В ожидании революции - Роман Воликов

Роман Воликов

В ожидании революции

Он досмотрел по телевизору новости про украинские события и пришёл к окончательному выводу: революция наступит неизбежно. Неизбежно означало через два-три года.

Он позвонил дочке:

 Твои планы поехать после третьего курса по обмену в Италию не изменились?

 Не изменились,  сказала Алиса.  Я сдала предварительный экзамен. Только пошли какие-то нехорошие разговоры про визовые ограничения.

 Приезжай к трём часам в кафе в Центральном доме художника.

 Привет, папа!  сказала Алиса и села за столик.  Как дела?

 Всё в порядке, ласточка. Работы много.

 На чью выставку сегодня пойдём?  беззаботно спросила дочка. В свои двадцать лет она была переполнена энергией и любопытством к жизни.

 Сегодня на выставку не пойдём,  улыбнулся он.  Есть серьёзный разговор. Ты едешь в Пармский университет? Когда?

 В Парму или в Турин,  сказала дочка.  Мне больше нравится Парма. В конце сентября.

 Давай поступим так,  сказал он.  Я наскребу к августу максимальное количество денег, к сожаленью, не очень много, в нашей конторе сейчас платят плохо, но примерно пять тысяч евро соберу. Ты уезжаешь в Италию по туристической визе, остаёшься там до конца сентября. Если студенческий обмен сорвётся, устроишься на работу. Ты ведь хорошо изъясняешься по-итальянски.

 Что-то случилось, папа?

 Всё катится к чёртовой матери,  сказал он.  То есть, катится довольно давно, ещё до твоего рождения и даже до моего, но сейчас этот процесс приобрёл вполне конкретные очертания. Смутные времена лучше переждать в цивилизованной стране. Тебе же нравится Италия?

 Нравится,  сказала дочка.  Но если виза будет просрочена это нарушение. Меня могут выдворить.

 Нарушение не самое страшное,  сказал он.  Твоя задача не попадаться на глаза полиции. Кроме того, если я прав, получить статус беженки будет довольно легко.

 Тогда можно выйти замуж,  сказала дочка.

 Давай без крайностей. Замуж надо выходить по любви. Так что не торопись с этим делом.

В понедельник он приехал в институт ближе к обеду и сразу пошёл в закуток к начальнику.

 Привет, Колян!

 Чего опаздываешь?  спросил начальник.  Плохо себя чувствуешь?

 Отпуск хочу взять на пару недель,  сказал он.  У меня тут семейные обстоятельства.

 Бери,  равнодушно согласился Колян.  Заказ всё равно подвис. На отпускные не рассчитывай.

 Перебьюсь,  сказал он.  Понимаю ситуацию.

Их институт выиграл тендер на проектные работы по сооружению центральной кольцевой автодороги, но финансирование откладывалось уже который месяц. Других серьёзных заказов не было.

 Новая бухгалтерша вышла на работу,  сказал Колян.  Наш случай. Около сорока, разведёнка, упругая, глазастенькая. Рекомендую обратить внимание.

 Обязательно. После отпуска и займусь.

Вечером в пивном баре возле дома он разглагольствовал перед интеллигентного вида толстяком.

 Это начало конца то, что происходит на Украине. Мандат, выданный историей Российской Империи, давно истёк.

 Полностью с вами солидарен,  сказал толстяк.  У нас сто пятьдесят миллионов бездельников, а тут ещё тридцать миллионов дармоедов из Юго-Восточной Украины присоединятся. И все с претензией: мы Донбасс, мы оборонная промышленность. Пенсии нам давай, социальные льготы. Только кому их харьковские танки в наше время нужны.

 Нефтяных доходов на всех не хватит,  сказал он.  А с учётом нашего воровства и надеяться бессмысленно. У Путина не останется выбора: только ввести военное положение, отгородиться от всего мира высоким железным забором и помахивать ядерной дубинкой. Когда вокруг одни враги, можно рассчитывать на единение душ. Давнишняя православная общинная логика. Только народ нынче другой. Не потерпит царя, как его не обзови. Вот тут бедлам и начнётся.

 На счёт народа в корне не согласен,  сказал толстяк.  В нашей стране семьдесят лет методично уничтожали генофонд, чмырили, травили, миллионами кидали в жерло войны. Что мы получили в результате: быдло правит быдлом. Заметьте, из всех волн эмиграции почти никто из порядочных людей так и не вернулся. Считанные единицы. Солженицын, например, приехал, бороду отрастил, думал, новым Львом Толстым станет. Не стал, никто его слушать не захотел. Так и помер в забвении.

 Он разве умер?  сказал он.

 Вот и я говорю,  сказал толстяк.  Встанет наш добрый народ в очередь за колбасой, море в Крыму есть, Сочи теперь высочайшим повелением вообще суперкурорт. Паёк есть и, слава богу, можно дальше баклуши бить.

На следующий день он приехал в Наро-Фоминск, проверить бабкин дом. В доме он был последний раз лет пятнадцать назад, бабка ещё была жива, он ещё жил с женой, они с дочкой ходили в лес за дикой малиной. Дом стоял тёмный, с покосившейся крышей, но стекла были целые. Он снял бесполезный проржавевший навесной замок с двери и вошёл. На него пахнуло пылью и паутиной. «Крыша вроде не потекла,  подумал он.  Отмыть, обои поклеить, жить можно. Дрова надо будет купить».

 Кто там?  услышал он старушечий голос.

Он вернулся на крыльцо.

 Здрасьте, тётя Паша! Это я.

 Серёжа?!  старушка подслеповато смотрела на него.  Давненько тебя не было. Поседел ты, милый. Наследство приехал проверить?

 Да,  с натянутой улыбкой сказал он.  Я здесь, пожалуй, поживу. Надоела городская жизнь.

 Это правильно,  сказала тётя Паша.  Дому хозяин требуется, дом без хозяина чахнет.

К вечеру он закончил уборку и затопил печку. Стало тепло и уютно. Он достал карманный калькулятор и занялся расчётами.

Квартиру продам за полцены, тысяч за тридцать бакселей. Надеюсь, что уйдёт быстро. Пройдусь по банкам, попробую получить потребительский кредит. Рожа у меня благопристойная, биография чистая, десятку в общей сложности настреляю. Можно оформить машину в кредит, потом умельцам на разбор продать, слышал, есть такие. Они, красавцы, документы вряд ли потребуют. Это ещё десятка, пожалуй.

Пятьдесят тысяч долларов, не так плохо. Половину наличными отошлю дочке, когда она в Италии устроится. Она девочка разумная, не просрёт. На вторую половину куплю золото. Золото в дикие времена важнее, чем деньги.

Прямо как в кинофильмах про гражданскую войну, невесело подумал он, золото да брюлики меняли на хлеб да сало. Не ожидал я, что к такой жизни готовиться придётся.

«Не кисни!»  сказал он вслух. Ждал, не ждал, эх, спиздить бы где-нибудь тысяч двести-триста баксов, свалить в тёплую страну, жить на пляже и бананы жрать. Не тому я в институте учился

С работы он решил не увольняться. Тоже копеечка, на прокорм. Колян, начальник, был мужик свой, сто лет знакомы, привередничать не стал: «Ты заходи для приличия раз-другой в неделю. Где приработок-то нашёл? Позвал бы старого товарища, а то меня Ленка совсем запилила, деньги ей давай, деньги».

 Постепенно позову,  ловко ответил он.  Там, понимаешь, всё нелегально, «в чёрную», лишних глаз не любят. Меня по большой протекции пристроили.

 Ну, ладно,  сказал Колян.  Если надо, я хоть днём, хоть ночью. С бухгалтершей новой познакомился? Юля зовут. Хорошая баба, глаза так и блестят.

 А вот сейчас и познакомлюсь,  сказал он и отправился в бухгалтерию.

Юля сидела за компьютером и рассматривала фото морских пейзажей.

 Как вы относитесь к американскому кинематографу?  спросил он.