Олаф уставился на него в упор, его глазки забегали, а шея побагровела.
Доброе утро. Решила прервать их немое противостояние Нелли. Дядя Олаф, мы ещё с вами не виделись. Как вы доехали?
О, Нелли, дай-ка на тебя глянуть! Воскликнул он, проигнорировав её вопрос.
Потрепав её за щёку, как беззащитного щенка, он покачал головой и выдал мнение, о котором его никто не просил, как, впрочем, всегда:
Да, Эстрида права, ты совсем исхудала. Вон, щёки впали, под глазами синяки. Ты похожа на рыбку, которая барахталась в сетях.
Я ехала сюда до часа ночи, а потом меня подняли ни свет ни заря. У любого так синяки появятся.
Её мать растянула губы в сардонической улыбке, но не стала ничего говорить.
Где бабушка? Спросила Нелли у всех сразу.
Олаф отхлебнул остывшего напитка и ответил:
Представляешь, день рождения у человека, а она пошла доить корову. Вот, бери с неё пример.
Нелли очень хотелось засмеяться: в её голове домашний скот никак не сочетался с образом дяди импозантного столичного адвоката и его элегантной супруги стокгольмского доцента на кафедре международного права. Их десятилетняя дочь также не тянула на доярку и всегда морщилась, если ей приходилось проходить мимо хлева или курятника. Чтобы не подвергать суждения самого уважаемого и ценимого члена семьи сомнениям, она прибегла к фактам:
Боюсь, корова не поместится в моей мансарде в Этельсборге.
Расмус прыснул.
Нелли! Повысила голос Эстрида, обнаружив малейшую угрозу авторитету своего близнеца.
Запах подгоревшего раггмункара вынудил её вернуться к готовке.
А тётя Агата и Вильгельмина приехали с вами? Поинтересовалась Нелли.
Да, сказал Олаф, ну и путешествие было, скажу я тебе по секрету. Они уже встают.
Хорошо. Я проведаю бабушку и вернусь к вам.
Пока мама ничего не добавила, Нелли юркнула в коридор, обула резиновые сапоги и выбежала через чёрный ход к хозяйственным постройкам.
Единственным человеком, которого она боялась больше собственной матери, была её бабушка Анна, державшая в страхе своих детей и внуков. Всю жизнь она занималась тяжёлым фермерским трудом, который закалил её характер. В свои восемьдесят она обладала куда большей силой воли, чем любой в Мекленмё. Также она была ярой поборницей традиционализма и при каждой встрече задавала несколько неудобные вопросы.
Пропустив удар сердца, Нелли открыла дверь в коровник. Равно как и в их прошлую встречу, Анна Лундберг сидела к ней спиной на короткой лавочке и занималась дойкой. Старый скрюченный позвоночник выступал из-под полосатой рубахи. Несмотря на температуру снаружи, она никогда не мёрзла, в отличие от других людей почтенных лет. Услышав звяканье замка, она обернулась и нахмурила одну бровь.
Бабушка, здравствуй! Улыбнулась Нелли. Поздравляю тебя с
Что на тебе надето? Ты выглядишь нелепо. Отрезала она.
Оглядев себя от груди до сапог, Нелли не нашла, к чему придраться, и просто молчала под суровым взором дряхлой женщины. Чтобы не думать о замечании и не смотреть в глаза личного прокурора, она стала рассматривать глубокие морщины на землистом лице бабушки, её тонкие губы, белую голову, исчезнувшие брови.
Ты хоть думаешь о замужестве? Перешла она к своему извечному вопросу. Сидишь в своём нотариате. Тебе двад-цать шесть! Мы должны тебя куда-то пристроить.
Все собираются завтракать, ба. Сказала Нелли, выдержав паузу. Приходи к нам.
Анна махнула рукой и осталась.
***
Весь день прошёл в подготовке к празднику. Первым делом Нелли отдала маме лимонный пирог по давнему рецепту дедушки Фергюса. В детстве Нелли прибегала к нему в пекарню, где он рассказывал ей про разные виды хлеба и дессертов, учил замешивать тесто, разрешал украшать сдобные булочки маком и цветными посыпками. А свой коронный лимонный пирог он пёк на каждый праздник: сначала в одиночестве, а потом вместе с внучкой. Дедушки не было с ними более десяти лет. Каждый праздник она повторяла этот рецепт в память о нём.
Когда на одном из таких застолий она заявила, что хочет пойти в кулинарный колледж, а потом открыть свою пекарню, её сестра рассмеялась, а мать грубо осадила словами: «Ты никогда не станешь пекарем. Ты будешь адвокатом, как дядя, и даже не думай спорить». В тот день у неё внутри что-то надломилось. Нелли больше не разрешали приходить в пекарню, и волшебство, которое она ощущала там, так и не вернулось.
Она думала: «Нет, это нормально, что я больше не испытываю детских чувств. В детстве всё кажется зеленее и светлее». И только дедушка смотрел на неё грустными глазами. Единственное, что у них двоих ещё не забрали это традицию печь лимонный пирог по праздникам.
Вдохновившись успехами Олафа, Эстрида отправила свою дочь в Этельсборг. Олаф и Агата великодушно предложили приютить племянницу в Стокгольме и подготовить её к поступлению, но Эстрида наотрез отказалась создавать им неудобства. В результате Нелли пришлось найти подработку, чтобы арендовать жилье и покупать себе еду. Она вылетела из колледжа на полпути, чем закрыла себе дальнейшее продвижение по службе. Тайну своего провала она оберегала ото всех, надеясь в будущем завершить обучение.
Вскоре к Нелли присоединилась её старшая сестра. Эмилия работала учительницей в единственной школе в городке и издалека была полной копией матери: среднего роста, крепко сложенная, но набравшая вес с годами, она маниакально осветляла волосы и по своему обыкновению собирала их в традиционные шведские косы, закреплённые вокруг головы. Нелли предполагала, что так сестра пытается скрыть свои проплешины, и тайно злорадствовала. Лицо Эмилии было более угловатым, чем у остальных членов семьи, а зрачок размером с бисеринку был едва заметен в бледно-голубых радужках.
Дорогая, ты как всегда прекрасно выглядишь, заявила она с порога своим елейным голосом. А что это у тебя за перо в волосах? Ах, это твоя чёлка, ну извини.
Привет, Эми. Где же твои дети?
Двое шумных мальчишек с криком вбежали через заднюю дверь, пронеслись через весь дом и выскочили из парадной, чуть не толкнув тётю. Их мать лишь с улыбкой пожала плечами. Нелли фыркнула.
Ну что, встретила кого-нибудь в своём Этельсберге? Спросила сестра по пути на кухню.
Борге. Поправила Нелли. И я предпочту обсудить что-нибудь другое. Лукас присоединится к нам?
Да, он вернётся после проповеди. К сожалению, не смогла его сегодня послушать. Кстати, ты там у себя ходишь в церковь?
Отношения Нелли с Богом были непростыми. До того, как её профессиональную мечту обескрылили, она верила в садовых фей, и ей даже казалось, что однажды она видела одну среди кустиков морошки. Ей нравилось думать, что некие высшие силы помогают людям в повседневных делах, и она точно знала, какие желания загадала бы, будь у неё волшебная лампа Алладина.
Но после ей сказали, что всё это не правда и существует только один главный Волшебник, правилам которого нужно подчиняться. Она не испытывала такой же радости во время лютеранских ритуалов, какую ощущала, приподнимая в саду листик в поисках сказочных существ.
Разумеется, да, каждое воскресенье. Прогундосила Нелли, давая понять, что дела обстоят совсем иначе.
Это замечательно. Мы все молимся за тебя, чтобы Бог защитил тебя от одиночества.
Она приподняла бровь, как бабушка, и увлекла Эмилию на кухню. Не успели они начать приготовления, как наверху раздался визг Вильгельмины. Зная о попустительском отношении сестры к воспитанию собственных детей, Нелли сказала:
Продолжай, я посмотрю, в чём там дело.
Она поднялась по лестнице и заглянула в детскую, которую раньше делила с сестрой. Её маленькая кузина сидела на полу и плакала над порванной тряпичной куклой в блестящем шифоновом сарафане. Том и Андрес перекидывали друг другу игрушечную голову с косичками из конского волоса.