Так ведь людей, готовых верить первому встречному, много не только у нас, усмехнулся Ветров. Впрочем, спорить о Зацепине с человеком, который его никогда не видел, я не стану, давайте лучше о чем-то конкретном. Что, связанное с Зацепиным, вас интересует в первую очередь? Он неспешно оглядел обоих гостей, потом, не скрывая усмешки, спросил: Вы тоже историей спецслужб занялись, что ли?
Почему вы так решили? удивился Маслов.
А Корсаков подумал, что Ветров, видимо, успел навести о нем хоть какие-то справки и знал о его предыдущих поисках.
Не решил, а предположил, снял его подозрения хозяин квартиры, потому что чаще всего эти самые тибетские свитки мелькают во всех этих историях о кровожадных революционерах, которые вели «беспощадную борьбу».
Честно говоря, сказал Корсаков, про эти свитки я впервые услышал пару часов назад, так что концепцию поиска еще не выстроил, а к вам и обратился за консультацией.
Ну и правильно, согласился Ветров. Свитки тема вкусная, можно даже сказать, сочная, но до нее всерьез никто еще не смог дотянуться, поэтому и я могу только высказать версию, не более, и неожиданно попросил: Вы могли бы показать мне статейку, с которой все началось?
Корсаков достал из кармана куртки и протянул Ветрову ту самую статью.
Он развернул листки, пронесся по ним взглядом, посмотрел на собеседников и громко попросил:
Юленька, милая, приготовь гостям к кофе еще и по паре бутербродов! и пояснил: Мне подумать надо, а вы перекусите тем временем.
Минут пятнадцать он читал, перекладывал листки, несколько раз подходил к стеллажам, что-то оттуда брал и возвращал обратно, потом сказал:
Поскольку вы одновременно вели речь и о свитках, и о Зацепине, то и ответ мой будет таким, чтобы увязывать эти два обстоятельства. Это первое. Второе. Чтобы ответ мой был более-менее полным, так сказать, подталкивающим к продолжению, включу в него и факты, и слухи, которыми полон Питер, а уж как этим пользоваться сами решайте.
Закурив, продолжил:
Савва в первый раз обратился ко мне с вопросами о тибетских свитках еще в девяностые, правда, поначалу он о них заговорил вроде бы просто так, мимоходом, но интерес был очевиден. Да и я, честно сказать, тоже хотел извлечь пользу из нашего общения, потому что такие свитки в некоторых библиотеках хранились еще с девятнадцатого века, особенно в библиотеках частных, и мне часто приходилось по их поводу давать советы, консультировать. Стал я Зацепину об этом рассказывать, а он сразу перебивает и обозначает свой интерес уже веком двадцатым. Правда, на мой вопрос о причинах такого интереса поначалу отвечать не хотел. Ну и я не стал усердствовать, сказал, что с темой сталкивался редко, поэтому надо покопаться в литературе. Он согласился, а через несколько дней снова приходит и уже спрашивает, как понять, настоящая это рукопись или подделка?
Ветров улыбнулся:
В общем, признался наш Савва, что какой-то знакомый рассказал ему, будто советская власть собрала в азиатских странах огромное количество рукописей, возраст которых измеряется веками, а то и тысячелетиями, и изложены в этих рукописях все тайны мира, включая и тайны власти, тайны управления. И свитков таких якобы тысячи, но среди них очень много копий, а то и вовсе подделок, которые изготавливали для продажи мошенники. Вот, мол, и надо провести экспертизу этих рукописей. Спрашиваю Савву: ты меня приглашаешь экспертизу провести? Он аж побледнел, залепетал, мол, ты же сам сказал, что в этом не разбираешься, как же я тебя рекомендовать могу? Ну в тот раз мы, таким образом, обсуждение темы и завершили.
А возобновили вскоре? сразу же спросил Маслов.
Ветров снова улыбнулся:
Не так чтобы вскоре, но до нашей с ним новой встречи я заинтересовался этими самыми свитками всерьез, хотя поначалу и хотел только так, что называется, просмотреть по диагонали. Начал и втянулся
Так интересно? спросил Корсаков.
Скорее дело в том, что эти свитки совершенно особая тема, в которой переплетаются известные факты и недоказуемые дополнения, порождающие совершенно неожиданные трактовки. Об этом можно говорить бесконечно долго, но я ограничусь тем, что считаю самым важным.
Он взял крохотную паузу и продолжил:
Да и потом Двадцатые тридцатые годы время совершенно необычное, и сравнения его с бурей или штормом вполне уместны! Все менялось молниеносно, но в то же время не отменяло того, что формировалось веками. Ни революция, ни Гражданская война не отменили, да и не могли отменить давнюю борьбу по поводу территорий Центральной Азии, которую вели между собой Россия и Англия. И хоть новые власти России говорили о равенстве, братстве и миролюбии, но позволять Англии хозяйничать на своих границах не намеревались. Ведь если вспомнить историю, то в первую очередь нормальные отношения с соседними странами были установлены как раз в Азии.
Ветров повертелся на стуле, устраиваясь удобнее.
Разного рода легенд, слухов и выдумок на эти темы океаны! Многие вы наверняка слышали, правда, в последние лет тридцать их число стало сокращаться
Сокращаться? вмешался Маслов.
Да, да, сокращаться, кивнул Ветров. Вот, например, совершенно спокойно говорили о том, что семья Рерихов оказалась в Индии, выполняя прямое поручение товарища Сталина! В советское время это было поводом для гордости, а в постсоветское? Понимаете, да? Так вот, мне больше довелось услышать разного рода версий из сферы разведки и секретной дипломатической деятельности. Правда, есть еще одна сфера, но о ней позже. Итак, с двадцатых годов то, что мы сейчас называем тибетскими рукописями, поступали в Советскую Россию по каналам НКВД, но каналы эти были разными. Принято считать, что каналы эти курировали, сражаясь друг с другом, Яков Блюмкин и Глеб Бокий
Глеб? Бокий Глеб? перебил Глеб Маслов.
Ветров посмотрел на него, видимо, не сразу поняв суть вопроса, потом улыбнулся и пожал плечами:
Ну вот, такое популярное имя Глеб. В семнадцатом году сразу Бокий выбрал ленинское крыло в дни революции и довольно быстро в нем выделился своим поведением и заслужил доверие Ленина. Ну а Блюмкин, как вы знаете, выступал против линии большевиков и даже участвовал в левоэсеровском мятеже шестого июля восемнадцатого года. И не просто участвовал, а своей рукой убил германского посла Мирбаха, чуть не возобновив германское наступление! Ну и кому будет больше доверия?
Хорошо, согласился Маслов, с Лениным, с большевиками, с доверием все ясно, но откуда у Бокия, как вы говорите, такое превосходство в Азии-то? Там ведь навытяжку перед Лениным, перед большевиками не тянулись! А Бокий, если верить пересказам, всех опережает.
Хороший вопрос, согласился Ветров. Но ответ на него у меня есть. Может быть, вас он не вполне устроит, но ответ есть. Дело в том, что уже в конце девятнадцатого века и в начале двадцатого, когда до революции еще было далеко, в России, особенно в Петербурге, становилась модной всякая мистика, включая то, что связано с Востоком вообще и с Тибетом в частности. Сюда буквально валом валили всякие «целители», «шаманы», «монахи» и «странники». Они наводнили Россию, предлагая разные снадобья, амулеты, заклинания и все такое, что приносит деньги и уважение. Постепенно эти люди стали приобретать некоторое влияние, которое не всегда было публичным. А у Бокия был старший брат Бокий Борис Иванович, профессор Горного института. Он был связан с социал-демократами, но не так открыто и прочно, как его младший брат, зато в ученых кругах имел большое число знакомых и приятелей. Среди его знакомцев числился известнейший по всему дореволюционному Петербургу Тумэн Цыбикжапов «целитель» и соперник знаменитому в ту пору на весь Питер и всю, пожалуй, Россию Петру Бадмаеву. На самом-то деле имя у Бадмаева было бурятское Жамсаран, но отчего-то он всюду представлялся Петром Александровичем. Бадмаев, доложу я вам, человек самого туманного значения. Многое, что о нем рассказывали в те времена, истине не соответствовало. До сих пор так и не понятно, как он сумел добиться такого положения в столице Российской империи. До революции к Бадмаеву на прием рвались все, а попадали немногие: только по рекомендации, платя большие деньги. Зато уж и помощь от него получали такую, что нигде больше не сыскать. Сам Бадмаев никакой рекламы себе не делал, зато пациенты разносили славу о нем повсюду! И опять-таки никакой таинственностью он сам себя вроде и не окружал. Напротив, всегда и всюду открыто заявлял, что использует методы лечения и рецепты, которые будто бы в Тибете понемногу знает всякий. Его же, Бадмаева, дескать, заслуга в том только, что он это все собрал, систематизировал и обратил на пользу людям. Ну и себе, конечно. Был он вхож в высшие сферы, даже родственники императора у него то ли лечились, то ли что другое.