Как меня назвали родители, я не знаю, меня так назвал Чепер.
А это еще кто? Ну и имена у вас, девчонка удивленно покачала головой. Вы странные, я таких еще не встречала.
Мы свободные, затворяя калитку, сказал Вечер.
А мы? спросила девчонка.
А вы богатые, произнес Вечер и двинулся к началу улицы, на которой первые сумерки уже стирали очертания домов и деревьев.
Он, все время озираясь, дошел до остановки и сел в подошедший трамвай. Через полчаса Вечер уже подходил к хаузу, так южные называли место, где обычно собирались. Это была заброшенная водонапорная башня. Все подходы к ней прекрасно просматривались, из ее подвала по трубе полуметрового диаметра, в которой когда-то текла вода, можно было проползти под землей двести метров до заброшенного колодца и выбраться через него на поверхность. Сбор после драки был назначен в башне.
«Ну и имена у вас. Вы странные», вдруг вспомнил он слова девчонки и усмехнулся. Вечером его назвал Чепер при первой их встрече.
* * *
Дело было так. Вечер, у которого тогда и имени приличного не было, лишь кличка Фашист, стырил на базаре с прилавка круг колбасы, был день его рождения, и он решил шикануть. Совершить похищение столь ценного продукта незаметно было невозможно, и Вечер решил пойти на откровенный грабеж колбаса так пахла, что ее запах застилал ему рассудок. Он потянул левой рукой круг колбасы с прилавка, держа правую в кармане. И когда продавец, заметив его действия, открыл было рот и выпучил на Вечера глаза, тот выдернул руку из кармана и метнул ему в лицо пригоршню соли, смешанной с перцем. Потом он побежал. Слева и справа замелькали размытые пятна лиц, лишенные своих черт. Взгляд Вечера натыкался на оловянные, тупые взгляды и распахнутые орущие пасти. Его пытались хватать за рукава, но он, спрятав на ходу колбасу за пазуху, ловко уворачивался от протянутых к нему рук. Одному особо ловкому, который умудрился схватить-таки его за шиворот, он засыпал глаза той же смесью соли с перцем и рванул дальше. Выход с рынка был рядом. Вечер выскочил через калитку на площадь, и тут три ражих хари, раскорячившись и расставив пошире руки, чтобы он не обошел их стороной, перегородили ему дорогу. Мелькнула мысль притормозить и дать задний ход, но скорость была такой, что он вряд ли смог бы это сделать.
Он шел прямо им в руки.
И тогда Вечер рыбкой метнулся прямо между ног одного из них. Он умудрился почти проскользнуть, но в это время мужик сжал ноги. Картина могла бы стать классической мужику оставалось только сесть на тощий хребет Вечера своей литой задницей и достать ремень. Но Вечер в последний момент сумел извернуться и двинуть его кулаком в пах. Мужик обмяк, и Вечер, скребя по земле ногтями, выдрался из тисков. Он вскочил, сыпанул возникшей слева тени порцию соли в лицо и рванул подальше от базара, но буквально через десять метров дорогу ему перегородил мотоцикл.
Шикарный черный байк встал поперек тротуара. На нем сидел тип с длинными, до плеч, черными волосами и темными глазами, которые излучали опасность. Вечер посмотрел в эти глаза и как-то обмяк. Он почему-то сразу, всей своей шкурой понял, что от этого типа ему не уйти.
А ты ловкий джус, произнес байкер.
Неловкий в нашем деле давно бы с голоду коньки откинул, угрюмо произнес Вечер и, оглянувшись на шум за спиной, увидел приближающихся преследователей. Слышишь, недосуг мне тут с тобой трепаться, у меня дела, произнес он скороговоркой.
Вижу, усмехнулся байкер и, крутанув рукоятку газа, кивнул на заднее сиденье. Садись, быстро!
Вечер, не раздумывая, выбрал из двух зол то, что показалось ему более достойным, и оседлал мотоцикл. Байк плюнул дымом в лицо базарной толпе, которая была буквально в полутора метрах от него, и рванул с места, унося Вечера в другую жизнь, которая, правда, началась не сразу.
Остановив мотоцикл недалеко от южной окраины города, на холме, с которого просматривалась даль и другие холмы, густо поросшие орешником и кленами, байкер некоторое время смотрел на пылающий горизонт был закат, а затем обернулся к Вечеру и спросил:
Ты где живешь?
Да так неопределенно протянул Вечер.
Понятно, сказал байкер. А как тебя зовут?
Фашист, произнес, немного помявшись, Вечер, и внезапно ему стало стыдно.
Байкер удивленно присвистнул:
Да разве ж это имя. А как родители тебя называли?
Их у меня не было.
У всех есть родители.
Может быть, но у меня не было, упрямо произнес Вечер.
Знаешь, не стал спорить с ним байкер, какое имя, такая и жизнь у человека будет. А хочешь, я тебе новое имя дам?
Ты?! с удивлением уставился Вечер на байкера. Ведь имя мог дать только отец или мать, или еще улица, которая и нарекла его Фашистом. Но чем дольше смотрел он на байкера, сидевшего на своем мотоцикле, сверкающем никелем и стоящем прорву денег, на его прикид: дорогую кожаную куртку и штаны, стильные канадские сапожки и часы «Константин Вашерон» на смуглом запястье, которые наверняка стоили еще больше, чем мотоцикл, и главное, на выражение его глаз, тем больше ему начинало казаться, что если этот человек даст ему имя, то это будет не пустой звук. Это будет законно.
Хочу, произнес Вечер, нащупывая за пазухой колбасу на месте ли. А какое?
Какое тебе по силам будет носить. Ведь человек должен соответствовать своему имени, иначе ничего хорошего у него в жизни не будет.
Да?! Вечер смотрел на байкера во все глаза. Никто до этого не говорил ему таких серьезных вещей.
Хочешь, я назову тебя Байкер на какое-то время задумался. Хочешь, я назову тебя Вечер?
Вечер? удивленно уставился на него Вечер.
Да. Разве это плохо? Байкер широким жестом обвел все, что было вокруг. Ты посмотри, какой закат, посмотри на горизонт. Он пылает, а какое небо над ним, какие краски, тишина и холмы. Это вечер!
Вечер, открыв рот, продолжал смотреть на байкера он никогда не слышал таких слов и еще более утверждался в мысли о том, что этот человек имеет полное право дать ему имя.
А разве так можно?
А кто нам это запретит? Мы свободные люди, Вечер.
Да? Вечер неуверенно улыбнулся.
Байкер слез с мотоцикла и положил ему руку на плечо.
Теперь ты Вечер, и вечер отныне твое лучшее время. Он будет помогать тебе. Ведь вы братья.
От этих слов у Вечера защипало в носу. Еще никогда не случалось такого, чтобы кто-то ему помог, если не считать этого человека.
Куда тебя подбросить? спросил байкер, садясь обратно на мотоцикл.
Да я здесь посижу. С братом, ответил Вечер.
Понимаю, улыбнулся байкер. Вообще-то, это мое место. Я сюда часто на закате приезжаю, но об этом никто не знает.
Я понял, сказал Вечер.
До встречи, сказал байкер и уехал.
Вечер, оставшись один, долго смотрел на закат, пока тот окончательно не истлел и не наступила темнота. Сегодня ему исполнилось тринадцать лет, сегодня же он получил новое имя, и это надо было осмыслить. Потом он поднялся с земли и, вспомнив про колбасу, достал ее из-за пазухи.
А на следующий день его жестоко била своя же стая. Он заявил им, что он не Фашист, а Вечер. Когда он врезал Французу, который первым поднял его на смех, это еще ему сошло. Француз был его ровесником. Он свалился на землю с ящика, на котором сидел, и прекратил ржать. Но когда Вечер добрался до Биба, который был старше его на два года, и засветил тому под глаз, все решили, что он обнаглел. Ему вышибли зуб, изрядно помяли бока, поставили здоровый фингал под глаз и разбили нос. Но пострадал не только он. Изрядно прихрамывал тот же Биба, которому он в драке каблуком своего ботинка здорово ушиб пальцы ног, и еще у пары человек были синяки. На другой день его решили изгнать из стаи. Вечер ушел, особо не горюя. Прокормиться он мог и сам, с ночлегом проблем тоже не было стояло лето. А до зимы он подыщет себе какую-нибудь нору.