Ты дал ему слово?
Я пожал плечами.
Сказал вам всё, что могу.
Нехорошо, конечно, Ваня, хранить секреты от своих товарищей, но так даже проще. Тебе для сведения, для всех эту операцию провёл Денис, мы его наградим и отправим куда подальше, чтобы научился думать головой.
Как скажете, я не гонюсь за подобной славой.
Да, но, кому нужно, будет известна правда, он внимательно посмотрел на меня, от тебя требуется лишь молчание.
Да я не болтлив, когда дело касается важных тем.
Вот и отлично, он протянул мне руку, отдыхай тогда.
Я бы, кстати, хотел возобновить занятия у профессора и в МИДе, испанский мне очень пригодился, а Татищева хотелось бы просто поддержать, поскольку у них с дочерью проблемы большие.
Да, и пока мы выясняем всё, вспомнил он, по Игорю Щёлокову к тебе просьба, продолжай входить к нему в доверие, выясни как можно больше о его делах, а особенно о делах его отца. Просьба от Юрия Владимировича. Пока мы не можем со своей стороны показывать активность, а ты для этого идеальная кандидатура.
А когда от меня уберут то говно, что сейчас льётся со всех газет? поинтересовался я. А то вроде как и не чемпион вовсе, с их слов.
Здесь мы бессильны, Вань, он покачал головой, кто-то высоко в ЦК очень на тебя зол, и это точно кто-то из первой пятёрки. Мы пробовали поговорить с газетчиками, но те разводят руками, статьи им с фотографиями присылают уже готовыми, они их просто публикуют.
М-да, ну ладно, нехотя согласился я, тогда буду ждать от вас вестей.
Давай, Ваня, держись, главное, не раскисай, он похлопал меня по плечу и, повернувшись, пошёл к КПП.
***
На следующий день в газетах началось чествование олимпийских чемпионов, встречи их с ответственными товарищами, правда, невысокого ранга. Сам Брежнев не считал легкоатлетов чем-то важным, он любил в основном футбол и хоккей. Так что вскоре всё, о чём мне рассказывал Озолин, начало сбываться: из всех семи золотых медалистов орден Ленина вручили двум, ещё трём серебряным призёрам выдали орден «Знак Почёта» и оставшимся медали «За трудовое отличие». Меня же никуда не звали, никаких награждений не было, единственное, что пришёл хмурый Щитов, обнял меня и сказал не раскисать. Затем вручил ордер на получение комнаты и два ключа на ржавом металлическом кольце.
Это максимум, Вань, что я смог, он старался не смотреть мне в глаза.
Деньги хоть заплатят? Было три мировых рекорда мной побито, напомнил ему я, две золотых медали и одна бронзовая.
Тут такое дело, Ваня, смутился он, тебе заплатят за два рекорда по пять тысяч за каждый.
Александру за мировой рекорд обещали пятнадцать, поделился я с ним инсайдом.
Ты газеты давно читал, Ваня? При твоём имени у многих сейчас мгновенно пригорает зад, поэтому о чём-то договариваться с руководством просто нереально. Так что лучшее, что мы выбили, это по четыре тысячи за золото, полторы за бронзу и по пять за рекорды, ну и плюс комната в коммуналке, расстроенно сказал он.
То есть с этого ещё минус тринадцать процентов подоходный, минус один процент профсоюзных и минус полтора процента комсомольские сборы? быстро подсчитал я, поскольку с последнего разговора с Озолиным яснее понимал картину происходящего.
Полтора процента за перевод денег и твой долг из кассы товарищеской взаимопомощи, напомнил он.
Какой перевод? Я готов и наличными получить за полтора процента.
Ваня, так положено, не твоего ума дело менять порядок.
Как-то совсем негусто получается, Николай Петрович, я покачал головой, шестнадцать тысяч с копейками за два мировых рекорда и золотые медали.
Тебе раньше деньги вообще же не нужны были, напомнил он мне.
До победы! я тоже напомнил ему о своих словах. Но теперь хотелось бы устроить свою жизнь вне этой тренировочной базы.
Вань, я промолчу про то, что многие и этих-то денег не видят всю свою жизнь, недовольно сказал он, поскольку понимаю, что с тобой обошлись не по-человечески, но сделать ничего нельзя.
Ладно, тогда я буду готовиться к Олимпиаде 1972 года, спокойно заявил я, а у него отпала челюсть, надеюсь, тогда станет получше у страны с деньгами для своих спортсменов.
Ваня, ты серьёзно сейчас? удивился он. Какая вторая Олимпиада? Век спринтеров недолог, обычно после одной-то Олимпиады люди уходят из спорта.
Вы против олимпийских медалей? поднял я бровь. Пусть и не обязательно золотых.
Ты погоди гоношиться, отмахнулся он, это обдумать нужно, посоветоваться.
Ну, вы тогда думайте, а я буду готовиться к следующему чемпионату СССР и Европы, вам, надеюсь, это золото всё ещё нужно?
Да нужно, Вань, кто спорит-то, тяжело вздохнул он, хотя сейчас полегче стало, ты у нас не единственный теперь золотоносец. Поэтому нам опять выделили нормальное финансирование.
Ладно, думайте, Николай Петрович, пожал я плечами, а я поеду посмотрю на эту вашу комнату.
Он скомкано попрощался и исчез, а я пошёл вызывать такси с КПП. Стало интересно, чем Родина меня наградила за упорный труд и десятичасовые ежедневные тренировки. Адрес, по которому мы прибыли, оказался в жопе мира, такой, что я дал шофёру три рубля и сказал, чтобы он подождал меня, поскольку я тут вряд ли задержусь. Дом был старый, ещё дореволюционный, а бельё, в изобилии вывешенное во дворе на сушку, говорило о большом количестве народа, который здесь проживал. Обветшалый подъезд и квартира «23» со множеством звонков на косяке двери. Один из ключей подошёл к замку, и я пошёл внутрь, едва не ударившись головой о цинковую ванну, висевшую сверху. Вытерев ноги о тряпку, я протопал к своей комнате.
Вы к кому, товарищ? тут же в коридоре появилась больших размеров женщина, окидывая меня неприятным взглядом.
К себе, я показал ей ключи.
А, вы тот спортсмен, она скривилась, ну хоть получше, наверно, чем прошлый алкаш. Сразу говорю, женщин приводить нельзя!
Да? удивился я. Почему это?
У нас дети кругом! категорично заявила она.
Позвольте спросить, а как они появились? вежливо поинтересовался я.
Глаза у женщины выпучились от возмущения, и с визгом:
Хам! она исчезла в своей комнате.
Моя была крайней в дальнем углу и, видимо, раньше служила кладовкой, поскольку окна в ней не имелось вообще, лишь тусклая лампочка со сделанным газетным абажуром да скрипучая панцирная кровать, какие стояли в школе-интернате, более здесь не наблюдалось ничего.
«Ну, наградили так наградили», улыбнулся я, смотря на такое богатство.
Качая головой, запер дверь и пошёл обратно, садясь в машину.
«Помню я, были в СССР маклеры по недвижимости, в голове промелькнула мысль, надо будет у Игоря спросить, думаю, он точно больше в теме».
Вернувшись обратно, я нашёл номер телефона, который он дал мне при нашей последней встрече, и набрал его. В голову сначала ударила громкая музыка, человеческие голоса и чей-то женский голос навеселе.
Да?
Игоря позовите.
А кто его спрашивает?
Скажите, что Битлз.
Девушка, видимо, приложила трубку к груди и крикнула в комнату:
Дорогой, тут тебя Битлз какой-то спрашивает.
Через несколько секунд я услышал знакомый голос.
Иван? Ты?
Да, Игорь, привет, хотел отдать тебе посылку от Александра.
О-о-о, да! возликовал он. Слушай, а ты не хочешь ко мне сейчас заехать? У нас тут туса, клёвые тёлки, хороший алкоголь, только свои.
Если свои, тогда я, наверно, вам помешаю? дал я ему шанс отказаться.
Нет, Иван, если можешь, приезжай! Я просто ужас, как хочу послушать пластинку!
Хорошо, еду.
Глава 4
Такси приехало быстро, а названный мной адрес удивил его. Он стал разговаривать очень почтительно, постоянно интересуясь, к кому я еду. Я делал вид, что не слышу, и доехал молча до въезда на подмосковные дачи, которые охранялись милицией. Я сказал, к кому еду, и нас пропустили. Подъехав к двухэтажному большому особняку, я заплатил таксисту по счётчику, оставив ему пять рублей сверху, и, выйдя из машины, осмотрелся. Высокий забор, крепкие ворота, звонок на калитке и явно недешёвый дом, вот первое, что пришло мне в голову при виде этого капитального строения.