Андреич, он коснулся руки Межуева, мы здесь всё равно через двое суток в полной ж окажемся. Аккумуляторы сдохнут, вентиляции трахтибидох будет и тогда
Что будет «тогда» понимали все. Кранты всем будут по полной программе. Без обеспечения электроснабжением с верхней станции тут всё утухнет. Межуев, словно стряхивая с себя оцепенение, резко тряхнул головой.
Будем подниматься наверх!
Легко сказать! Сюда-то мы с комфортом доехали на пассажирском эскалаторе, ни разу даже ножкой не дрыгнули. А сейчас В голове сразу наметилась такая неслабая схема: пневмотоннель идёт к поверхности под углом почти шестьдесят градусов; пассажирский эскалатор не работает, грузовой тоже. Наверное, и шерпы, таскавшие грузы к вершине Джомолунгмы, нам не позавидовали бы.
Как говаривал мой отец, Роман Седов, русские самый башковитый народ в смысле генерации идей и самый неповоротливый в плане их реализации. Сколько якобы американских, английских, японских или китайских изобретений на самом деле вытекали из наших идей, роящихся в наших головах? Тысячи! Обворовывали нас или мы сами по простоте душевной упускали свои «ноу-хау» это уже другой вопрос. Но иногда наши изобретатели и проектировщики превосходили самих себя. Вот, казалось бы, зачем в каждой второй планке эскалатора делать выемку? А вот пригодились. Не будь этих выемок, чёрта с два мы поднялись бы по «трубе» и на десять метров. Всё-таки влажность проникала и внутрь тоннеля. А сейчас, когда прекратился наддув воздухом, планки моментально стали скользкими, как угри. А тут ступню в выемку и вверх, вверх. Поднимались почти налегке. Межуев, правда, настоял на том, чтобы каждый из нас прихватил с собой консервов и прочих продуктов, включая галеты. Сам он взгромоздил на себя ещё не распечатанную двухведёрную бутыль с бутилированной водой.
До середины трубы поднимались почти час. Спина и особенно икры ног с непривычки безбожно болели.
Привал!
Вячеслав Межуев чуть потянулся и подвесил бутыль на отбойник шнека. В стволе тоннеля через каждые пятьдесят метров должны были гореть светильники дежурного освещения. Причём, запитывались они от двух источников. От основной сети, работающей от дизель-генератора, и от аккумуляторных батарей. То, что ни тот, ни другой источник не работал, напрягало. Наверное, в аду было светлее. Мы не знали, что нас ждало наверху, и это напрягало ещё больше.
Пинтаков! Павел! крикнул вниз начальник. Ты где там?
Наш кок, Пашка Пинтаков, в тоннель вошёл последним, и никто не видел, чем он там загрузился. Его голос, как из глубокого колодца, раздался далеко внизу. Он порядком отстал от всей группы. Голос Межуева звенел от злости.
Парни, кто над ним ползёт?
Снизу раздалось.
Ну я, Лисконог. Я что, виноват, что он на себя снизки из сосисок нанизал, как матрос Железняк пулеметные ленты?
Как мы ни устали, но представив пухлого Пашку, обвязанного сосисками, этакого Вини-Пуха в «трубочке», все невольно заулыбались. А с другой стороны, сам любитель поесть, он и про нас не забывал.
Я нащупал голову Генки, который полз следом за мной, и слегка взъерошил ему волосы.
Вот чудак, всё равно ведь возвращаться. Чего он пупок надрывает?
Панов недовольно фыркнул и сбросил мою руку с головы.
Уж больно ты шустрый, Серый. Не успели подняться, а ты возвращаться надумал.
И в этот момент ствол тоннеля ощутимо вздрогнул, да так, что все мы инстинктивно вцепились кто во что, а снизу послышался удаляющийся короткий крик.
Юра, проревел Межуев, Пинтаков с тобой?
Спустя секунду послышался глухой голос Лисконога.
Похоже, свалился наш кок. Он же почти долез до меня, рядом уже сопел.
И снова труба тоннеля завибрировала так, что нам пришлось намертво вцепиться в стойки эскалаторов и шпангоуты жёсткости. На голову сверху начали сыпаться брызги воды, причём солёной воды. Конструкция трубы была рассчитана на чудовищное давление воды, но на такие встряски навряд ли. В голову невольно лезли всякие глупые мысли: а вдруг верхний конец трубы тоннеля от этих встрясок просто выйдет из лонжеронов верхней станции, и нас затопит здесь, как слепых котят. Когда скрежет и стон конструкций поутих, Межуев изо всех сил гаркнул вниз:
Павел, ты живой?
Далеко внизу раздался плаксивый голос Пинтакова.
Да жив я, жив. Вот снизку сосисок оторвало, вниз полетели.
А когда, отдуваясь, он уткнулся головой в башмаки Лисконога, то расстроено добавил:
Я как раз их поудобнее перекладывал, а тут толчок ну нога и соскользнула. Так что если бы не сосиски, загремели бы мои кости обратно в наши хоромы.
Димка Хавчин, стоявший над Лисконогом, иронично пропел:
Урони-и-л Да ты их сожрал, паразит! Смотри, а то вообще от обжорства в трубе застрянешь. Я тебя вытаскивать не буду!
Пинтаков таким же голоском протенорил.
Слушай, ты, Хавчин, твой хавчик на одну сосиску будет меньше, слово даю!
Межуев снял бутыль и осторожно взгромоздил её на спину.
Ладно парни, хорош болтать, а то, кажется, дождь начинается.
Действительно, сверху на наши головы начал сыпать мелкий, но противный холодный дождь из дробящихся капель воды, проникшей в тоннель. Выемки в планках эскалатора стали ещё более скользкими, и уже не раз и не два и я, и Генка, да, наверное, и остальные парни, чертыхались, оскальзываясь на этой крутизне. Олег Шурухин, который карабкался впереди меня, вдруг остановился, и я головой боднул его в пятку. Сверху послышался растерянный голос Межуева:
Ни себе чего! Выход-то завален, парни!
В наступившей напряжённой тишине, прерываемой сиплым дыханием девятерых мужиков, эти слова прозвучали, как приговор. Я огляделся вокруг себя и только сейчас обратил внимание на слабо светящееся фосфоресцирующей краской кольцо, означающее границу зеркала океана. Уже легче. Да и уши перестало закладывать. Сквознячком свежим тянуло сверху. Значит, не так уж мы и запечатаны в нашем склепе. Начальник дрожащими руками снял бутыль со спины, а шедший за ним Шурухин, пожалуй, самый крепкий из нас, помог повесить бутыль на отбойник. Руки сейчас дрожали, наверное, у всех и не только от усталости, а и от осознания того, что мы все оказались в капкане: ни вверх, ни вниз! Похожие мысли посетили, видимо, не только меня. Первым послышался писк Пинтакова, всё-таки догнавшего нас.
Ребятки, шо встали? Пишли вверх, а то дышать скоро буде нечем.
Пашка был из Крымска, что на Кубани, и когда волновался, переходил на «кубанскую мову», пошокивал и погакивал.
Отдышитесь пока, а я попытаюсь разобрать завал. Раз из него дует значит не такой он уж и плотный.
Межуев вытянулся во весь свой немалый рост и стал ощупывать препятствие.
Вячеслав Андреевич, подал голос Олег Шурухин давайте я поднимусь на ваш уровень, вдвоём будет легче разборкой заниматься.
Олег отвечал в нашем отряде за работу электросистем и подъёмных механизмов. Был он не очень разговорчив и каждую свободную минуту либо кидал двухпудовки, либо махал гантелями. Однажды, ещё во время медкомиссии, перед спуском в тоннель, он на спор вогнал голой ладонью обычный гвоздь в деревянную скамейку по самую шляпку.
Рад буду твоей помощи, только как ты ко мне пролезешь?
Ужом. Я же не раз уже лазал и под, и над транспортёрами, так что для меня это привычно.
И правда, он втиснулся в узкий зазор над шнеками и, работая только руками, через пару минут подтянулся до завала. Межуев, когда Шурухин поравнялся с ним, дал ему отдышаться, и вскоре они принялись за работу. Мелкие куски бетона они аккуратно опускали слева или справа от нижнего транспортёра, и те с лёгким шорохом стали проноситься мимо нас, оставляя в воздухе слабую пыль.
С обломками покрупнее пришлось повозиться всем. Каждый из таких обломков осторожно передавали вниз из рук в руки, пока последний из нас, Пинтаков, не отправлял его в глубины, из которых мы только что поднялись. При этом он чуть ли не каждый раз приговаривал.