Да чего ж ты вылупилась? Неужто думаешь, что вру?
Лена молчала.
Господь с тобой, девка! Ей-Богу не вру! Она перекрестилась. Помочь хочу. Срок у тебя маленький. Погоди немного, пока праздники пройдут. А там, может, и оставить решишь.
Не решу, отрезала Лена.
А ты не торопись. Бог он не Микишка, у него своя книжка. Глядишь, да поможет.
Не поможет. Он занят, усмехнулась Лена, поздравления с днём рождения принимает.
А ты не ёрничай. Помолись, всё и решится.
Не верю я в этого вашего бога.
В него не верить надо, а любить. Вот как полюбишь, так и он тебе ответит.
Лена криво улыбнулась.
Вот ты думаешь, ему любовь наша нужна? продолжала тётка. За неё он помогает? Не-е-ет. Не нужна она ему. У него своей достаточно. Просто без любви он нас не видит. Серая масса мы без неё. Тут хоть молись, хоть не молись, всё одно. Не видит. А вот как полюбишь так огонёчком-то и засветишься. Он тебя сразу и приметит.
Полюбила я уже одного. Хватит с меня.
Не того, значит, любила. И не так!
Лена молчала.
Ладно, касатка. Иди ты домой. Время, говорю, есть. Успеешь ещё.
Тётка Шура мягко толкнула её плечом. Лена не двигалась.
Ступай! крикнула уже она. Лена подскочила от неожиданности и толкнула ведро. Оно заплясало на месте как будто в раздумьях и, гулко громыхнув, опрокинулось набок, вылив из своего чрева грязную воду.
Ах ты ж! простонала тётка.
Несколько секунд Лена смотрела на эту лужу, а потом кинулась к выходу.
На улице было сыро, темно и холодно.
«Бог с тобой, повторила слова санитарки Лена и ухмыльнулась, если бы он был со мной, то такого бы не допустил. Или помог. А он молчит».
Рывком засунула она руки в карманы и двинулась вперёд. Идти было решительно некуда, стоять на месте невыносимо. Надо было как-то прожить несколько дней до того самого момента. И тогда, может быть (во всяком случае, она на это надеялась), всё наладится. Лена вновь станет свободной, вернётся к учебе, найдёт подработку и к лету съедет от родителей к Зинке. Та давно её зовёт у неё комната пустует. Квартира досталась ей от покойной бабки, а денег на её содержание не было. Вот Зинка и сватает одну комнату всем подряд. Даже по часам. Но Ленке по часам больше не надо. Хватит с неё и тех часов, что привели на порог женской консультации.
В кармане полупустая пачка сигарет. Хочется курить. Своё здоровье не жалко, того, кто внутри, и подавно. Он уже не жилец. Так. Временный пассажир. Случайный попутчик. Всего несколько дней, и их пути разойдутся так же внезапно, как и сошлись. Больно надо было! Больно
Она зашла в какой-то двор. Один из тысячи питерских дворов-колодцев. Тёмный и как будто даже нежилой. На первом этаже свет горел только в одной квартире, и было в этом что-то невероятно завораживающее и очень тёплое. И опять всё то же изголодавшееся по любви Ленкино сердце потянулась к этому свету. Уж больно жёлтым и ласковым он был. Она подошла ближе.
Подоконник практически на уровне подбородка. Лена схватилась за него замёрзшими пальцами и немного подтянулась. В комнате были две женщины: постарше и совсем молодая. Та, что постарше, гладила молодую по голове и целовала в глаза. Та, что была юна, смеялась и прятала своё лицо за ладонями. Сквозь стекло на мокрые улицы сочилось счастье.
Лена невольно залюбовалась.
Но вдруг обе женщины, будто почувствовав её взгляд, резко обернулись и помахали ей руками. Озорливо так, немного насмешливо.
Не помня себя от стыда и ужаса, Лена сорвалась с подоконника. Тот предательски громыхнул. Пытаясь сохранить равновесие на льду, она бросилась бежать. Прочь. Туда, в тёмный и промозглый город, подальше от любви, от нежности и ласки. Туда, где среди всеобщего безразличия есть маленькое место для её личного существования.
Лена не сделает аборт. Не сможет. Лишь ещё раз она подойдёт к дверям женской городской больницы, но развернётся и уйдёт. В памяти будет всплывать грязная лужа под ведром с инвентарным номером и зычный голос санитарки: «Ступай, говорю!»
Оставшиеся восемь месяцев до родов Лена проживёт у Зинки. Та, узнав о её положении, возьмёт её под свое крыло в пустующую комнату и разделит с ней все младенческие трудности и тягости.
Родится девочка. Маришка. 3650 граммов и 54 сантиметра чистого восторга. Она вырастет здоровым и смышленым ребёнком. В полтора года Лена отдаст её в сад, восстановится в институте, найдёт работу и съедет от Зины.
На пятом году жизни Маришки из этой самой жизни один за другим уйдут Ленкины родители, оставив ей в наследство квартиру и кое-какие невесть откуда взявшиеся сбережения.
Лена продаст родительское жильё, соберёт весь свой капитал воедино и купит им с дочкой другую квартиру, подальше от детских воспоминаний. Так начнётся их тихая и счастливая жизнь, полная простых человеческих забот и радостей.
С того страшного дня в женской консультации пройдёт 17 густых и мокрых зим, 17 холодных вёсен и капризных питерских лет.
Промозглым рождественским вечером 2009-го Мариша признается матери, что ждёт ребёнка. Так часто случается: судьба любит экзаменовать своих подопечных на одних и тех же билетах.
Немного оправившись от шока, Лена подойдёт к дочери, возьмёт её за руки и тихо скажет:
Я рада. Честно. Но правильно ли я понимаю, что отец ребёнка не спешит разделить с тобой эту радость?
Вместо ответа Мариша разрыдается и уткнётся матери в грудь. Она будет плакать громко и долго. Лена будет гладить её по волосам и вытирать слёзы:
Я расскажу тебе одну историю, чуть позже скажет она. Сядь. Это история о моей слабости и одном маленьком случае, спасшем наши с тобой жизни. Когда-то давно вот в такой же холодный вечер я чуть было не совершила самую жестокую ошибку в своей жизни.
Я пошла на аборт. Я была беременна тобой. Там была санитарка. Она меня прогнала. Сказала: «Врачи пьяные. Приходи через несколько дней». Я и ушла. Но домой не вернулась. Пошла гулять по городу. И вот захожу я в один тёмный двор, а там окно горит и в нём две женщины: молодая и постарше. И та, что постарше, гладит молоденькую по волосам и в глаза целует. Вот как прям я сейчас тебя. Лена поцелует Маришу в мокрые глаза.
И столько любви между ними было, столько ласки. Во мне перевернулось что-то. Я так сильно захотела быть этой женщиной. Чтобы вот так же любить и быть любимой. Меня же никто так никогда не любил и не целовал, не утешал. Тогда я решила, что рожу тебя и сделаю всё, чтобы стать этой женщиной, если таким ребёнком мне не довелось быть.
Мариша улыбнётся и посмотрит в тёмное окно.
Ребёнка мы воспитаем. Если уж я одна тебя подняла, то вдвоём мы тем более сможем.
Мам, а ты заметила, что мы сейчас в точности повторяем ту картинку из твоего прошлого.
Лена замрёт.
Представь на секундочку, продолжит Маришка, что сейчас за окном стоишь молодая ты и смотришь на себя в будущем. Вот прям сейчас.
Фантазёрка, скажет Лена и погладит дочь по волосам.
Ну ладно, мам! Вот представь. Что бы ты передала себе?
Не знаю, я бы, наверное, как-нибудь дала ей знать, что всё будет хорошо.
Как?
Ну, может быть, махнула бы ей рукой.
Не сговариваясь, обе женщины повернутся к окну и помашут в темноту руками.
За стеклом громыхнёт железный подоконник, будто кто-то резко отпустит его, и послышатся спешные удаляющиеся шаги.
На пороге вечности нас ждут любимые
У маленькой Нины пропала бабушка.
Ещё вчера на кухне она чистила девочке карпа от косточек, а сегодня её вдруг не оказалось.
Взрослые молчат и теряются в бесформенных фразах.
Скоро вернётся. Не переживай.
Переживает.
Вечерами особенно тоскливо. Никто не чешет головку на ночь, засыпая ладонью на самой макушке, никто не шепчет «Отче наш» на ушко.
Молитва у бабушки какая-то особенная скороговористая; слетает с губ щёлкающим шепотком и мурашками забирается за шиворот сорочки. А там и до сердца недалеко.