Подобные мысли посещали некоторых лиц, среди которых была и Диана де Пуатье. Все понимали, что следствием отравления стало реальнейшим делом ближайшее царствование Генриха и Екатерины. Но на Генриха никто и не думал, Екатерина же вела себя безукоризненно, ибо к моменту смерти дофина она была всем известна как обожательница свекра-короля, старавшаяся всегда быть при нем из-за сильной к нему привязанности и преклонения. Подобное отношение к королю, страстно любившему своего старшего сына, поставило весь дом Медичи вне подозрений, и возникший было шепоток подозрительности покачался из стороны в сторону и, не найдя опоры, рухнул. Екатерина с достоинством вышла из этого испытания и с достоинством стала наследницей трона французских королей. Возможно, именно тогда она выбрала свой позднейший символ радугу и слова «Приношу свет и спокойствие». Радуга это весь спектр красок, в котором каждый волен выбирать себе цвет по вкусу, также как каждый по-своему понимает, что есть свет и что значит спокойствие. Воистину мудрость, достойная властителей.
Подобное отношение к королю она сохранила и после того, как ее муж стал дофином: Франциск I был по-прежнему ее единственной надеждой, ибо Диана безраздельно царила в сердце Генриха и чувствовала себя там настолько уютно-привычно, что даже дерзала соперничать не только с Екатериной, которую она побивала по всем статьям, но даже и с самой герцогиней Анной дЭтамп, фавориткой Франциска I.
Двор начал раскалываться на две партии на партию госпожи дЭтамп и партию жены сенешаля (так с иносказательным напоминанием звали Диану в царствование Франциска I). Герцогиня дЭтамп поддерживала Кальвина и протестантов, де Пуатье от противного вместе с герцогами Гизами стояла во главе католической партии. Сам Франциск I долгое время поддерживал протестантов для ослабления Карла V но потом начал яростное их преследование. Диана же выдала обеих своих дочерей одну за Робера Ламарка, герцога Бульонского, принца Седанского, другую за Клода Лотарингского, герцога Омальского, что вкупе с католической ориентацией укрепило ее позицию. И хотя она была старше дЭтамп на девять лет и дофин не король, она чувствовала себя настолько уверенно, что позволяла себе простительную слабость периодически портить настроение Екатерине, которой, чувствуя собственную неустойчивость, приходилось лавировать между этими двумя львицами и предпринимать перманентные жалобные и унизительные попытки демонстрации нежнейшей дружбы с ними обеими. И плюс постоянная, неотступная слежка за ней Дианы.
Ведь Екатерина до сих пор не могла родить, и, естественно, что двор, не смея даже подумать о доминирующей вине здесь Генриха, всей своей тяжестью обрушился на Екатерину. Конечно, почти все прекрасно понимали, в чем дело шила в мешке не утаишь, да и Диана, несмотря на многолетнюю нежность Генриха, детей от него не имела (а уж о ней, теще таких людей, каких мы называли, никто не мог сказать, что она бесплодна). Но этикет есть этикет. Так что взойди сейчас Генрих на престол, он имел прекрасный повод для развода ибо наследники монархов под особым попечением провидения, и церковь всегда шла навстречу монархам в подобном случае. С другой стороны, Диана своим умом дошла до афоризма, который папа Климент VII подарил своей родственнице. Поэтому пожелай Екатерина воспользоваться данным способом прибавления королевского семейства, у ее мужа не осталось бы для возможного будущего развода единственного аргумента. Так что Диане был, как наиболее вероятному кандидату в жены Генриха-короля, если паче чаяния он захочет поменять свою судьбу, прямой резон следить за нравственностью своей соперницы, ибо если бы это все же произошло, бастард стал бы наследником королей аргумент, таким образом, не только личного, но и общественно-сословного характера.
Дабы закончить линию о взаимоотношениях двух этих неординарных женщин Екатерины и Дианы заметим, что подобное положение дел с наследниками Генриха разрешилось в конце концов в наилучшем (для Франции, а уж как для жены и фаворитки судить не нам) смысле: дофин решился на операцию, и у него с Екатериной родилось несколько детей. Диана же, перевалившая к моменту бодрости своего долголетнего друга на пятый десяток, не стала шокировать общество прибавлением в своей неполной семье. Хотя и ей досталась ее доля пирога, ибо буквально пережила вторую молодость, получив от Генриха столь необходимые в подобном возрасте подтверждения его пылкой любви.
В конце концов привыкаешь ко всему. Застарелая ненависть сродни ностальгии: кажется, лишись своего антипода, и чего-то не будет хватать. Во всяком случае и так а не только всегдашней осторожностью, ставшей второй натурой, можно объяснить ответ Екатерины, которой маршал Таванн, поверенный в ее делах, преданный ей, с апломбом предложил:
Хотите я отрежу вашей сопернице нос?
Разговор происходил уже в царствование мужа Медичи Генриха II. В принципе положение Екатерины было в достаточной степени прочным, маршал брал всю ответственность на себя, да и король вряд ли бы стал особенно страстно инкриминировать жене проступки собственных подданных можно было в крайнем случае и откреститься, и даже выдержать временную опалу, зато с соперницей было бы покончено раз и навсегда. Но тем не менее Медичи отказалась:
Ведь сей поступок нанесет Вам вред.
Я знаю об этом и с радостью пожертвую собой, дабы угодить Вам.
Поняв, что аргументы эгоизма не повлияют на Таванна, королеве пришлось прибегнуть к иным, более эфемерным, но все же хоть и с большим трудом она отговорила маршала от подобного доказательства его преданности к ней.
Разговор происходил после 1547 года с этого года по смерти Франциска I на французском престоле восседал Генрих II. По его воцарении влияние Пуатье стало безраздельным. Тут свою роль сыграло и то, что Генрих оказал доверие коннетаблю герцогу Монморанси, которого с Дианой связывали близкие отношения (так что, может быть, доверие следствие этих отношений). Но как бы там ни было герцог, которого Франциск I завещал держать в немилости, был главнокомандующим всеми силами государства, что для феодальной эпохи весьма и весьма весомо.
Кроме этого, Диана ловко воспользовалась проснувшимися мужскими силами своего царственного любовника Екатерина начиная с 1543 года ежегодно рожала, Диана же от подобной чести уклонилась, и поэтому не было ничего удивительного, что король все время проводил с ней.
Екатерине, полностью удаленной от государственных дел и почти полностью от короля, оставалось только наблюдать за схватками придворных партий и демонстрировать свою любовь к Диане. В отношении короля она неизменно играла роль покинутой, но тем не менее горячо любящей жены, которая, однако, не настаивает на выполнении мужем супружеских прав. Но тут Генрих был непреклонен и кто возьмет на себя смелость отрицать, что здесь дело не обошлось без советов Дианы?
Генрих слушал советы: Дианины всегда, Екатеринины иногда, в те редкие часы и минуты, когда они оставались наедине. Именно в эти редкие часы Екатерина говорила с мужем не о чувствах, не о сопернице в безумной надежде изменить ход событий, а о политике, посвящая его в хитросплетения флорентийского двора, исповедовавшего принцип «разделяй и властвуй» и стравливавшего знатнейших людей государства. Именно это ради спокойствия трона хотела внушить Екатерина мужу необходимо его управлению. Иначе вельможи, все как один процветающие при короле, могут и объединиться. Что в случае новой тенденции король объективно ослабит и роль своей фаворитки, Екатерина мужу считала возможным не говорить.