Ну-ка замолчи, сейчас же. Устала я слушать!
Ника была вспыльчивая, но отходчивая, поэтому часто уступала в спорах дочери, так же как когда-то матери. Наталья Михайловна была музыкантом и происходила из семьи интеллигентов. Она была хронически недовольна мужем, отцом Ники, начальством и страной, поэтому грезила о лучшей жизни за границей. Эту мечту ей должна была помочь осуществить единственная дочь. Сразу после выпускного в школе Ника с мамой поехали в Ригу к Вере, старинной подруге Натальи Михайловны. Та хоть и не была профессиональной свахой, однако сводничество было ее коньком. В свои семнадцать Ника была потрясающе красива, дерзка и невинна и притягивала взоры многих мужчин. Тем удивительнее было то, что выбор Веры остановился на Валдисе, потомственном ювелире. Его мать была дантистом и снабжала золотом своего мужа, у которого в прямом и переносном смысле были «золотые руки». Во времена советского дефицита его клиентами были звезды эстрады первой величины, да и много кто еще.
«Натуся, эта семья то, что доктор прописал. Ника твоя, будет на песцовых подушках спать», уверяла подруга. После Вериных слов Наталья Михайловна буквально превратилась в каток. У Ники осталось два варианта: либо замуж за Валдиса, либо На самом деле второго как раз и не существовало. В конце концов девушка в свои самые тусовочные годы решила сдаться, тем более сразу «залетела».
«Ладно, после свадьбы Валдис должен купить мне норковую шубу от Браски», мечтала Ника, и даже на время бросила курить, стараясь понравиться родственникам жениха. Свадьбу она почти не помнила мучилась от токсикоза Потом последовал ее переезд в Ригу из Москвы, а Наталья Михайловна из-за пустяка разругалась с родителями зятя, хлопнула дверью и больше не показывалась. Плюс Вера не учла, что Советского Союза давно не было, а Валдис был не похож на отца. Он часто менял занятия и никаких денег в дом не приносил. Так что дружба дружбой, но даже в вопросе брака доверять нужно исключительно профессионалам, и желательно незнакомым.
Ника и Инга самыми последними вбежали в Филармонию.
Где вас носит, мамаша? Мы уже почти закрыли регистрацию участников, накинулась организатор конкурса Алина Сепсяевна шестидесятилетняя, но задорная, молодая душой бывшая пионервожатая.
Простите нас, пожалуйста. Мы поздно вышли, брякнула Ника первое, что пришло ей на ум.
А раньше нельзя было выйти? не унималась Сепсяевна, сверля ее тяжелым взглядом из-под бровей, которые и не слышали о существовании косметологов.
Поздно было раньше выходить, стальной голос Инги не оставил никаких шансов на дальнейший диалог.
Идите за кулисы, через полчаса ваш номер. Сепсяевне тут же полегчало.
Они двинулись за сцену.
Мам, мне плохо, я не могу петь, как-то растерянно и совсем по-детски произнесла Инга.
Что случилась? Ника приложила руку ко лбу дочери. Да, ты вся горишь. Что у тебя болит?
Не знаю, меня всю трясет. Я петь боюсь. Вдруг я на сцене слова забуду. Инга присела на корточки и обняла коленки руками.
Так, пошли скорее на улицу. Ника схватила дочь за руку и буквально выволокла ее через служебный вход. По дороге она схватила чью-то бутылку газировки.
Возле служебного входа они оказались совсем одни, однако метрах в двадцати толпа спешила на филармонический концерт.
Бери бутылку, резко начала Ника.
Зачем?
Бери, сказала. В нее будто вселилась Наталья Михайловна.
Ну, взяла. Девочка обхватила бутылку за горлышко.
Бей по столбу. Слова Ники прозвучали как приказ.
В смысле? Там люди ходят, что они обо мне подумают? попыталась сопротивляться Инга.
Бей, говорю, со всей силы, пока не разобьешь. Это уже была практически Наталья Михайловна.
Инга несильно, но ударила бутылкой по фонарному столбу.
Сильней! Ввали ему! Давай! Ори! не унималась Ника.
Инга стала колошматить столб, пока бутылка не лопнула. Со стороны это казалось какой-то дикостью. Мамаша с дочкой орут и избивают столб перед входом в Рижскую филармонию.
Через час Ника и Инга с грамотой лауреата вокального конкурса приехали домой, где их ждал невеселый Раймонд.
Рома, поздравь сестру, она у нас победительница.
Ника скинула туфли и пошла на кухню разогреть мясо по-французски. С раннего детства это блюдо стало ее фирменным. Ей очень хотелось праздника для себя и детей, хотя бы на обычной кухне, но с любимой едой.
Поздравляю, процедил мальчик.
Мам, у меня проблемы. Точнее, у нас, сказал Раймонд голосом печального странника.
В смысле, ты что натворил? Ника присела на стул.
Да ну блин, не специально. Короче, я мячoм разбил стекло машины соседей.
Каким мячом? Ты же на музыке был. Был?
Ну не был. Меня пригласили сыграть в футбол за школу, я и тренировался, на музыку не ходил, попытался объяснить Раймонд.
Все. Это конец, запричитала Ника. Я с тобой не справляюсь. Я звоню отцу, пусть он приезжает и сам с тобой разбирается.
Она нехотя стала набирать номер Валдиса, краем глаза наблюдая за реакцией сына.
Бесполезно, я сам ему звонил. Денег хотел попросить, в счет дня рождения, чтобы за стекло отдать, неожиданно признался Раймонд. Он вне зоны.
Шубу от «Браски» Ника так и не получила, зато у нее появились двое детей, холодный и отстраненный муж, который весь был в мечтах и проектах, а также его семья, для которой девушка так и не стала своей. Затем Валдис и вовсе уехал в Англию так сказать, на разведку. Сначала присылал какие-то деньги, потом суммы стали меньше, затем вовсе сошли на ноль, да и звонить он практически перестал. Нельзя сказать, что Ника скучала, да и дети привыкли жить без него, однако все это было очень неопределенно и как-то лживо, что ли. Одним словом, кризис затянулся, надо было что-то решать, и тут Ника позвонила по объявлению о приеме на работу в русскую радиостанцию «Спутник W». Как ни странно, ее сразу приняли на должность креативного менеджера по рекламе. Так началась ее трудовая деятельность. Денег все равно не хватало, однако она как-никак была в социуме, коллективе. Многие мужчины за ней ухаживали, она даже сбегала на свидание с коллегой, однако перейти черту не могла. Нет, совсем не из-за Валдиса, все было что-то не то. Ника для себя решила: если уж сближаться с кем-то, то только по любви. Как ни странно, но в тридцать лет она точно знала, что найдет своего человека.
Ладно, идите в свою комнату, мне надо на работу позвонить, я и так там уже два дня не была.
Инга, на правах старшей, толкнула Раймонда в спину и закрыла дверь на кухню. Брат, споткнувшись, побежал за мячом в свою комнату, девочка же осталась возле двери подслушать разговор матери.
Марта Григорьевна, здравствуйте. Это Инга. Извините, что не предупредила, резко проблемы семейные навалились. Я новую рекламу сделала, завтра в офис привезу, запинаясь, начала оправдываться Ника.
Ника Юрьевна, вдруг официально ответила собеседница, завтра можете не привозить. Да и вообще можете не привозить.
Почему? Что-то случилось? опешила Ника.
Ты за новостями следишь? уже более неформально продолжила начальница.
Ну так, по мере возможности. Что-то серьезное произошло? взволнованно и торопливо спросила Ника.
Произошло. Правительство отозвало у нас лицензию, решило, что мы занимаемся российской пропагандой. Так что все, завтра наш офис будет опечатан. Марта Григорьевна как будто зачитала приговор суда.
Какой ужас, как же дальше жить? Ника совсем поникла.
Мой тебе совет, девочка: возвращайся ты домой. Голос начальницы стал совершенно спокойным и доброжелательным.
Куда домой? переспросила Ника и бессмысленно уставилась на картину, висящую на кухне.
Домой, в Россию-матушку, совсем ласково произнесла та.
Ника еще несколько минут сидела, держа смартфон у уха, хотя Марта Григорьевна давно нажала отбой.