Он обзавёлся несколькими большими флягами для воды, сигаретами и бинтами. Всё это он использовал на полях сражений: умирающие бойцы часто просили сигарету, а не воду. А троим однажды Бенир перетянул раны своей изорванной одеждой. Те парни сумели покинуть поле боя до появления падальщиков. Вероятно, и по сей день здравствуют.
Бенир, окинув взглядом бескрайнее поле, покрытое редкими цветами и островками слабой травы, сел на уступе и вынул кусок хлеба с сыром и принялся за еду. Он останется здесь. Рядом растёт огромное старое дерево, в ветвях которого можно остаться на ночь. Падальщики не способны подниматься на высоту более десяти метров.
Где-то на горизонте уже поднимались тучи пыли, делая уходящее светило алым. Скоро разразиться ещё один бой. Нужно подготовиться и ждать финала.
Каждый раз, глядя как люди убивают друг друга, мальчик пытался понять смысл этих сражений. Никто ведь по-настоящему не выигрывал. Обе стороны несли колоссальные потери. Командиры обеих армий, оставив на поле тысячи, а то и сотни тысяч своих солдат, в какой-то момент просто, разворачивали свои полка и уходили. Они не пытались перед боем договориться, не пытались остановить его или, просто, не явиться. Шли. Убивали. И уходили.
Бессмысленная битва казалась мальчику неправильной, сюрреалистичной, неоправданной, жестокой. Так и родители его погибли. Вот в такой войне. И у этих вояк тоже, небось, дома ждут их жёны, дети.
Два народа без конца воюют, оставляя на полях сотни тысяч умирающих своих сограждан. И никогда не пытался вмешаться некий третий народ, чтобы остановить это. И есть ли другие народы в этом мире? Каков он этот мир, если здесь постоянно воюют, отдавая тяжело раненных и тела мёртвых на растерзание ужасным тварям?
Бенир отвлёкся от размышлений, услышав у ног знакомый скрежет и шуршание. Падальщик!
Мальчик застыл с поднятой рукой у рта. Кусок хлеба и сыр зависли в воздухе. А у ноги выворачивалась земля, выпуская наружу ещё пока очень тонкую, едва заметную чёрную полоску. Маленький. Очень маленький падальщик выбрался и тоже замер, разглядывая сотнями микроскопических ярко-зелёных точек-глазок человека. Чёрная полоска. Просто прямоугольник не более двух сантиметров в длину и полутора сантиметрах в ширину. Вот и весь смертельно опасный падальщик. Детёныш пока ещё.
Хищник приподнял переднюю часть своего тельца, продолжая с любопытством рассматривать гору мяса перед ним.
А хлеб будешь? сглотнув от страха, прошептал мальчик. Я ещё жить хочу. Давай, я тебе дам хлеба, а ты не тронешь меня? А?
Детёныши в стократ опаснее взрослых особей. Тех можно увидеть и убежать, а вот от их потомства не удрать прыгают высоко, стремительно, их почти не видно на фоне тёмной земли, особенно ночью.
Бенир медленно стал опускать руку с хлебом к чёрному, качающемуся кусочку тряпочки, на которую так похожа эта тварь.
Хлеб. Это хлеб. А сверху сыр. Вот, попробуй, продолжал Бенир.
По его спине лился холодный пот, сердце от ужаса почти перестало биться, но рука продолжала опускаться к земле, к плоской морде крошечной твари. Бенир знал, что бежать бесполезно. Чтобы убежать, должна быть дистанция не меньше трёх метров. Тогда ещё есть хоть какой-то шанс на спасение.
Хлеб упал на землю прямо перед мордой твари, которой отпрянула, но через пару секунд набросилась на обед мальчика. Падальщик накрыл головой еду, и та стала распадаться на частицы, едва ли не в пыль. И пыль втягивалась в острые края прямоугольника твари.
Так, вот, значит, как они питаются!
Заинтригованный Бенир подтолкнул к твари кусочек сыра и склонился, наблюдая, как падальщик уплетает его обед. Над телом твари начали проступать контуры ещё одного прямоугольника полупрозрачный, едва видимый, напоминающий марево, какое случается над дорогами во время жары.
Падальщик поднял переднюю часть тела и закачался вперёд-назад, вращая крошечными глазками, рассыпанными по поверхности того места, где у других животных есть голова.
Что? Ещё еды? Погоди. Есть ещё. Вот.
Бенир извлёк из мешка тушку крысы, которую собирался обменять у солдат в военном лагере те не гнушались никаким мясом. Ели даже воробьёв и мышей. Жаловались, что довольствие скудное, а то и не свежее, от чего случаются частые отравления порой и со смертельным исходом. А крыс они и сами ловят в промежутках между боями. Варят их подолгу. Так и выживают.
Крыса пришлась по вкусу падальщику. Тварь её так же расщепила в пыль и втянула в себя. Над её спинкой появилась ещё одна полоса, ещё более тонкая и прозрачная. Но под определённым углом можно её рассмотреть.
Это ты так растёшь?
Бенир осторожно приблизил палец, пока тварь доедала крысу, и коснулся верхнего прямоугольника, будто бы висящего на расстоянии от спинки хищника. Тварь резко вскинулась, и мальчик испуганно отдёрнул руку, нервно облизнув сухие губы.
Ну, ты, аккуратнее! Я же не собирался тебя давить!
Детёныш падальщика снова поднял верхнюю половину туловища и закачался. Опять вперёд-назад. Опять жрать просит?!
Ну, нет. Хватит. Тебя не прокормишь. Иди уже.
Бенир осторожно отполз подальше, волоком таща за собой свой мешок, затем поднялся и быстро полез на дерево, поглядывая на всё ещё качающуюся пластинку твари на земле.
Пока он развлекался, рассматривая падальщика, в поле уже началось очередное сражение. Ничего интересного. Бьются на смерть. В основном стреляя в упор из слабых пистолетов или убивая друг друга обычными, но крепкими и большими ножами.
Бенир несколько раз зевнул и потёр глаза, уже понимая, что финал близок. Вот, точно: командиры внезапно подняли свои стяги, и их бойцы начали отступать, спотыкаясь о раненных или мёртвых. Никого из своих не поднимали, не пытались спасти, просто уходили.
Пора спускаться. Убедившись, что у подножия дерева нет падальщиков, Бенир закинул лямки мешка на плечи и полез вниз. Детёныш падальщика не оставил даже крошек. Возможно, он ещё где-то рядом. Нужно быть внимательным. Такие мелкие твари могут пронзить ногу, внезапно выпрыгнув из-под земли.
До земли остался буквально метр, и мальчик бросил в сторону кусочек хлеба. Нет. Ушёл тот падальщик. И других, похоже, рядом нет. Теперь точно можно спокойно спускаться. До наступления темноты у него ещё есть примерно часов пять на работу.
Он переходил от раненного к раненному: кому воды, кому выкурить последнюю сигарету, кому раны перевязать. Но он не помогал никому подняться на ноги, лишь забирал свою плату и переходил к следующему пока не остановился перед офицером. Тот лежал навзничь, раскинув руки в стороны. Камешек в руке. Большой, размером с кулак и с горизонтальной небольшой прорезью.
Голову поверни мне, попросил он. Хочу видеть небо.
Привыкший уже ко всему, Бенир спокойно подложил под затылок раненному чей-то свёрнутый мундир и присел рядом, разглядывая чумазое лицо солдата.
Вы все хотите видеть небо, тихо сказал он, убирая в мешок опустевшую флягу и вынимая полную. Тихо добавил:
Ты же знаешь, что бесплатно я ничего не делаю.
Да, слыхал, согласился офицер. Мне уже не жить. Забери всё, что придётся тебе по нраву.
Бенир смущённо отвёл взгляд и спросил:
А если я попрошу в уплату рассказать про те предметы, что я уже заработал? Многие солдаты отдавали мне своё имущество, но я не знаю их предназначения и ценности.
Офицер на мгновение прикрыл глаза, сглотнул, качнув кадыком.
Смысл-то оставлять земле мои сокровища? А тебе они все пригодятся. Могу и на твои вопросы ответить. Давай, сын врага, показывай, что тебе оставили. Только смотри, чтоб ходячие не увидели, отберут. А то и побьют ещё. Аккуратней.