Сейчас мы пойдем на занятия, сообщает мне он. Держишься рядом со мной, вопросы записываешь, все обсудим дома.
Да, мой господин, отвечаю я ему ритуальной фразой.
Все непонятное обсуждаем только наедине, говорит мой самец.
Да, мой господин, повторяю я ритуальную фразу, хотя хочется завизжать от радости.
Кажется, он меня считает хомо! Очень боюсь обмануться, но надежда огнем сверхновой горит во мне, заставляя замирать от предвкушения. Самец же ведет себя так, как будто все им произнесенное совершенно обычно. Он, кажется, действительно Необыкновенный. Как будто я попала в сказку. Правда, надо дождаться воспитательной стимуляции, чтобы полностью сделать выводы, на словах Фим может быть необыкновенным, а потом, когда я расслаблюсь Не хочу об этом думать.
Убедившись, что я доела, мой самец интересуется, не нуждаюсь ли я в посещении туалетной комнаты, а потом ведет меня по наполненным самцами коридорам. Я держу голову низко опущенной, дабы никого не спровоцировать, потому что еще не привыкла, что я чья-то.
Класс, куда меня привел самец, раза в два крупнее наших. В конце его стоят стойки с пристежками для самок, но Фим усаживает меня за стол рядом с собой. Он, наверное, что-то придумал, вряд ли будет добровольно так сильно рисковать. И тут мой самец он гладит меня по руке, как будто хочет успокоить. Я едва удерживаюсь, чтобы не выдать своих чувств.
Объяснитесь, требует вошедший самец
По-моему, это преподаватель. Он выглядит иначе, чем те, к кому я привыкла, но стек в его руке указывает на статус. Мой самец встает, глядя прямо в глаза вошедшему.
Выбор только сделан, сообщает Фим. Нужно время на адаптацию.
А затем мой самец начинает ссылаться на какие-то мне незнакомые работы и инструкции. Преподаватель благосклонно кивает, значит, объяснение принято и стимуляции не будет.
Это очень хорошо, на мой взгляд. Уроки я, правда, большей частью не понимаю, наверное, потому что я самка. Но тщательно записываю все услышанное, ведь Фим приказал. За уроками следует обед, вот тут за меня выбирает мой самец. Не знаю почему, но я же послушная?
Сейчас нам нужно немного отдохнуть, говорит Фим. После обеда положено час поспать, а потом будем разбирать тобой не понятое.
Да, мой господин, ритуально отвечаю ему, хотя внутри все сжимается от страха.
Вот оно Он будет разбирать со мной, а потом накажет за непонимание. Видимо, Фим из тех самцов, которым нужен повод. Что же выхода у меня все равно нет, остается надеяться, что это будет хотя бы не очень долго и я смогу ходить после наказания. Он же знает, что я самка, значит, просто хочет послушать, как я плачу
Грустно обманываться в самце, но чего может ждать самка? Ведь я его собственность
Глава третья
Серафим 2074
«Кондоры»! Много! на этот раз голос говорит на совсем другом языке. Он слышен очень плохо, сквозь какие-то шумы, треск, шипение. «Помехи». Это слово не имеет для меня никакого смысла, но я почему-то понимаю его. Оглядываюсь по сторонам, чтобы определить, куда на этот раз занес меня сон.
Я сижу в тесной кабине самолета? «Спитфайр» подсказывает память. «Нацисты рвутся к Лондону, чтобы убивать, надо остановить их любой ценой!»
Какие «нацисты»? Как остановить? Я не понимаю этого, но руки, кажется, действуют сами по себе. Мой самолет переворачивается, заставив дыхание замереть, потом дергается из стороны в сторону. Я понимаю, что это фигуры пилотажа: «бочка», «вираж», «переворот Иммельмана» Моя машина рвется навстречу черной туче. Врагов, кажется, множество, они летят на крупных самолетах, чтобы убить? Как тех детей в белых панамках? Нет! Я не хочу этого допускать! Теперь-то я могу что-то сделать!
Они несут смерть женщинам, старикам, детям Дети! Детские сады, приюты, школы Больницы Ведь твари бьют по красным крестам, это знают все. Теперь знаю и я. Если бы я мог, я бы закрыл «Лондон» собой, своим телом! Жаль, что это невозможно, поэтому мой «Спитфайр» сейчас постарается защитить людей, сбив хоть десяток огромных черных теней, вырастающих в прицеле.
В горячке боя я забываю о ведомом, а вот «Кондоры» не забывают обо мне. Горячая сильная боль пронизывает тело, и я
Я давлю желание вскинуться рядом со мной самка, она не должна ничего заподозрить. Понимание того, что меня убили и теперь город беззащитен, затопляет меня, поэтому лежу, замерев. С трудом давя в себе слезы, я переживаю свое поражение. Пусть это поражение было только во сне, но я чувствую его так, как будто все произошло в реальности.
Моя самка спит Ну, или притворяется. В любом случае у меня есть время, чтобы подумать о произошедшем. Что-то меня смущает в ушедшем сне, кроме его общей необычности. Пытаюсь вспомнить было же нечто особенное, оно буквально проехалось по нервам Кроме самоназвания врага, было же что-то еще, вот только что.
Бросив взгляд на самку, отмечаю, что Вика явно боится, и тут до меня доходит: я во сне думал о стариках, женщинах и детях. Дети термин знакомый, «старики» только теоретически, но «женщины» Не самки женщины! Это слово значит что-то важное для того меня, который во сне. Надо подумать об этом, а еще почему боится Вика? Я же ей не угрожал ничем, а она явно испугана, даже побледнела вся.
Что с тобой? спрашиваю ее. Почему ты боишься?
Мой господин ищет повод для наказания, отвечает она мне.
Еще вчера такой ответ воспринялся бы нормой, а сейчас Сейчас он мне неприятен, не могу понять почему. Уже хочу сказать что-то, но в последний момент ловлю себя за язык Дионис есть везде. Нужно позаниматься с самкой, может быть, это ее отвлечет? Все же что-то меняют мои сны во мне. Я просто чувствую это.
Мне не нужно искать повода, чтобы наказать тебя, судорожно пытаюсь сформулировать. Наказание важно, лишь когда ты действительно провинишься. Иначе оно не имеет смысла.
Кажется, успокоилась. Вика не выглядит ребенком, поведение у нее, правда Я не знаю, как охарактеризовать такое поведение, но мне хочется защитить ее от всех напастей. Почему-то нет подобного желания, о котором предупреждают учебники оплодотворить на месте. Скорее согреть ее, хотя в личном помещении не холодно здесь не тренировочный зал. Спрятаться бы от Диониса и успокоить Вику, но это просто технически невозможно.
Давай разберемся, что ты не поняла на уроке, предлагаю ей. Опять задрожала. Что же с ними такое делают? Наказания не будет, будет разговор.
Почему? удивляется она. Ох, сейчас я буду манипулировать словами
Ты будущая мать, объясняю я ей. На свете существует такая наука: «генетика». Несмотря на то, что возможности твоего мозга невелики, повышая твой интеллект, мы можем получить более умных детей, что хорошо скажется на экспедиции.
Спасибо едва слышно шепчет самка.
Верит ли она мне? Кажется, верит дрожать перестала. Главное, конечно, чтобы мне Дионис верил, потому что у самки выхода нет, в отличие от искусственного интеллекта. Заниматься я с ней буду совсем не для того, чтобы сделать ее умнее, или ради заботы о потомстве. Только лишь потому, что мне это кажется правильным. Но вот для Диониса объяснение должно быть жестким.
Показывай, что не поняла, прошу я самку.
Она достает тетрадь, в которой записывала. Тетрадь эта моя, но Дионис в наши брачные игры не вмешивается, поэтому давать ей тетрадь безопасно. Красивый почерк, аккуратный. Кладет передо мной и встает напротив, сжимаясь. Явно рефлекторное действие, значит, ожидает боли. Почему-то этот факт вызывает возмущение. Почему?
Так я и думал. Вике непонятна терминология, то есть самок просто ей не учат. На мой взгляд, выглядит как разбазаривание ресурсов. Но раз там делают, значит, есть объяснение.
Садись рядом, предлагаю ей. Если хочешь, можешь одеться.
Вот не думаю, что Вике комфортно ходить голой. Несмотря на то, что она должна быть готовой к спариванию по первому моему желанию, я считаю, что для этого время еще не наступило. В конце концов, до начала периода оплодотворения есть еще время, зачем же лишать самку комфорта?