Горский кивнул. Такие истории были обычным делом, хотя мало кого с травы пробивало на столь сильные переживания. Среди его знакомых были люди, находившиеся в сложных эзотерических отношениях с известными артистами, городскими птицами и даже предметами мебели, попавшимися им на глаза в подходящем состоянии. Для себя Горский затруднялся объяснением этого феномена, но склонялся к тому, что в любом объекте можно обнаружить признаки Божественного, а психоделики на то и психоделики, что помогают в этом. Ну, а кто что в чем находит, вероятно, зависит от личной кармы. Или — Пути, которым ты должен идти. Или — просто случайно. На самом деле, ответ на этот вопрос был непринципиален.
— И кто это был?
— Некто Андрей Альперович. Какой-то крутой коммерсант. Он со своим партнером пришел на переговоры к Виталику.
— А что твой факс?
— В тот день до него руки не дошли, слава, как выражается мой брат, Джа.
— Так он действительно был на итальянском?
Алена наморщила лоб.
— Не помню. Сейчас мне кажется, что да, но, может, потом выяснится, что на английском. Когда трава… это самое… рассосется.
Она снова хихикнула, но на этот раз Горский не поддержал. Он задумчиво рассматривал висевшую перед ним на стене картинку с изображением разноцветной мандалы. Пары тибетских божеств белого, красного, желтого и зеленого цвета танцевали по ее краям, а в радужном центре лотосовый владыка танца обнимал свою красную дакини. Вырванная из какого-то журнала копия тибетский тангхи иногда вызывала у Горского странные смещения сознания — но, видимо, трава была хоть и сильная, но спринтерская… полчаса — и как не бывало.
Ему нравилось курить с Аленой. Во-первых — не грузила, во-вторых — подтверждала теорию Горского об изменении отношения к наркотикам. Если десять лет назад вещества были достоянием волосатых и, может быть, блатных, то теперь они все больше распространялись в обществе. Курить траву, есть кислоту, колоться калипсолом уже не означало порвать со всем обществом — это был просто такой способ жизни, точно такой же, как ходить в церковь или, скажем, в синагогу: важный для того, кто следует этому пути, но не мешающий его социальной жизни. Только ради этого и следовало отменить совок несколько лет назад.
Алена начала разливать чай, когда снова запищал домофон.
— Кто там? — спросила она.
— Это Антон, — раздался искаженный до неузнаваемости голос.
— Открывай, — кивнул Горский.
Скинув в прихожей рюкзак, Антон повесил на вешалку джинсовую куртку и снял кроссовки. Кроссовки были битые, и он уже давно хотел купить себе вместо них правильные ботинки типа армейских. Dr.Martens, ставший спустя несколько лет униформой рейверов, тогда еще толком не появился в Москве, и те кто хотели выебнуться, заказывали их в Лондоне или пытались найти что-то похожее. В любом случае, оставшись без работы, Антон оставил и мечту о ботинках.
Он прошел в комнату. Посреди, как всегда, восседал на своем кресле Горский, а у журнального столика примостилась худощавая брюнетка в юбке и белой кофте.
— Привет, — кивнул он ей, — я Антон.
Она неуверенно улыбнулась и сказала «Алена». Даже не глядя на пепельницу, Антон понял, что они уже успели раскуриться. Он бы тоже с удовольствием пыхнул, но посчитал неудобным начать прямо с этого.
Он налил себе чаю и сел на диван.
— Ты бы знал, Горский, как я вляпался, — сказал он.
— А что? — вежливо, хотя и без особого интереса, спросил Юлик
— Вчера вечером на даче тетка от овердоза кинулась… ну, жена одного из этих коммерсантов.
— Что, героин с кокаином мешала? — поинтересовался Горский.
— Нет, маркой траванулась.
— А разве такое бывает? — спросила девушка.
— Своими глазами видел, — повернулся к ней Антон, — съела и через пять минут уже все… ну, или почти все. Вся опухла, словно собиралась лопнуть, глазки стали как щелочки, щеки на поллица, горло, видимо, перекрыло — и пиздец.
— Ужасная история, — сказала Алена, — я и не знала, что от кислоты можно кинуться. Может, оно и к лучшему, что не знала. Я тебе не рассказывала, как я принимала кислоту? — спросила она Горского.
Тот, явно думая о чем-то своем, покачал головой.
— Я пришла к Димке в гости, у него еще приятель его сидел… не помню, как звали. Ну, мы покурили, и я говорю им, что никогда кислоты не пробовала. Они пошептались и достали марку: вот, говорят, пробуй, если хочешь. А я тогда думала, что кислота должна быть в таблетках или там, в ампулах и решила, что они меня разыгрывают. Я им говорю, будто поверила: «Что я буду одна эту бумажку жевать, давайте вы тогда тоже». Ну, Дима еще одну марку достает, режет на три части, а я думаю все — когда им надоест-то? Говорят, клади под язык и соси. Я говорю, ладно, постебались и хватит, чего я дура всякую бумагу жевать? Ну, типа как хочешь, сама просила. Съели свою дозу, я тоже свою как бы съела и думаю: «Когда же им это надоест?» А они сидят, гонят что-то и изредка спрашивают: мол, как, тебя уже вставило? А меня еще раньше от травы вставило, причем сильно, и я сижу, на картинки там смотрю, музыку слушаю и только изредка говорю: «Да ладно уже, надоели с вашей кислотой, хватит уже. А вот трава у вас классная». И вдруг смотрю на часы и понимаю, что нет такой травы, чтобы вставляла на шесть часов с такой силой. И я как заору: «Так это действительно ЛСД?!»
— Поищи-ка на полке папочку с надписью «My Problem Child», — вдруг попросил Горский.
— Зачем? — спросил Антон.
— Да так, одну вещь проверить, — сказал Горский
Антон подошел к полке и стал просматривать папки одну за другой.
— Вроде нет такой, — сказал он.
— Ну, не важно, — ответил Горский, — просто никто никогда не умирал от ЛСД. Грохнули эту твою подругу, вот что.
Иногда Горский любил дешевые внешние эффекты.
— Они все одноклассники, — продолжал Антон подробно пересказывать сцену смерти Жени. — Лет им, я думаю, по тридцать, и у них совместный бизнес. У всех, кроме Леры — она последние три года провела в Англии.
— А что она там делала? — спросила Алена.
— Вроде получила грант от Британского совета на какие-то женские исследования… феминизм и все такое. А сейчас она вернулась, позвонила Поручику и…
— Поручику? — переспросил Горский.
— Это прозвище Бориса… не помню фамилии… еврейская какая-то. Не знаю, почему его так называют… наверное, в честь поручика Ржевского. Он выглядит как типичный крутой — золотая цепь, сотовый телефон, все дела.
— Бандит? — спросил Горский.
— Нннет, не похож. Крутой, но не до такой степени.
— Ага, — сказала Алена, — как мой начальник.
— Ну вот, они близкие друзья с Владимиром, хозяином дачи. Такая контрастная пара: Поручик — душа компании, а Владимир, наоборот, серьезный, жесткий и мрачный. Он, например, собрал всех перед отъездом и предложил сознаться, кто дал Жене кислоту. Они договорились, что не будут передавать дело ментам, а виновный просто уйдет — из бизнеса и из тусовки.
— То есть он знал, что это убийство? — спросил Горский.
— Не думаю… — запнулся Антон, — он, кажется, просто не любит наркотиков… ну, ты знаешь этих тридцатилетних алкоголиков.
— Да, — подключилась Алена, — вот у меня был случай…
— Подожди, — прервал ее Горский, — пусть Антон доскажет. Значит, убийца должен уйти из бизнеса? А какой у них бизнес?
— Не знаю, — сказал Антон, — что-то со строительством, кажется… или с инвестиционными фондами.
Горский кивнул:
— А кто там еще был?
— Еще был женин муж, Роман. Такой неприятный молчаливый мужик… Я с ним и двумя словами не перекинулся. И, кажется, позавчера вечером они с Женей поссорились… во всяком случае, вчера с утра они не разговаривали. Сейчас я вспоминаю, что она была весь день какая-то возбужденная…
— Амфетамины? — спросила Алена.
— Не до такой степени, — ответил Антон, — просто такая экзальтированная по жизни девушка. И вообще, мне показалось, что если кто-то в этой компании и понимает толк в наркотиках, так это Лера и Альперович. Я курил в субботу вечером, и они присоединились.