спичку, я мысленно умоляла: «Пожалуйста, пусть он о чем-нибудь спросит». Потому что я никак не могла придумать тему, которую с ними можно было обсудить.
И он услышал мои молитвы:
Сестренка, ты как считаешь, где красивее, в Москве или в Питере?
Я остолбенела:
Я в Питере не была никогда.
Это как?
Ну так. Родители не возили
Ни фига себе. Это надо было умудриться за столько лет жизни Тебе сколько лет?
Четырнадцать.
Черт, черт, черт! Надо было хотя бы год накинуть!
И что, за четырнадцать лет родители ни разу не возили тебя в Питер? Да ладно!
Тот, который с распущенными волосами, сжалился:
Смотри, это же чудо какое-то!
Тот, который в шинели, посмотрел на меня очень внимательно:
Надо тебе съездить обязательно. Я послезавтра туда поеду.
Просто так?
Не, у меня отец там живет, так что считай, что вписка есть. Хочешь со мной?
Не знаю, меня родители с незнакомыми людьми не отпустят.
А ты до сих пор спрашиваешь?
Я кивнула.
А скажи, у тебя шинель какого рода войск? Мне страшно интересно
Он долго смеялся, потом положил мне руку на плечо:
Мать, это не шинель, а бушлат фельдшера скорой помощи. И нажал указательным пальцем мне на кончик носа.
Я Бранд, это Ангел, а ты кто?
Я Саша.
А человеческое имя у тебя есть?
Не-а.
Так ты чего, не из системы, что ли?
Из системы, из системы. Только я новенькая.
Ангел и Бранд переглянулись.
Отлично! Давай тебе имя придумывать! сказал Ангел. Пойдем старым дедовским способом.
Он взял меня за руку, три раза провел вокруг памятника Гоголю, потом остановил первого встречного волосатого и торжественно сказал:
Отец, остановись! И, не сходя с этого места, рекни первое слово, которое подумал при виде этой девушки!
О мои уши можно было прикуривать, так они у меня горели. Я чуть было не сбежала, но Ангел крепко держал меня за руку. Волосатый посмотрел на меня, а потом громко сказал: «Дева!»
Благодарю тебя, иди с миром!
И Ангел повел меня к скамейке, на которой умирал со смеху Бранд.
Крестил, значит? спросил он.
Ангел кивнул.
Теперь он твой крестный.
Я совершенно не могла понять, к чему это меня обязывает и в каких мы теперь отношениях, поэтому начала спрашивать в лоб:
А вы часто тут бываете?
Ангел отсюда, по-моему, и не уходит, а я по мере возможности.
А что вы тут делаете?
Как что? Разговариваем.
О чем?
О чем о чем, о жизни, об искусстве
А конкретнее?
Разное. Я, например, терпеть не могу Москву, а Ангел обожает У нас непримиримые противоречия.
А ты чем занимаешься? спросила я Ангела.
Я художник.
А в школе ты учился?
В училище, пока меня не выгнали. Короче, я разочаровался в официальной системе образования. А для корочки хожу в ШеРаМе.
Куда?
В школу рабочей молодежи. Контора есть такая, на Курской. Там таких, как я, полно.
Ну ты даешь! А это что?
Это, мать, называется фенечка. Ангел снял со своей руки браслет из бисера и повязал на мою. Носи, крестница. Первая фенька в твоей жизни.
Бранд потянулся и сказал:
Что-то кофейку захотелось.
На Петровку или в Пентагон?
В Пентагоне сейчас от пятидесятисемитов не продохнуть. Пойдем на Петровку, заодно и прогуляемся. Ты с нами?
Мы пошли по бульварам. Только сейчас я увидела, сколько в Москве уродливых зданий. Проходя мимо каждого из них ТАСС, МХАТа, «Известий» Бранд тыкал пальцем и с раздражением спрашивал: «Что это? А это?» На что Ангел каждый раз вздыхал и отвечал: «Совок».
Когда мы проходили мимо Дома актера, там стояла толпа. Люди читали газеты, прикрепленные к специальным стойкам, и бурно обсуждали. Мы прошли по Страстному бульвару и на перекрестке с Петровкой зашли в кафе, в котором людей с длинными волосами было видимо-невидимо. Бранд и Ангел со всеми здоровались, иногда представляли меня и мне кого-нибудь.
Это Дева. А это Собака, Хоббит, Валенок, Ли, Шнурок, Афганец
Я не смогла запомнить все имена. Бранд исчез в толпе, потом вернулся с чашкой кофе.
Держи. Сегодня угощаю, но потом платить будешь сама.
Мне было так хорошо рядом с ними! Кофе был крепкий, не то что родительский, который они для меня разбавляли до воды. Я таяла от запаха кофе, дыма сигарет и счастья. Я их нашла! Я здесь!
А можно я приду сюда завтра?
Бранд опять коснулся кончика моего носа:
Запомни первое правило. Никогда ни у кого не спрашивай разрешения. Второе правило: если пачка сигарет лежит на столе она для всех.
А третье?
Это я тебе, дорогая, потом как-нибудь расскажу.
А про то, что было дома, я даже думать не хочу.
Глава вторая
1
Когда я зашла в студию, там были уже почти все. Леночка, как обычно, сидела в углу и зыркала на Колю, который как обычно о чем-то говорил с Ниной. Через несколько минут после того, как я вошла, дверь приоткрылась, и в эту щелочку влез Вова. Обратно в щель он сказал: «Мама, мама иди уже. Я приду. Пожалуйста, иди». Говорил он тихо и ласково. Нина и Коля переглянулись.
Как ты живешь с этим?
Как-то.
Я не представляю как это, когда тебя пасут двадцать четыре часа в сутки.
Она меня до сих пор из школы встречает. А я в девятом.
Фигассе. А чего ты ее не пошлешь?
Жалко ее.
Парень, а у тебя не стокгольмский синдром, часом?
Володя грустно посмотрел на Колю.
Я хорошо знаю, что такое стокгольмский синдром, не щупай мою эрудицию. Просто ты мою бабушку не видел.