Набрал номер Пинкертона. Долго слушал гудки. Понятное дело, вяжет какого-нибудь серийного маньяка. Вот сейчас застегнет на его запястьях наручники и возьмет трубку. Это у меня, тунеядца, всегда руки свободные. А у него в одной руке пистолет, а в другой наручники.
Кто это? Отзовись! Блин, взяли моду имена писать не нашими буквами. Портишь тут зрение!
Голос был совершенно мне незнакомый и какой-то жутко брутальный. Я пробормотал, называя себя и уже сожалея, что решился на эту затею. Признаюсь, мне стало страшновато. Даже на расстоянии Пинкертон внушал страх. Представляю, что чувствуют его подопечные.
Рома! Блин! Вот это да! Сколько лет, сколько зим! радостно бухало в трубке. Я отодвинул телефон от уха.
А вот это уже был Пинкертон. Неунывающий наш Толик! Зевс громоподобный! Марс бог войны!
Ну, где же ты пропал, дружище? Даже я, ищейка со стажем, не мог обнаружить тебя! Ушел в глубокое подполье? Пинкертон чуть сбавил громкость, наверно, не хотел, чтобы всё управление слышало его разговор.
«Значит, так искал!» подумал я. Почему-то эта мысль мне показалась неприятной. Да он мог бы найти иголку в сене, если бы захотел. Хотя и работу нельзя сбрасывать со счетов
Какой удачный день! Кажется, сегодня я весь день проведу в учреждениях общепита. Пинкертон назначил мне встречу в кафе возле управления. Пришлось брать такси, чтобы не расспрашивать шарахающихся прохожих, где эта улица, где этот дом. Времени еще было достаточно. Я зашел в кафе за полчаса до назначенного времени и по школьной привычке уселся в дальнем углу под натюрмортом, в котором самой красивой была узорная позолоченная рамка. Заказал чай с пирожным. Официант отнесся к моей просьбе понимающе. Поскольку была еще первая половина дня. И в это время деловые люди на грудь еще не начинали принимать. Как и что будет об этом не хотелось думать. Я пил чай и осматривал интерьер. Довольно симпатичный! Особенно для людей с непритязательным вкусом.
Тут хоть задумайся, а всё скорей всего получится так, как ты не предполагаешь. Так что нечего напрягать себя заранее. Вот и знаменитый сыщик. В кожаной куртке, сутулится, взгляд исподлобья, длинные руки с огромными кулаками, один взгляд на которые отбивал всякое желание вступать в конфликт с их обладателем. При его появлении сухощавый бармен как-то скукожился, согнулся и присел. Пинкертон увидел меня и приветливо помахал рукой. Медленно, но неотвратимо он приблизился к моему столику. Я приподнялся. Здесь это вопреки всякому желанию. Какая-то сила заставила меня подняться.
Здорово, бродяга! Что-то ты, Ромчик, схуднул! Схуднул! Значит, рядом с тобой нет заботливой любящей женщины.
Он протянул свою лапу. Из-под края рукава выглядывала густая медвежья шерсть. Мне почему-то это было неприятно.
Зажал мою ладонь в железные тиски. Пусть «бродяга» на его совести. Большего домоседа еще поискать надо. Как-то я съездил на неделю к родственникам в Москву. Так вот всю неделю я просидел в квартире, не выйдя ни разу на улицу. А ведь я был впервые в столице нашей любимой родины. И столько наслышан об ее прелестях.
Что же ты такой худющий-то, Ромка! Мужику диета противопоказана. Ему нужна масса. А для этого нужно много качественного белка, то есть мяса. Желательно вкусно приготовленного.
Он хлопнул меня по плечу. Я упал на стул. Не желал бы я оказаться у него на допросе в качестве обвиняемого. Он распространял вокруг себя флюиды страха. Он заказал двойную порцию жареного картофеля с тремя роскошными котлетами. Ел он быстро и с какой-то яростью. Не ел, а уничтожал пищу. Я смотрел на него как зачарованный.
Вот что значит быть деловым человеком, даже спокойно поесть некогда. Я в душе пожалел Пинкертона. Держу пари, что он позволяет себе расслабиться только в бане. Если, конечно, берет туда с собой не мобильник, а пиво и горячих девочек. Где-то читал, что густошерстные отменные альфа-самцы.
Вот! Ты уж меня извини, Толик, подлеца! Через столько лет встретились, и то по делам. Стареем, видно, пробормотал я с виноватым видом, чувствуя себя чуть ли не под следствием.
Я положил перед ним телефон и открыл фотки с моим покойником. Пинкертон наклонился. Подолгу рассматривал каждую фотографию с разных ракурсов, меняя масштаб.
У! наколочки-то явно уголовные, буркнул он. Чел с богатым прошлым. Три судимости.
А можно выяснить, что это за тип? По вашим базам? Кстати, могу передать и отпечаточки.
Он кивнул. Засунул между зубов зубочистку. И стал ей яростно шерудить между зубами.
Это к тебе имеет какое-то отношение? спросил он. И строго взглянул на меня как на нашкодившего ученичка.
Скажем так: это касается очень хорошего человека. Близкого мне. Очень близкого.
Ага! кивнул он. За близких людей надо радеть. Если не мы, то кто? Ванька Ветров?
Пинкертон вытер салфеткой толстые масляные губы. Салфетку бросил в пустую тарелку. Потом взял другую салфетку и стал вытирать ею руку, каждый палец, каждый ноготь.
Мне это до фонаря. Лишней головной боли мне не надо. Своей хватает. Этой информации мне достаточно.
Он перекинул фотографии на свой мобильник. Просмотрел еще раз. Забрал бокал в целлофановом пакете.
Я уже второй год начальствую отделом. Конечно, почет, карьера, то сё. Но если бы знал, что это такое, вряд ли согласился. Но я отступать не привык. И никогда не был слабаком, которого пугают трудности. Это, Рома, не похвальба. Я тебе историй могу тысячу рассказать. Запаришься слушать! И на фиг мне нужен твой трупак? Еще один нераскрытый висяк на шею? Оченно даже смешно! Я всё узнаю. Мы же друзья! Но пойми! Я уже не Пинкертон. Я крыса канцелярская. Отчеты, отчеты и отчеты! И чем ты лучше умеешь делать писанину, тем ты лучший работник. Вот тебе и Шерлок Холмс! Вот так мы боремся с бандитами! Они убивают и грабят, а мы их бумажками! А мы их бумажками! А у них, между прочим, и пули имеются. По количеству блюстителей закона на тысячу душ мы занимаем первое место в мире.
Пинкертон погрозил кулаком. И выругался. Интересно, к кому были обращены его проклятия?
Но ты не думай, что всё так плохо. Иногда я отыгрываюсь! Ох, как я отыгрываясь! Отвожу душеньку! Даже сам себе становлюсь страшен. А потом успокаиваюсь и говорю себе: «Толик! Так нельзя! Ты же зверь, а не человек! Конечно, он бандюган! Но ты же должен быть человеком!» Понимаешь, Рома! Я себя чувствую зверем, я теряю человеческий облик! Конечно, я спасаю человеческие жизни. Но, кажется, и себя теряю.
Он задвигал желваками, что означало сильное волнение. В такие моменты Пинкертон становился опасен.
И много спас? Я имею в виду Хотя это так. Это же твоя работа, Толик. И я знаю, что ты умеешь ее делать.
Я допил свою воду и отодвинул бокал. Посмотрел за окно. Ближе всего стоял черный джип.
Не понял? О чем ты? Ох, Рома! Рома! Как был ты ни от мира сего, так и остался там.
Пинкертон поднял на меня свои маленькие глазки. Я в окно. На этот самый черный джип. Только хозяевам таких машин разрешают их ставить под самое окно ресторации.
Ну, жизней-то ты много спас? Им грозила смертельная опасность. И вот появляешься ты
Зачем я его об этом спрашиваю? Какие-то глупости, которые меня совершенно не интересуют.
Выше крыши! Роман! Знаешь, если по закону, ничего не получится. Да что тебе объяснять, ты же умный. Знаешь, как я ревел, когда этих отморозков из зала суда на руках с цветами выносили. Знаешь, как я бесился! А потом сказал себе; «Толик! Стоп! Ты почему такой дурак?» Сейчас, знаешь, как меня вся эта шантрапа боится? От одного моего имени бледнеет. Просто нужно научиться эффективно работать, соблюдая рамки.
А не боишься что убьют? По-моему, слишком ретивые следаки у блатных не в почете. Хотя и дураков они презирают и в открытую смеются над ними. Но, по крайней мере, не трогают их.