Между тем пламя религиозной войны во Франции разгоралось. Идеи протестантов были очень схожи с воплощенными проектами Великой французской революции: обращение духовных имений в светские, изгнание, повышение цен, брак священников, переливка колоколов, введение народного ополчения. Доводы же их, приводимые ими в спорах с католиками, напоминали не только об этой революции, но и о другой тоже Великой, но совершившейся в октябре. Не удовлетворяясь грабежами и поджогами, они взламывали церкви и монастыри, разбивали статуи угодников, сжигали мощи, раздирали ризы и употребляли их, равно как и церковные сосуды, отнюдь не по назначению, рылись в могилах, выбрасывая оттуда кости. Католики в свою очередь ответили жестокостями. Примирение становилось все менее возможным, противостояние все более отчаянным.
Борьба с переменным успехом шла до начала семидесятых годов. Екатерина лишь успевала следить, дабы противоборствующие силы-партии пребывали в равновесии, ибо не могла быть реальной третейской силой. Предшествующая жизнь выковала ее характер холодность и скрытность были его доминантами, и лишь они позволяли королеве-правительнице усидеть на столь шатком сиденье, как трон. Книга Макиавелли была ее настольной книгой, его постулаты аморальности политики ее символом веры. По всей стране она старалась держать шпионов, работающих не на дела веры, а лишь на нее. Она возвела в систему перехват частной корреспонденции, что давало ей возможность действовать так, как ее научили жизнь и книги, действовать, не подвергая себя опасности, оставаясь внешне в стороне от собственных деяний; ослаблять противника, не употребляя силы, как действует хороший борец, используя мощь противостоящего, ему же и во вред.
Портрет Екатерины Медичи с детьми. Художник Ф. Клуэ
Также как в политике внутренней, она действовала и в политике внешней: как для каждого реального политика, желающего стоять не на облаках, а на земле, она отвергала в делах межгосударственных принципы и мораль, оставляя лишь пользу и выгоду. Правя от лица слабовольного и истеричного сына, Екатерина и на внешнеполитических подмостках пыталась играть третейскую роль, попеременно блокируясь то с протестантскими державами, то с католическими.
В конце концов она сама запуталась в тенетах собственной хитрости незадолго до знаменитой Варфоломеевской ночи, устав балансировать между враждующими религиозными группировками и опасаясь, что однажды чувство баланса изменит ей и это будет иметь фатальное следствие для всего королевского дома, она задалась химерической мыслью восстановить религиозное единство на основе примирения обоих вероисповеданий. Привыкшая мыслить реальными политическими категориями в противовес, как ей казалось, абстрактным религиозным, она в данном случае сама впала в грех догматизма, совершенно сбросив со счетов социальную психологию своих подданных, выражавшуюся ими в вопросах веры. Иными словами, несмотря на прошедшую незадолго до этого третью сессию Тридентского собора, сформулировавшего католические догматы и четко отделившего апостольскую церковь от любой разновидности протестантизма, она не теряла надежды соединить несоединенное. Применительно к Франции примирение вер могло вылиться либо в веротерпимость, либо в уничтожение одной из сторон. Екатерина сделала ставку на первое, что привело к усилению протестантов при дворе и особенно их вождя адмирала Колиньи, члена королевского совета.
В этом противостоянии с идеями адмирала Екатерина придерживалась идеи, что упрочение религиозного мира во Франции возможно в случае выхода страны из векового конфликта военного противоборства стран с различным вероисповеданием, что позволило бы Франции а стало быть и Валуа претендовать уже с большим основанием на роль третьей силы в межгосударственных делах. Колиньи же, отвергая этот путь, считал единственным условием прочности внутреннего мира, гарантирующего интересы протестантов, войну с Испанией вне рамок векового конфликта, но тем не менее войну, объективно способствующую усилению протестантского лагеря. Этот план адмирала, несмотря на его тонкость в вопросах внутренней политики, страдал химеричностью с точки зрения политики внешней, ибо фактически обрекал Францию на войну с мощной Испанией безо всяких союзников.
Пока король попеременно склонялся то к аргументации одной стороны, то другой, полным ходом шла подготовка основного действа, должного подтвердить вечный союз французских католиков и протестантов брак между ближайшим сподвижником Колиньи, сыном Антония Бурбона, королем Генрихом Наваррским и сестрой Карла IX Маргаритой Валуа.
Екатерина Медичи приложила множество сил, дабы брак этот состоялся. Она сама ездила к Генриху, где они приятно и весело побеседовали. Ближе к концу разговора королева спросила с улыбкой:
Неужели после такого приятного знакомства должно быть ужасным распрям?
Не можно ли сражаться ныне, а завтра вместе смеяться? весело отвечал вопросом на вопрос Генрих.
Ах, государь, рассудительно возразила Медичи, сие легкомыслие свойственно мужчине. Но сердце женщины не предвидит с таким равнодушием столь великих бедствий.
Надобно сносить то, чего нельзя избежать. Не я виною, но вы.
Для чего же сие бедствие неизбежно?
Очевидно, для того, что вы друг папе, а я гугенот. Мы чтим единого Бога. Вы с папистами заключаете его в четырех стенах, а мы, бедные гугеноты, заключаем его в наших сердцах. Я уверен, что Милосердный творец предпочитает чистое и простое сердце великолепным чертогам.
И по сему различию во мнениях для чего же нам потрясать государство? вопросила Екатерина.
Богу не угодно я люблю оружие, хотя и ненавижу кровь. Своей крови я не берегу, но щажу моих подданных.
Итак, надобно предупредить кровопролитие от всего сердца я послушаюсь вашего совета, с торжеством заключила королева.
Ради этого брака она решилась на многое. Испанский король Филипп II писал своему послу в Париже: «Дайте понять королеве, что, следуя этому курсу (потворства протестантам. Примеч. авт.), ее сын потеряет свое королевство и лишится повиновения со стороны своих вассалов». Папа Пий V обращался к Карлу IX с посланием: «Наш долг повелевает никогда не соглашаться на этот союз, который мы рассматриваем как оскорбление для господа». Генералу ордена иезуитов было дано конфиденциальное поручение убедить потенциальную невесту Маргариту что если она выйдет замуж за Генриха, то пожертвует спасением души. Если же она будет умницей, то Рим в этом случае обещал устроить ее брак с королем Португалии.
Смерть Пия V не внесла перемен в позицию Рима, и тогда Екатерина решила помочь провидению. Так как разрешения на брак не было, да и быть не могло, то королева приказала изготовить фальшивое письмо французского посла в Риме, якобы извещавшего, что скоро ожидается присылка папой нужной бумаги. Кардинал Бурбон легко купился на нехитрый подлог ему очень хотелось, чтобы его племянник женился на сестре короля. Без особого труда нашли и священника, готового произвести обряд венчания. Как женщина предусмотрительная, королева отдала приказ губернатору Лиона де Мандело задерживать всех курьеров, следующих из Италии и в Италию до 18 августа, т. е. до дня свадьбы. Этот приказ снимал возможность неприятного сюрприза получить письмо нового папы Григория XIII, запрещающего брак, и помешать папскому нунцию в Париже сообщить Григорию XIII о скором бракосочетании.