Погладить по голове, приласкать девоньку ее, видно, давно уж никто не ласкал. Разве тот вурдалак в лесу. Так, выпускаю я, значит, из-под камня Алатыря силы добрые, и несут их ветра прямо на девоньку Ярогневу, дочь князя Всеволода, и развеивают ее темные сны, и приносят ей радость, душевную легкость, здоровье и восстановление телесных соков. Да, и кикимору бы не забыть! Как же, ее тоже нужно упомянуть. Кхе-кхе, уйди прочь, злая кикимора, Ярогневу Всеволодишну трогать не смей, пальцем ее не коснись, языком своим длинным имени ее не произнеси Вот придумали тоже: кикимора! Если б я гонял кикимор каждый раз, когда мне снится пожар, в котором горит мой родной Вевереск, крики матери и сестры, добровольно вошедших в огонь, лишь бы не даться врагам нет, девонька дорогая, тут не кикимора виновата. Жить мы правильно не умеем вот что. Оттого наша жизнь на кошмар и похожа. Если б можно было так просто взять и кикимору пугануть то как легко было бы создать божье царство прямо тут, на дворе Жаль, что на самом деле людей не переменишь!
Он договорил слова вещей книги, закончил тем, что «слово мое крепко», и «никто его не порушит», и захлопнул сборник с таким шумом, чтобы ни у кого не осталось сомнений заговор произнесен, и его действенность непреложна.
Он откинулся в кресле, сложив руки на подлокотниках вылитый царь, ни дать ни взять! и победоносно оглядел и княжну, и ее мать, завороженно вслушивающуюся в каждое слово, и няньку, благоговейно кивающую и теребящую душегрейку. Твердислав с затаенной надеждой поглядывал на князя: как тот, доволен ли услугой? И лишь Любомысл, хмурый, стоял далеко, у стены, демонстративно не желая участвовать в этом антинаучном обряде.
Что дальше, добрый человек? заглянула ему в глаза Верхуслава.
Дальше можно не беспокоиться, заверил кудесник. Злые мороки уйдут, сон станет тихим, спокойным. На завтрак давайте княжне молочка со сметанкой, творожка с сушеными виноградинами, чернослива, можно орешков с медком. Ягод моченых этих уже на обед. Скоморохов к ней можно пустить. Скоро масленица пусть гуляет и веселится.
А блинов? Блинов можно? спросила Русана.
Блинов даже мне можно, намекнул Немил.
Это все ладно, нетерпеливо прервал Всеволод. Что с кикиморой? Она куда денется?
Ах, да, эта кикимора Немил задумчиво тронул пальцами ожерелье и перебрал несколько янтарей.
Кикимору мы щас прогоним, уверенно заявил он. Так пугнем, что следа от нее не останется. Вот увидите!
Кудесник чинно поклонился и спустился на нижний этаж исполнять княжью волю. В конце концов, кто платит тот и прав. Князь подвел мастера к лазу, ведущему в подземелье. Тяжелый сундук придавил к полу деревянную крышку.
А ну, взялись, раз-два! кудесник окончательно вошел в роль распорядителя.
Князь самолично налег на сундук, сдвигая его к стене. Оглушительный скрип половиц ударил в уши среди ночной тишины.
Пустите мастера! Посторонитесь! командовал Немил, протискиваясь к темному жерлу.
Деревянная лестница уходила в подвал и терялась во тьме.
Там она и живет. Вертлюжкой ее кличут, потому как уж больно она вертлявая, несмело прошептала Русана.
Где чара с наговоренной водой? продолжал он командовать. Боярин, где меч? Сейчас будем изгонять чертовщину. А с тебя, хозяюшка, уксуса. Да, уксус, пожалуй, пойдет. Или кружечку самогона, только покрепче. Не слабенькой бурды, какую употребляют в деревенских избах, а настоящего такого, чтоб как нюхнул, так глаза б на лоб вылезли.
Забывшись, он начал обращаться с княгиней, как с обыкновенной домохозяйкой, что смотрит ему в рот и угадывает каждое движение. Что поделать, привычка! Однако никто не поставил его на место. Наоборот сама Верхуслава ринулась на поварню, забыв, что можно послать Русану.
Немил принял из ее рук кувшинчик уксуса, придирчиво понюхал, для верности дал попробовать кошке. Та ткнулась мордой в пахучую жидкость, отдернулась и обиженно мяукнула на Немила. Самогон тоже оказался отменным не дешевое пойло, а княжеский, на зубровке, и крепости самой что ни на есть подходящей такой, что слезу вышибает. Его пробу Немил не доверил животному вместо этого сам хлебнул и причмокнул. Да, все правильно то, что надо.
Кряхтя, кудесник опустился перед темным провалом на колени, прыснул во тьму едкой жидкостью и хрипло заголосил:
Сгинь, нечистая сила! Изыди!
Эхо его голоса гулко гремело, возвращаясь из мрака, пахнущего сырой землей. Неожиданно в нос ему ударила гнилая луковица, прилетевшая из темноты. Дощатый пол заходил ходуном, сундук за спиной задребезжал, кошка стегнула хвостом и зашипела. Ярогнева отшатнулась и прижалась к Русане. Нянька обняла княжну так, будто хотела защитить от опасности.
А Немилу в лицо ткнулся жесткий пучок прутьев, заставив отпрянуть и шлепнуться на пол.
Это что еще за безобразие? растерянно произнес он.
В этот миг из темного подпола выскочила метла и сама собой принялась больно хлестать кудесника. Вслед за ней вылетела деревянная ступа, выдолбленная из растрескавшейся осиновой колоды. Рваная попона прикрывала загадочное существо, спрятавшееся за выщербленными стенками. Ступа взмыла под потолок, существо поймало метлу и обрушило на кудесника град ударов.
Вот те на! Нежить что, в самом деле тут водится? ошеломленно проговорил он.
А ты как думал? рассерженно выкрикнул Всеволод.
Кто бы знал! вырвалось у Немила.
Попона, в которую куталось существо, сползла с его головы. Под ней показалась отвратительная гаргулья с широкими крыльями и длинными, как кинжалы, когтями. Два желтых глаза, похожих на ястребиные, полыхнули на Немила такой ненавистью, что ему почудилось, будто они прожгли в нем дыру. На разгоряченном свином пятачке твари выступили капельки пота, а из-под толстых и грязных губ выпростались кривые клыки.
Спокойствие! Все сохраняем спокойствие! бормотал Немил, обращаясь то ли к князю с княгиней, то ли к себе самому.
Однако гаргулья сохранить спокойствие не пожелала. Она звучно хлопнула кожистыми крыльями, издала пронзительный визг и понеслась на кудесника, норовя придавить его ступой.
Загоняйте ее обратно! засуетился Любомысл, отлепляясь от стенки и показывая, что он тоже участвует в схватке.
Наоборот! велел Всеволод. Не давай ей нырнуть в подпол, иначе упустим.
Книжник захлопнул крышку подпола, и со скрежетом сдвинул на нее сундук.
Кудесник, что же ты медлишь? Выручай! крикнул князь, буравя Немила взглядом.
Деваться было некуда. Всеволод накрутил длинный ус на палец и так грозно взглянул в его сторону, что стало ясно: придется исполнять свой долг, чего бы это ни стоило. Немил обреченно вздохнул, подобрался к мечущейся под потолком гаргулье, и, картинно размахивая кривулей, принялся вещать:
Заклинаю тебя: прекрати безобразить! Прими свой истинный вид. Покажи настоящее лицо, чтобы все увидели, кто ты такая!
Та в ответ принялась стегать его помелом. Не думая, Немил отмахнулся и с силой ударил по днищу кривулей. Пляшущая ступа опрокинулась, гаргулья вывалилась, рухнула на пол и превратилась в ветхую старуху низенького росточка, с торчащим, как сучок, носом. Она поднялась на коротеньких, словно обрубленных, ножках, и сверкнула на кудесника черными, навыкате, глазками. Хлипкое тельце ведьмы прикрывали лохмотья, а на голове торчала женская кика с тряпичными рожками.
Это еще что за диво? в изумлении попятился Немил.
Вот она, значит, какая! гневно сверкая очами, молвила Верхуслава. Теперь-то мы ее выкурим из нашего дома.
Блестящие глазки кикиморы испуганно забегали по сторонам. Она схватилась за метелку и попыталась поднять ступу, упавшую на бок. Однако силы уже покидали дряхлую нежить. Она засучила короткими ножками и визгливо разрыдалась. Рогатая кичка съехала на непомерно большое, торчащее, как пельмень, ухо. Плач её походил на лай лисицы.