Серый моргает, не до конца понимая, где он находится.
Сереж! Мама снова дотрагивается до его плеча, теплая, по-домашнему уютная в халате с узором из листьев плюща, и он вспоминает вчерашний день. Просыпается окончательно.
Я думал, мне это приснилось, хрипло говорит он и замечает: Милый халат. Тебе идет.
А? Мама смотрит на себя и теребит широкие махровые рукава. Это Юфима Ксеньевича
Взгляд ее глаз, таких похожих на глаза Серого, стреляет в сторону. Маме явно не по себе.
Я думала, что мы не проснемся, признается она еле слышно.
Серый тоже невольно переходит на шепот:
Почему?
Всё это мама неопределенно машет рукой, не уточняя, что именно, слишком непонятно. Почему хмарь сюда не опускается? Почему здесь больше никого нет?
Ну Серый раздумывает над вполне резонными вопросами. Сонная голова соображает вяло и вместо ответа подбрасывает воспоминание о шраме Юфима. О хмари мы знаем мало. Наверное, ее все-таки что-то отпугивает. Может, здесь аномальная зона? С другими людьми у хозяев, похоже, не срослось, вот они от них того Серый отводит взгляд, не желая напоминать об их собственном прошлом.
Мама не обращает внимания на его слова и вскидывается:
Тогда тем более нельзя у них оставаться! Если они нас в любую минуту
Мам, Юфиму пытались перерезать горло. У него шрам на шее есть, не заметила? перебивает Серый. Если бы такое случилось со мной или с Вадиком
Он осекается. Это запрещенный прием вспоминать о брате. Мама моментально проглатывает все обвинения, темнеет лицом и теребит серьги. Да, если бы кто-то попытался навредить Серому, она бы убила безо всяких колебаний и раздумий. А если бы существовал кровавый обряд, возвращающий людей из хмари, она перерезала бы всех даже в группе Прапора, и рука бы не дрогнула в сожалении. Хотя нет, мама пожалела бы Потом. Наверное. Когда заобнимала бы Вадика всласть. Но это совершенно не то, о чем следует с ней говорить.
Серому на пару секунд становится стыдно. Он не успевает открыть рот, чтобы извиниться, мама встряхивает головой, смотрит исподлобья и продолжает:
А платья нашего размера у них откуда? И обувь! Да еще парные костюмы Михася и Верочки! Ты хоть знаешь, как сложно подобрать подобное?! А на всех всё сидит идеально!
Серый встает в тупик. Подметить размер одежды и обуви ему бы такое и в голову не пришло. Это так по-женски и так логично.
Ну Наверное, у них тут какой-нибудь склад остался. От театра, шутит Серый. Костюмы с этой как ее короче, размеры у них почти безразмерные подогнать можно под любую фигуру.
Сережа! сердится мама. Ты думаешь, я безразмерную вещь не узнаю? Послушай, тут все слишком странно: сад, дом, курочки эти, картошечка Электричество, кстати, тоже непонятно откуда! Никаких генераторов нет. Мне здесь не по себе. Давай уйдем, а? Я не хочу, чтобы что-то случилось и с тобой! Ты же у меня один остался, мамин голос срывается на сбивчивый шепот, в нем звучат подступающие слезы.
Серый со стоном плюхается на подушку и страдальчески сводит брови. Он терпеть не может ее слезы он не знает, что с ними делать. Успокаивать женщин, тем более маму, отец его не научил. Не успел.
Ма-а-ам, ну что ты, в самом деле? Ничего страшного пока не случилось! Я цел, здоров и даже сыт. Мам, давай без паники? Мы можем уйти в любой момент ворота открыты, забор у них невысокий. Но лично мне неохота опять ворошить хмарь. А здесь я выспался по-человечески.
Но
Мам, впервые за эти годы я нормально поспал! Тут есть нормальная еда! Свежее мясо, яйца, овощи, даже, блин, яблоки! Ты хочешь увести нас от всего этого потому, что у них есть платья вашего размера и электричество? Серый щелкает пальцами перед маминым носом. Ау! Земля вызывает разум, прием!
Сон и еда это хороший аргумент. Да и в исполнении Серого подозрения звучат на редкость глупо. Мама моргает, словно только что осознает, откуда хочет уйти.
Они приняли нас как гостей, продолжает Серый, накормили, напоили, в баньке попарили, спать уложили
Мне напомнить, кто тоже себя так вел? Очень неоднозначный был персонаж! По некоторым источникам детей ел, замечает мама.
Ее слезы так и не проливаются высыхают, не успев начаться. Серый с облегчением смеется.
На Бабу-ягу эти двое точно не похожи. Мам, я не хочу уходить. Давай останемся.
Ладно, неохотно говорит она. Но по первой же моей команде
Хватаем ноги в руки и бежим, кивает Серый, встает и потягивается. Тело отзывается приятной истомой. Усталости и уныния больше нет, а ведь последний год они были неизменными спутницами. Ох, классно-то как!
Мама хмыкает и бросает в него, полуголого, комок махрового тряпья, который оказывается еще одним халатом. Довольная мордашка Серого ее успокаивает. Тревожный огонек в глазах гаснет.
Умывайся уже. И так на завтрак опоздали.
Серый понимает, что мамина молитва не была сном, и оглядывается, замерев с зубной щеткой в руках.
Ты что, все это время сидела и ждала, когда я проснусь?
Мама не смущается.
Мы с Прапором сегодня не спали, по очереди дежурили. Мало ли, вдруг рыжая хмарь сюда все-таки залетает, она хмуро смотрит в окно.
Я слышал, ты молилась
Привычка вторая натура, она обнимает себя за плечи и кивает в сторону белой двери: Ванная там.
Уборная под стать остальному дому: золоченые краны, раковина на вычурном столике, ванна на гнутых ножках. Смешит унитаз он сделан в виде деревянного кресла с резной спинкой и подлокотниками и больше похож на трон, чем на отхожее место. Возвращение унитаза к первозданной чистоте осуществляется с помощью затейливой подвески на золотистой цепочке. Серый моментально приходит в великолепное настроение, едва устроившись на сиденье.
Я, Сержио Пятый, король Ваннерленда и Туалетодонии, своим высочайшим повелением приказываю очистить мир от хмари! Да будет так! выдает он торжественным голосом и величественно дергает за подвеску.
Сережа, ты чего? кричит мама сквозь шум воды.
Семнадцатилетний идиот в лице Серого хлопает по крышке и радостно гогочет. Мама встречает его сияющую физиономию снисходительным вздохом.
Какой ты еще мальчишка.
Ага, кивает Серый, даже не пытаясь убрать дурацкую улыбку.
Они переодеваются во вчерашние костюмы, по привычке сцепляют руки и выходят из гостевого крыла по широкому, украшенному картинами и вазами коридору. Вид восхищает: потолок в затейливых узорах, тяжелые люстры переливаются хрусталем, стены обиты шелковой тканью, в огромных зеркалах отражаются окна словом, всюду роскошь дворянской усадьбы. Особое внимание привлекают картины. Серый не выдерживает останавливается у ближайшей.
О, мам, смотри, тут женщина в твоем платье!
Мама замедляет шаг и с интересом смотрит на портрет. Женщина надменно улыбается в ответ, опустив одну руку на прислоненный к креслу меч. На ее коленях сидит ребенок, который держит в руках кисточку и разукрашивает листья плюща. Плющ аркой укрывает пару, его листья торчат из венка на голове ребенка и скользят по плечам незнакомки. Присмотревшись, Серый понимает, что за ее спиной не спинка кресла, а щит. Всё выписано невероятно тонко, сквозь сорочку ребенка просвечивает розовое тело, а в каплях росы на плюще играет отражение женщины. Серый в восторге, маме отчего-то портрет не нравится.
Да, действительно, очень похоже, зябко передернув плечами, говорит она и тянет Серого дальше. Пошли быстрее, потом посмотришь.
Серый выворачивает шею до последнего в галерее еще много картин: есть и пара, чья одежда очень похожа на наряды Верочки и Михася, и девушка в голубом. Он открывает рот, чтобы попросить маму вернуться, но тут по коридору пробегает ветер и приносит с собой аромат сдобы. Густой, теплый, одуряющий запах свежей выпечки Желудок издает нетерпеливое урчание. Серый сразу же забывает о картинах и ускоряет шаг.