В основном эти разногласия касались исполнения одной из главных ролей: роли Баталова - Гусева.
Не так виделся Михаилу Ильичу Гусев, все как-то его не устраивало. И хотя он никогда не показал Алеше Баталову своего неудовольствия, не выказал ничем, даже видом, - это чувствовалось. А я, главный сторонник Баталова, оказался, как в известной повести "Принц и нищий", "мальчиком для битья". Все, что не высказывалось в адрес Баталова, в стократной мере высказывалось мне, прямо и нелицеприятно.
А мне, например, далеко не все нравилось у Тани Лавровой. Даже были какие-то моменты, когда она меня просто раздражала. А Михаилу Ильичу она нравилась. Он видел так, а я почему-то не видел; хотел, но не видел.
Чтобы не нарушать съемочного процесса, я молча вставал и на цыпочках уходил из павильона. Ромм тут же прерывал съемку и посылал за мной. Меня возвращали. Он встречал меня, стоя посреди павильона: "Ну, что?" И я ему: "Что?" Съемка откладывалась, мы отправлялись за декорацию, и он долго убеждал меня в том, что я не прав; я не соглашался, пытался, в свою очередь, убеждать его. В общем, в начале съемок, надо честно сказать, отношения наши стали складываться не лучшим образом. Та идиллия, которая существовала между нами во время написания сценария, почему-то грозила рухнуть безнадежно.
Когда мы приехали снимать в Дубну, директор картины, зная, какие мы неразлучные друзья с Михаилом Ильичом, не придумал ничего лучшего, как поселить нас в одном номере. Это был двухкомнатный люкс в гостинице для приезжих физиков. В одну комнату вытащили мою кровать. В маленькой комнате - кровать Михаила Ильича и письменный стол. И вот, после очередной размолвки, настал чей-то день рождения, кажется, Баталова. Во всяком случае, решили в этот вечер собраться у Баталова и устроить застолье. Естественно, пригласили Михаила Ильича. Но из-за меня, из-за нашей размолвки он отказался: "Не пойду. К Баталову в номер не пойду". - "Ну, что делать, Михаил Ильич, а я пойду". - "Идите", - сказал он многозначительно.
Номер Баталова был отделен тонкой стенкой от нашего. Принесли патефон (тогда магнитофоны еще не получили широкого распространения). В общем, веселились мы великолепно. Когда все разошлись, я задержался у Баталова все-таки у меня скребли кошки на душе, и я решил во что бы то ни стало как-то Баталова встряхнуть.
- "Ты что спишь на ходу, Леша? Давай поговорим с тобой всерьез о Гусеве.
Баталов уже очень устал и лег в постель, а я, расхаживая возле его кровати, старался вложить ему в мозги все, что мог, - хотел поправить положение, хотел, чтобы Михаил Ильич был доволен и чтобы завтра я мог сказать: "Вот что я сделал!" Было, наверное, около двух часов ночи. Я попрощался с Баталовым, снял башмаки, чтобы не будить Михаила Ильича, осторожненько открыл дверь, на цыпочках сделал три шага и услышал: "Я не сплю". Я вошел в комнату к Михаилу Ильичу: "Что с вами, Михаил Ильич?"
- "Я не могу спать, когда знаю, что кто-то должен еще прийти, я очень чутко сплю, вы мне мешаете, - сказал Михаил Ильич.
Таким я его никогда не слышал... и не видел.
- "Михаил Ильич, извините, я там задержался, чтобы поговорить с Баталовым. Я очень серьезно с ним поговорил по всему образу, я просто дал ему "прикурить"!
- "А собственно, кто вы такой, чтобы дать прикурить исполнителю центральной роли?
Я говорю:
- "Режиссер...
- "Второй! - отрезал Михаил Ильич.
В общем, уже не помню всех подробностей этого разговора. Ромм был резок, краток, афористичен. А был уже четвертый час, ужасно хотелось спать. Михаил Ильич, по-моему, даже не ответил на мое "спокойной ночи". Я пошел к себе в комнату и уснул богатырским сном...
В конце концов М. Ромм все-таки смирился с тем, что роль Гусева досталась Алексею Баталову, и перестал воспринимать его на съемочной площадке как что-то инородное. На этой почве прекратились его конфликты и с Д.