Директор терпеливо стал объяснять. Если младенцы теперь встречают розу ревом, то прививается это из высоких экономических соображений. Не так еще давно (лет сто назад) у гамм, дельт и даже у эпсилонов культивировалась любовь к цветам и к природе вообще. Идея была та, чтобы в часы досуга их непременно тянуло за город, в лес и поле, и таким образом они загружали бы транспорт.
И что же, разве они не пользовались транспортом? спросил студент.
Транспортом-то пользовались, ответил Директор. Но на этом хозяйственная польза и кончалась.
У цветочков и пейзажей тот существенный изъян, что это блага даровые, подчеркнул Директор. Любовь к природе не загружает фабрики заказами. И решено было отменить любовь к природе во всяком случае, у низших каст; отменить, но так, чтобы загрузка транспорта не снизилась. Оставалось существенно важным, чтобы за город ездили по-прежнему, хоть и питая отвращение к природе. Требовалось лишь подыскать более разумную с хозяйственной точки зрения причину для пользования транспортом, чем простая тяга к цветочкам и пейзажам. И причина была подыскана.
Мы прививаем массам нелюбовь к природе. Но одновременно мы внедряем в них любовь к загородным видам спорта. Причем именно к таким, где необходимо сложное оборудование. Чтобы не только транспорт был загружен, но и фабрики спортивного инвентаря. Вот из чего проистекает связь цветов с электрошоком, закруглил мысль Директор.
Понятно, произнес студент и смолк в безмолвном восхищении.
Пауза; откашлявшись, Директор заговорил опять:
В давние времена, еще до успения Господа нашего Форда, жил-был мальчик по имени Рувим Рабинович. Родители Рувима говорили по-польски. Директор приостановился. Полагаю, вам известно, что такое «польский»?
Это язык, мертвый язык.
Как и французский, и как немецкий, поспешил другой студент выказать свои познания.
А «родители»? вопросил Директор.
Неловкое молчание. Иные из студентов покраснели. Они еще не научились проводить существенное, но зачастую весьма тонкое различие между непристойностями и строго научной терминологией. Наконец один набрался храбрости и поднял руку.
Люди были раньше Он замялся; щеки его залила краска. Были, значит, живородящими.
Совершенно верно. Директор одобрительно кивнул.
И когда у них дети раскупоривались
Рождались, поправил Директор.
Тогда, значит, они становились родителями то есть не дети, конечно, а те, у кого Бедный юноша смутился окончательно.
Короче, резюмировал Директор, родителями назывались отец и мать.
Гулко упали (трах! тарах!) в сконфуженную тишину эти ругательства, а в данном случае научные термины.
Мать, повторил Директор громко, закрепляя термин, и, откинувшись в кресле, веско сказал: Факты это неприятные, согласен. Но большинство исторических фактов принадлежит к разряду неприятных. Однако вернемся к Рувиму. Как-то вечером отец и мать (трах! тарах!) забыли выключить в комнате у Рувима радиоприемник. А вы должны помнить, что тогда, в эпоху грубого живородящего размножения, детей растили их родители, а не государственные воспитательные центры.
Мальчик спал, а в это время неожиданно в эфире зазвучала передача из Лондона; и на следующее утро, к изумлению его отца и матери (те из юнцов, что посмелей, отважились поднять глаза, перемигнуться, ухмыльнуться), проснувшийся Рувимчик слово в слово повторил переданную по радио длинную беседу Джорджа Бернарда Шоу. («Это старинный писатель-чудак один из весьма немногих литераторов, чьим произведениям было позволено дойти до нас».) По преданию, довольно достоверному, в тот вечер темой беседы была его, Шоу, гениальность. Рувимовы отец и мать (перемигивание, тайные смешки) ни слова, конечно, не поняли и, вообразив, что их ребенок сошел с ума, позвали врача. К счастью, тот понимал по-английски, распознал текст вчерашней радиобеседы, уразумел важность случившегося и послал сообщение в медицинский журнал.
Так открыли принцип гипнопедии, то есть обучения во сне. Директор сделал внушительную паузу.
Открыть-то открыли; но много, много еще лет минуло, прежде чем нашли этому принципу полезное применение.
Происшествие с Рувимом случилось всего лишь через двадцать три года после того, как Господь наш Форд выпустил на автомобильный рынок первую модель Т. При сих словах Директор перекрестил себе живот знаком Т, и все студенты набожно последовали примеру. Но прошло еще
Карандаши с бешеной быстротой бегали по бумаге. «Гипнопедия впервые официально применена в 214 г. Э. Ф. Почему не раньше? По двум причинам. 1) »
Эти ранние экспериментаторы, говорил Директор, действовали в ложном направлении. Они полагали, что гипнопедию можно сделать средством образования
(Малыш, спящий на правом боку; правая рука свесилась с кроватки. Из репродуктора, из сетчатого круглого отверстия, звучит тихий голос:
Нил самая длинная река в Африке и вторая по длине среди рек земного шара. Хотя Нил и короче Миссисипи-Миссури, но он стоит на первом месте по протяженности бассейна, раскинувшегося на 35 градусов с юга на север
Утром, когда малыш завтракает, его спрашивают:
Томми, а какая река в Африке длиннее всех, ты знаешь?
«Нет», мотает головой Томми.
Но разве ты не помнишь, как начинается: «Нил самая»
«Нил-самая-длинная-река-в-Африке-и-вторая-по-длине-среди-рек-земного-шара. Слова льются потоком. Хотя-Нил-и-короче»
Так какая же река длиннее всех в Африке?
Глаза мальчугана ясны и пусты.
Не знаю.
А как же Нил?
«Нил-самая-длинная-река-в-Африке-и-вторая»
Ну, так какая же река длинней всех а, Томми?
Томми разражается слезами.
Не знаю, ревет он.)
Этот горестный рев обескураживал ранних исследователей, подчеркнул Директор. Эксперименты прекратились. Были оставлены попытки дать детям во сне понятие о длине Нила. И правильно сделали, что бросили эти попытки. Нельзя усвоить науку без понимания, без вникания в смысл.
Но вот если бы они занялись нравственным воспитанием, говорил Директор, ведя студентов к двери, а те продолжали поспешно записывать и на ходу, и пока подымались в лифте, вот нравственное-то воспитание никогда, ни в коем случае не должно основываться на понимании.
«Тише! Тише!» зашелестел репродуктор, когда они вышли из лифта на пятнадцатом этаже, и это шелестение сопровождало их по коридорам, неустанно исходя из раструба репродукторов, размещенных через равные промежутки. Студенты и даже сам Директор невольно пошли на цыпочках. Все они, конечно, были альфы; но и у альф рефлексы выработаны неплохо. «Тише! Тише!» весь пятнадцатый этаж шелестел этим категорическим императивом.
Пройдя на цыпочках шагов сто, Директор осторожно открыл дверь. Они вошли и оказались в сумраке зашторенного спального зала. У стены стояли в ряд восемьдесят кроваток. Слышалось легкое, ровное дыхание и некий непрерывный бормоток, точно слабенькие голоса журчали в отдалении.
Навстречу вошедшим встала воспитательница и застыла навытяжку перед Директором.
Какой проводите урок? спросил он.
Первые сорок минут были уделены началам секса, ответила она. А теперь переключила на основы кастового самосознания.
Директор медленно пошел вдоль шеренги кроваток. Восемьдесят мальчиков и девочек тихо дышали, разрумянившись от сна. Из-под каждой подушки тек шепот. Директор остановился и, нагнувшись над кроваткой, вслушался.
Основы, говорите вы, кастового самосознания. Дадим-ка чуть погромче через рупор.
В конце зала, на стене, был укреплен громкоговоритель. Директор подошел, включил его.
ходят в зеленом, с полуфразы начал тихий, но очень отчетливый голос, а дельты в хаки. Нет, нет, не хочу я играть с детьми-дельтами. А эпсилоны еще хуже. Они вовсе глупые, ни читать, ни писать не умеют. Да еще ходят в черном, а это такой гадкий цвет. Как хорошо, что я бета.