Все, что я хотела сказать - Моника Мерфи

Моника Мерфи

Все, что я хотела сказать

Monica Murphy

THINGS I WANTED TO SAY (BUT NEVER DID)

Cover design: Hang Le

© 2021 by Monica Murphy

© Мчедлова Валерия, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Пролог

Прошлое

Я помню, как увидела его впервые.

Он не замечал меня, но мне самой так больше нравилось. Так я могла без стеснения смотреть на него во все глаза, завороженная чертами его лица, движениями и тем, что он никогда не улыбался.

Почему он не улыбался?

Тогда мы были гораздо младше. Невинны? Сомневаюсь, что кого-то из нас вообще можно было описать этим словом. Мы повидали и совершили слишком многое, а к тому времени, когда встретились снова, зашли слишком далеко, чтобы прекратить. Остановить самих себя.

И тьму.

Я сопровождала родителей на вечеринку на Манхэттене. Мама не хотела брать меня с собой, но Джонас, мой отчим, настоял.

«Пусть посмотрит, как на самом деле живут настоящие богатеи»,  сказал он со смешком.

Мама нахмурилась. Ей нравится думать, будто она одна из этих толстосумов, тогда как Джонас утверждает, что он всего лишь на них работает.

Мы вошли в расположенное в Верхнем Ист-Сайде здание с дружелюбными швейцарами и расставленными повсюду суровыми охранниками. Вестибюль был выполнен из стекла и мрамора. Гладкий и сверкающий. Наверное, я походила на деревенщину, пока шла, запрокинув голову, и рассматривала высокий потолок, ослепленная мерцающими огнями.

 Идем,  раздраженно позвала мама, так крепко сжав пальцами мое предплечье, что ущипнула кожу.

Подъем на лифте прошел гладко. Быстро. Мы поднялись в пентхаус, а как только двери открылись, возникло чувство, будто попали в другой мир. Нас никто не встретил у порога. Собственно, в самой квартире тоже никого не наблюдалось.

Все вокруг было белым: мебель, стены. Единственными яркими пятнами служили развешанные повсюду огромные картины. В основном абстракции. Я остановилась перед одной из них и склонила голову набок, пытаясь понять, что же на ней изображено. Мама чуть ли не силой оттащила меня прочь, бормоча себе под нос о том, что нельзя выставлять такие вульгарные произведения искусства на виду у детей, а Джонас только рассмеялся и спросил, что за ребенок смог бы понять, что это такое.

Тогда-то меня и осенило: на картине была крупным планом изображена вагина.

Я слышала доносившиеся откуда-то звуки. Чем дальше в квартиру мы проходили, тем громче они становились, пока перед нами не показалась состоящая сплошь из окон стена, перед которой небольшими группами толпились люди. Болтали, болтали, болтали. Выпивали, выпивали, выпивали.

Я была поражена. Ошарашена. Вот ради чего я жила. Мамин брак с Джонасом Уэзерстоуном изменил нашу жизнь. Джонас много зарабатывал. Очень много. Мама работала в риелторской компании Джонаса, и они полюбили друг друга. Ради нее он ушел от жены. Бракоразводный процесс был трудным, но, в конце концов, они с мамой поженились. Мне нравилось жить с Джонасом. Он хорошо ко мне относился. А еще у нас была большая квартира, хоть и не такая, как эта.

Таких пентхаусов я еще никогда не видела.

Как только мы вышли на террасу, перед нами появились очертания небоскребов. Казалось, они так близко, что можно достать рукой. Огни города сверкали и мерцали, но я почти не замечала их, украдкой отпивая шампанское из оставленных гостями бокалов и наслаждаясь шипучим напитком, от которого щекотало в горле и возникало странное чувство. Я наслаждалась этим чувством. Оно затуманивало разум и помогало забыть обо всех моих проблемах. Например, о родителях. О сводном брате.

Обо всем.

Он заметил, как я украдкой таскаю чужие напитки, и тихо подошел. Я поставила бокал, делая вид, будто смотрю куда-то в другую сторону. Мы были единственными детьми на этой вечеринке. Мне исполнилось четырнадцать. Предполагаю, что ему примерно столько же.

Началось лето перед старшей школой, и я чувствовала себя совсем взрослой. У меня выросла грудь, причем больше, чем у подруг. А еще я узнала: если, лежа в постели, прикасаться к себе в определенном месте, возникают умопомрачительные ощущения, и я старалась испытывать их как можно чаще. Йейтс постоянно стремился остаться со мной наедине, пока наши родители были на работе. Однажды он сунул руку мне в штаны и попытался там потрогать, но я оттолкнула его.

Он отвратителен. Он же мой брат.

Сводный, но все же.

Но, несмотря на отвращение, настойчивые приставания Йейтса заставили меня почувствовать себя желанной. А понимание, что тебя кто-то хочет, дает силу. Сидя на этой вечеринке в черном платье без бретелей и потягивая шампанское, я почувствовала себя старше. А внимание этого мальчика, такого красивого, такого пылкого, разожгло во мне любопытство.

Кто он? Чего хочет от меня?

 Давай возьмем и тебе?  спрашивает парень, указывая на оставленные на ближайшем столе бокалы. Я опустошила их все.

Подняв взгляд, я вижу, что он наблюдает за мной. На нем черные брюки и белая рубашка, рукава которой закатаны до локтей и обнажают предплечья. У него золотисто-коричневые волосы, почти светло-каштановые, а еще потрясающе красивое лицо. Надменное.

Безупречное.

Я поднимаюсь и встаю перед ним, наслаждаясь одобрением, вспыхнувшим в его светло-голубых глазах.

 Да, пожалуйста.

Я иду за ним к бару. Он что-то говорит бармену и сует ему пятидесятидолларовую купюру, а я стою рядом под впечатлением от этого поступка. Парень передает мне бокал, берет себе банку пива и засовывает в передний карман брюк.

 Ты не любишь шампанское?  спрашиваю я, озираясь вокруг и крепко сжимая в руке ножку бокала. На нас никто не обращает внимания, и я делаю глоток.

Вкусно.

 Нет,  отвечает он.  А еще от дешевой выпивки у меня болит голова.

Я не понимаю разницы, поэтому верю ему на слово.

К тому же я довольствуюсь всем, чем могу, поэтому точно не стану отказываться от бесплатного, да еще и полного бокала игристого.

Я иду за парнем вглубь квартиры, и от царящей вокруг тишины по телу пробегает дрожь. А может, все дело в кондиционерах, которые работают на полную мощность, я не знаю. Мы проходим дальше в дом, пока не оказываемся в темном коридоре возле закрытых дверей спален.

 Мой отец в одной из этих комнат трахает твою мать,  небрежно бросает он, как раз когда я делаю глоток.

Я чуть не выплевываю все шампанское ему в лицо. Смотрю на него, разинув рот и хлопая глазами.

 Что ты сказал?

Выражение его лица ничуть не меняется.

 Ты меня слышала.

 Моя мама замужем.

 А мой отец женат. Можно подумать, это что-то меняет.  Он пожимает плечами и достает банку пива из кармана. Открывает ее и, отхлебнув пену, делает щедрый глоток.

 Она бы не стала этого делать.  Когда парень ничего не отвечает, я чувствую, что нужно пояснить:  Трахаться с твоим отцом.

Я ощущаю себя особенно взрослой оттого, что говорю парню это слово, попивая шампанское. Делаю еще один глоток и позволяю пузырькам задержаться на языке.

 Но вот трахается. Твоя мать шлюха.  Он допивает пиво, сминает банку в руке и с громким стуком бросает на пол.

Я тотчас прихожу в ярость. Мы с мамой не всегда ладим, но он ведь ее даже не знает.

 Нельзя так говорить.

 Да ну? Ну а я сказал.  Парень склоняет голову набок и прищуривается. В его глазах так много злости. А он так молод. Я тоже иногда злюсь, но вовсе не так сильно.  Ты тоже шлюха? Как твоя мать?

 Пошел ты!  рявкаю я и выплескиваю шампанское ему в лицо.

Он морщится и медленно вытирает его ладонью. А я стою, тяжело дыша, и знаю, что должна уйти, но слишком заворожена происходящим.

Заворожена им.

Кажется, будто все это происходит не со мной. Я никогда в жизни не делала ничего подобного. Кто я? Когда стала такой храброй? Или глупой?

 Ты стерва,  цедит он.  Как и твоя мать.