Мне нравились вечеринки Маркуса. На них всегда весело, а еда отвечает вкусам самых изысканных гурманов.
Когда лектика принесла нас к домусу Грацианов, дорога уже была забита октафорами, колесницами, и нашим лектикариям пришлось долго искать место, куда бы пристроить наши носилки.
Вечер удался. Большинство гостей были мне знакомы. Романцы составляли в них лишь половину, но у Грациан всегда имелось вдоволь не только фалернских вин, но и медовой кервезии для иностранных гостей. Когда луна была на середине пути, я, уже изрядно нагрузившись, вышел в атриум, чтобы немного освежить хмельную голову.
Там в одиночестве стояла девушка в белой столе без паллы поверх. Её обнажённая шея и руки с чашей тёплой калиды в лунном свете блестели, подобно фаянсу.
Опершись спиной на балюстраду, слегка запрокинув голову с косами, уложенными вокруг головы, она разглядывала полнолуние. В его лучах светлые волосы девушки играли, как хороший куний мех. Я тихо приблизился, остановился чуть поодаль и тоже воззрился на луну.
После этого чада и шума под крышей на просторе просто блаженство, произнёс я.
Верно.
Она даже не повернулась и не удостоила меня взглядом. Я же украдкой скосил глаза на её профиль.
Она была мила: мелкие черты лица, поблёскивающие губы, отражение луны в глазах.
А я предполагал, что знаю в городе всех, заметил я, а с Вами почему-то мы не знакомы
Она повернула голову, отчего полупрозрачная накидка на голове всколыхнулась, и, посмотрев на меня, улыбнулась.
Вам бы следовало меньше пить, доминус Феликс, отметила она. Неужели я настолько изменилась за несколько седмиц, что меня и не узнать?
От неожиданности я вытаращился на неё и почувствовал, как заколотилось моё сердце и что-то сжало грудь.
Я не узнаю Вас, сказал я, определённо заключив, что это самая милая и соблазнительная женщина, из встречавшихся мне когда-либо.
Она громко засмеялась:
Вы так уверены в этом? Я Прима Палат.
_________________________________
Первым желанием, возникшим при звуках её имени, было выразить восхищение от неожиданного превращения в настоящую красавицу, однако, заглянув в её залитые лунным светом глаза, я передумал, осознав признание очевидного ошибкой.
Мы провели на балюстраде около часа. Неожиданная метаморфоза выбила меня из седла. Я отчётливо понимал разницу между нами. Она была сдержанна со мной, но отнюдь не скучна. Мы беседовали на посторонние темы о вечеринке, о гладиаторах, о гостях, о деликатесах и о славной ночи. Меня к тянуло к ней. Я не мог оторвать от неё глаз. Я не мог поверить себе, что это нежное создание и девушка, которую я встретил в порту один и тот же человек. Это было похоже на пьяный морок, но было правдой.
Неожиданно, прервав нашу чрезмерно чопорную беседу, она спросила просто:
Вы прибыли на октофоре?
Да. А что?
Сможете отвезти меня домой?
Как?! Сейчас? воскликнул я разочарованно вечеринка снова оживится немного погодя. Ещё не выступали акробаты!
Её синие глаза пытливо и тревожно всмотрелись в мои.
Прошу прощения. Я не хотела уводить Вас. Я лишь воспользуюсь Вашим октофором.
Ну что Вы! Если Вам, действительно, надо уйти, я с удовольствием составлю вам компанию! Мне казалось, Вам тут по душе.
Она накрыла плечи паллой и улыбнулась:
Где наш октофор?
В конце улицы под белым паланкином.
Там и встретимся.
Она отошла, сделав мне знак, чтоб я не следовал непосредственно за ней. Я понимал нас не должны видеть вместе. Слишком разного полёта птицы.
Проводив её взглядом, я в два глотка осушил оставленную Примой чашу. Неожиданно у Феликса и Примы Палат появились общие тайны. Неожиданно для себя я отметил заметное дрожание моих пальцев рук. Немного выждав, чтоб успокоить дрожь, я прошёл через огромный триклиний, набитый возлежащими гостями. Не пытаясь попрощаться с Марцеллом и хозяином домуса, я спустился вниз и направился по протяжённой подъездной аллее к октофору с белым палантином. Где. Меня. Ждала. Прима. Палат.
К инсуле Дианы.
За всю дорогу она ни разу не заговорила со мной, чему я был даже рад, поскольку волнение моё усилилось от её близости, от запаха мускуса, исходившего от её тела.
Остановите здесь, приказала она лектикариям.
Носильщики остановились по общей команде плавно опустили лектику на землю, я вышел, отодвинул покров паланкина и подал Приме руку. Опершись на неё, она тоже вышла и осмотрела безлюдную ночную улицу.
Подниметесь ко мне? Мы найдём общую тему для разговора.
Я ни на мгновение не забывал, чья она дочь.
Я бы с удовольствием, домина, но, уже поздно, может, не стоит? ответил я. Не хочется никого беспокоить.
Мы никого не побеспокоим, у таберны же отдельный вход.
Я испытывал огромную неловкость от того, что посещаю жилище такой девушки в столь поздний час. Я представил, что бы сказал Лев Палат, если бы узнал, что я входил в жилище его дочери после захода солнца.
Моя судьба была в руках Палата. Одно его слово и я нищий. Резвиться с его дочерью для меня столь же опасно, как играть с дикой львицей. Мы поднялись по лестнице и незаметно вошли в жилище, состоящее из трех комнат. Она провела меня в гостиную, освещённую масляными лампадами и украшенную цветочными гирляндами.
Она бросила паллу на резные подлокотники бизеллиума и подошла к столу:
Вино?
Мы тут одни?
Она вполоборота посмотрела на меня:
А разве это преступление?
Я ощутил, как вспотели мои ладони.
Вам виднее, домина.
Она оценивающе осмотрела моё лицо и брови её поднялись.
Боитесь Льва Палата?
Дело не в том, боюсь я Льва Палата или нет, промолвил я в досаде от того, что так быстро разоблачён. Я не должен здесь находиться, и Вы это знаете.
Какие глупости! сердито воскликнула она. Вы жрец Кибелы, скопец? Присутствие с женщиной в одном помещении не подразумевает чего-то предосудительного!
Разве в этом дело Что могут подумать люди?
Никто не видел, как мы вошли в инсулу.
Но могут увидеть, как я буду выходить. Но это ещё и вопрос принципа
Она заливисто рассмеялась:
Перестаньте разыгрывать из себя аскета и отошлите лектикариев!
Вот здесь мне следовало уйти.
Но моя бесшабашность, глушащая порой мою деловую осторожность, именно в этот миг одержала верх. Поэтому я отправил лектику обратно, к домусу Маркуса, уселся на бизеллиум и стал наблюдать, как Прима Палат смешивает вино с водой. Сама она, не преставая, смотрела на меня с полуулыбкой.
Ну, как Ваши дела в коллегии весталок? поинтересовался я.
О, это была выдумка для доминуса Палата бросила она небрежно. Я строю из себя святошу, иначе он не выпустил бы меня из дома.
То есть вы не ходите в коллегию?
Разумеется.
А если Лев узнает?
С чего вдруг? У Льва Палат слишком много дел, ему не до меня. Прима отвернулась, и в её голосе прозвучала горечь. Доминусу интересен только он сам, его жёны и наложницы. Дочь лишь путается у них под ногами. Моя ложь, будто я хочу войти в коллегию весталок, пришлась как нельзя кстати. Романия достаточно далека от Гардарики. Отсюда я не могу помешать ему убеждать очередную юную гетеру в том, что он гораздо моложе, чем выглядит. По этой причине он с удовольствием и отправил меня сюда.
Получается, белый балахон, обувь из кожи быка, и шесть кос всего лишь часть розыгрыша? уточнил я, уже понимая, что моя осведомлённость, превращает меня в её сообщника. Теперь, если Палат всё узнает, возмездие опустится не только на её голову, но и на мою. И неизвестно, кому придётся хуже.
Разумеется. Это моя обычная домашняя одежда. Отец всерьёз полагает, что я хочу стать весталкой. Если бы видел меня в прозрачной столе, он бы снарядил мне в сопровождающие старую и почтенную даму.
Вы так спокойно к этому относитесь?
Почему бы и нет? Она опустилась на скамнум. Доминус Палат было трижды женат. При этом две из трёх его супруг были всего на два года старше меня сегодняшней, а последняя и вовсе моложе. Им всем я поперёк горла. Я привыкла к самостоятельной жизни и провожу её очень весело.