Пятнадцать минут норма, подтвердил тот.
Я хотя бы ему позвоню, недовольно сказала Ляля.
Она набрала номер.
Жером, бонсуар, се муа. Ну сом экак сказать, задержимся? обратилась она к Анне.
En retard, подсказал Норов.
А, да! Ан ретар, повторила Ляля с русским выговором.
Да ты дай человеку телефон, пусть он объяснит! нетерпеливо посоветовал ей Брыкин, и, обращаясь к Норову, прибавил: Скажи ему, мы скоро будем. Пусть пока заказывает, что хочет, на всех, по своему усмотрению.
Ляля, не споря, передала Норову телефон.
Добрый вечер, сказал Норов по-французски. Я говорю по просьбе ваших друзей
Надеюсь, с ними ничего не случилось? перебил его мужской голос. У нас встреча.
Они немного задерживаются, приносят вам свои извинения
Где они? Жером Камарк разговаривал без обычной французской учтивости, не церемонясь.
В Ля Рок.
Где именно?
В Ля Рок, сухо повторил Норов.
Своей интонацией он давал понять, что тон собеседника ему не нравится. Но Жерома Камарка это явно не волновало.
Скажите им, я сейчас буду. До скорого. И он положил трубку.
Что говорит? поинтересовалась Ляля.
Что он за вами приедет.
Ну вот, заставил человека сюда тащиться! упрекнула Ляля Брыкина.
За такими клиентами как мы не грех и побегать, отозвался Брыкин. Пусть спасибо скажет, что я его не в Москву вызываю.
* * *
Возможность введения карантина будоражила Францию уже несколько дней. Перед выступлением президента весь вечер на всех каналах обсуждалось только это. Политические комментаторы, ученые, врачи и политики спорили о том, объявят ли жесткий режим с комендантским часом, как в Италии и Испании, или все же оставят некоторые послабления. Вновь и вновь приводились цифры заразившихся и уже умерших; сравнивалась статистика разных стран. Много говорилось об отсутствии масок и перчаток, средств индивидуальной защиты, и удручающем состоянии госпиталей; звучали сомнения в готовности национальной медицины к эпидемии. Редкие заявления скептиков о том, что китайский грипп вовсе не столь страшен, как им пугают, тонули в громком и нестройном хоре взволнованных и встревоженных голосов.
Ситуация осложнялась тем, что в субботу должны были состояться муниципальные выборы, которым французы придают большое значение и в которых они всегда активно участвуют. Высказывались опасения, что из-за эпидемии выборы могут перенести на лето. Последнее слово в этих бурных дискуссиях принадлежало президенту; страна с нетерпением ждала его решения.
В кафе над барной стойкой висел большой телевизор; когда четверо русских вошли внутрь, свободных мест поблизости от телевизора уже не оставалось. Даниэль сбегал на улицу, притащил для Норова и компании стол, который втиснул посреди зала между другими. Русские сели напротив монитора, а Даниэль вновь убежал за их напитками.
Молодой красивый президент Франции говорил о надвигающейся угрозе и необходимости защитить пожилых людей. Забота об их здоровье требовала, по его мнению, целого ряда серьезных мер. Он проникновенно смотрел в камеру синими глазами и произносил слова хорошо поставленным голосом, то возвышая его, то доверительно понижая.
Его рыжеватые слегка вьющиеся волосы были тщательно зачесаны на висках, где они редели; загорелое лицо, мастерски покрытое тональным кремом, не блестело от влаги; яркий синий галстук был завязан убедительным, крупным узлом; из под рукавов пиджака выглядывали белоснежные манжеты с тонкими запонками. Он напоминал Норову статиста, попавшего в театр благодаря слащавой внешности и старательно, но безуспешно разыгрывающего на сцене пылкого героя-любовника.
За километр видно, что пидарас, поморщившись, заметил Брыкин, уверенный в том, что французы вокруг его не понимают. Не то что наш.
Насколько жена его старше? подхватила тему Ляля. Лет на тридцать? Как называются те, кто со стариками живет? Не педофилы, а эти она наморщила лоб, пытаясь вспомнить. Зоофилы, что ли?
Геронтофилы, подсказала Анна.
Во-во! Бабуля его вечно в камеру лезет, короткие юбки таскает или джинсы в облипку, все молодится. Смотреть противно. Кому она нужна?
Ну, может, охрана ее харит полегоньку, рассудительно предположил Брыкин. А почему нет? Там же арабы в основном, в охране-то, им какая разница? Деньги плати да подставляй, куда совать. Может, они и его заодно от геморроя лечат, а, Паш? Как думаешь?
Ляля рассмеялась. Клотильда, следившая за выступлением президента из-за стойки, с любопытством поглядывала на русских.
Президент говорил, что не считает возможным отменять выборы, ибо демократию он чтит превыше всего, в этом месте его голос зазвучал патетические, и он твердо опустил на стол крепко сжатые руки с отполированными блестящими ногтями. Однако с понедельника во Франции вводится особый режим, президент осторожно прижал правую руку к сердцу, вернее к темно-синему, отлично сшитому пиджаку.
Тебе не кажется, что он репетирует свои выступления? негромко спросила Анна Норова. Слишком декламирует, будто стихи читает. Только руками как-то он невпопад двигает
Норову действительно показалось, что президент перепутал жесты, лучше было бы проделать их в обратном порядке: прижать руку к сердцу, признаваясь в любви к демократии, и обозначить твердость в соблюдении особого режима.
Все предприятия, кроме тех, что обеспечивали жизненные потребности населения, переводились на работу по удаленному доступу либо временно закрывались. Переставали с понедельника работать рестораны, бары, театры, спортивные центры, почти все магазины, кроме продовольственных. Пожилым гражданам не рекомендовалось выходить из дома, кроме как в случае крайней необходимости. Требовалось соблюдение дистанции при общении, ношение санитарных масок и частое употребление дезинфицирующих средств.
Это означало карантин. Президент, правда, всячески избегал этого слова, предпочитая ему другое, более мягкое «confinement», но суть от этого не менялась.
Ну че там? поинтересовался Брыкин у Норова.
Карантин, ответил Норов. Все закрывается.
Звезда рулю! заключил Брыкин. Сваливать отсюда надо.
* * *
Норов услышал снаружи громкое тарахтение мотоцикла, повернул голову и через стеклянные двери увидел, как перед кафе остановился черный «Харли-Дэвидсон» с хромированными трубами. Высокий стройный мужчина в черной коже не спеша слез с мотоцикла, снял шлем и, держа его в руках, вошел в кафе.
Салю, небрежно произнес он всем.
У него были темные вьющиеся волосы, орлиный профиль, густые брови, ясно очерченный рот, подбородок с ямочкой и быстрый взгляд острых черных глаз. Он был красив той резкой подвижной красотой, которая характерна для юга Франции, где она граничит с Испанией.
Жером! просияв, воскликнула Клотильда, выходя к нему из-за стойки и раскрывая руки для объятий. Какой приятный сюрприз! Я тебя не ждала!
Бонжур! произнесла Ляля, вставая и улыбаясь.
Клотильда бросила на нее удивленный взгляд. Камарк расцеловался сначала с ней, затем с Лялей, потом с Брыкиным. С Даниэлем он целоваться не стал, ограничившись снисходительным кивком.
Почему ты не предупредил, что приедешь? упрекнула его Клотильда.
Не собирался. Я на минуту, за друзьями, ответил он, указывая на Брыкина и Лялю.
О, это твои друзья?
Мои русские очень важные друзья!
При этих словах, произнесенных довольно громко, все посетители уставились на русскую компанию.
Черт, с досадой проворчал Норов Анне, незаметно отодвигаясь. Только этого мне не хватало!
Я вас познакомлю, продолжал Камарк, не обращая внимания на посторонних.
Он представил Клотильду и Даниэля Ляле и Брыкину; последовал обмен приветствиями.