Святая простота. Надеялся, что после учиненного им допроса, я тотчас отправлюсь домой, заниматься сугубо женскими делами. Даже попробовал возмутиться, стоило мне заикнуться об осмотре тела. Но я уже закусила удила
Бодро взбежав по крыльцу, Гордей толкнул одной рукой дверь, а второй схватил меня под локоток. Помог взобраться по скользким ступенькам без происшествий. И пропустил первой в рабочее помещение, где в воздухе витал насыщенный медицинский букет из хлорки, йода и дегтярного мыла.
Поль Маратович, в своем неизменном грязном фартуке, вооружившись лупой и линейкой, кружил вокруг металлического стола, поверх которого, на белой простыне, лежало обнаженное тело молодого парня.
Призрак, влетевший за мной в холодную, утробно завыл, словно оплакивая свою незавидную участь. Порябил, померцал. И растворился в воздухе.
Поль Маратович, удалось что-то выяснить? поинтересовалась я, стаскивая с себя полушубок.
Ах, это вы, Софья Алексеевна? Полагал, что изволите заглянуть. Вынужден подтвердить произошло убийство.
С чего взяли? подошел к нему Гордей и принялся разглядывать неестественно длинную из-за перелома шею покойного. Зазевался, поскользнулся, упал. Зимой и не такое случается.
Тут и без вскрытия, Гордей Назарович картина ясная, твердо возразил ему француз. Причина смерти асфиксия. То бишь удушение. Парнишке полностью перекрыли кислород. Об этом говорят разрывы сосудов в глазных яблоках, синюшный цвет лица, кровь под носом. А шею сломали уже после. При чем, голыми ручищами.
Пройдясь по телу скользящим взглядом, я начала вслух отмечать детали.
Парень, хоть и худой, как щепка, но поджарый, высокий. Выше вас, господин пристав, на добрую голову. Мышцы ярко выраженные. Явно юркий, подвижный. Такого, обычный человек в оборот не возьмет. Из-за спины набросились. Широкой ладонью дыхание перекрыли. Видно, что отбивался. Отсюда синяки и царапины.
По всему выходит, силен наш душегуб?
Высок ростом, широк в плечах, подтвердила я его догадку. А еще, либо знает местность как свои пять пальцев, либо хорошенько изучил ее перед нападением. Про подвалы только дворники да жильцы ведают и заглядывают туда редко. Загнал жертву, как охотник добычу, и расправился. Вопрос зачем?
Ограбление? с неким азартом во взгляде включился в нашу игру господин медик.
Гордей скрестил руки на груди и отрицательно качнул головой.
Ворье народ простой. Шилом, финкой в бок, топором по шее. Затем обчистят до портков и деру. А тут руками голыми. И что ж за невидаль такая сорок пять рубликов, да на видном месте, а не взял?
От дела удивленно выдохнул Поль Маратович. Сколько служу, а такой щедрости не встречал.
Вполне возможно, имела место личная неприязнь, предположила я, пожав плечами. Или убийца не из бедных. Или был пьян, не ведал, что творит? Для точных выводов, нужно выяснить личность парня. Что нам о нем известно?
Шинелька старая, шило в кармане. Чего тут думать? невесело скривился Гордей. Уличная босота. Изволю полагать, из «голубятников».
Простите, откуда? теряя нить разговора, захлопали я глазами.
Это, милая Софья Алексеевна, каста так зовется воровская, принялся объяснять мне господин Лавуазье. Дома и квартиры у небедствующих людей обирают подчистую, залезая с крыш. Тут сноровка немалая нужна. Зато почета больше, чем «стекольщикам».
А «стекольщики», выходит, те, кто лезут в окна? Гордей кивнул и у меня в голове словно щелкнул рубильник. Взгляд упал на стоящую в углу вешалку с одеждой парня. Пятна сажи
Они, родимые, отозвался пристав, отойдя от металлического стола. Долго у ворья деньжата не держатся. Кто в кабаке на водку спускает. Кто на билетных иль на марух [1].
И что сие значит? затаил дыхание господин Лавуазье.
Изволю думать, срезал он их накануне, обчистив знатный дом
Ну, конечно, обрадовавшись, закивала я. Отопление-то, в основном, печное. Тут никакая сноровка не спасет. А значит, наведался он туда, где имеется камин. А это, развлечение не из дешевых.
Вы только поглядите, Поль Маратович, чему нынче обучают в институтах благородных девиц, кривовато усмехнулся Ермаков. А мы-то все думали, по старинке смирению и покорности.
Вот в знаниях о смирении и покорности, милейший Гордей Назарович, у меня, признаться, пробел.
На лице пристава мелькнула досада, быстро обратившаяся самодовольной улыбкой.
Что ж вы Софья Алексеевна так на себя наговариваете? Прилежней барышни еще поискать. Повезет же кому-то.
Ну тип. Ничем-то его не пронять. Ты ему слово, он в ответ десять. Хорошо хоть зеркал поблизости нет. Еще не хватало любоваться на свои красные, как роза, щеки и уши.
Вор этот мальчишка или нет, его убийца должен быть найдет, поспешила я сменить тему разговора. Поль Маратович, если вас не затруднит, сделайте, пожалуйста, снимок. Я попрошу Дарью Спиридоновну опубликовать его в «Сплетнике». Авось кто откликнется. Устроим открытое опознание.
Гордей шумно выдохнул.
Пустое это, Софья Алексеевна. Свои в воровском миру порядки. Ежели его и узнает кто, опознавать не станут. Себе дороже.
И что прикажите делать?
Вам ничего, сказал он, как отрезал. Вернетесь к тетушке. Успокоите ее расшалившиеся нервы. Поль Маратович заполнит формуляр. Я вызнаю у Яшки, что там с допросом жильцов злополучного дома. А к ночи наведаюсь на Балагуниху
Ермаков не успел договорить, а я уже онемела от возмущения. Хотелось верить, что не навсегда.
То есть, отсылаете меня домой, чтобы под ногами не вертелась, а сами я не поняла. Куда?
Судебному медику слова пристава тоже не пришлись по душе. Заворчал что-то под нос, засопел.
Вы б хоть Стрыкина с собой взяли. Гиблое же место!
А вот теперь я испугалась не на шутку.
Да что же это за место такое, Гордей Назарович?
Балагунихский рынок, сказал, будто выплюнул, француз. Гнойная рана на теле Китежа. Обиталище нищих, попрошаек, каторжников, беглых арестантов. Лихих людей всех мастей. Лабиринт расплодившихся ночлежек и глухих подвалов. Свой дорогу найдет, а чужим там нечего делать. Зашибут по пьяни, аль топором в глаз. И зароют тело. Был и весь вышел человек-то. Торгуют всем, чем придется. Ассортимент широкий. От истертых подметок, до золотых перстней. Краденых, разумеется. Собранных по домам и улицам города. Туда даже полиция не суется. А уж прочие тем более. Там свои порядки и законы. А попрешь против не жди жалости. Кончат без суда и там же захоронят
Поль Маратович, хорош пугать барышню, прикрикнул на него Гордей. Еще не хватало искать нюхательные соли.
Да разве ж я хоть слово неправды сказал? обиделся медик. Все честь по чести, как оно есть. Салават Ефимович, прошлый наш пристав, с их главарем, Иглой, негласный договор заключил его люди не творят произвол, а полиция обходит Балагуниху стороной. Неужто, Гордей Назарович, по-другому никак?
Никак, Поль Маратович, поджал губы Ермаков. Убийство произошло на моей территории.
И так жестко это было сказано, что по моей спине поскакали мурашки размером с прусаков. Рыжих и мерзких.
Не хватало только, чтобы Ермаков закусился с местным главарем мафии. Добром это однозначно не кончится.
Я иду с вами бойко заявила я, но даже аргументы привести не успела, как раздался громоподобный рык.
И речи быть не может. Даже не просите.
Я и не собиралась, ответила приставу не менее хищным прищуром. Но подумайте сами с вами всяко лучше, чем без вас?
Сделав шаг, он навис надо мной подавляющей тенью.
Может мне вас в арестантскую посадить?
За что?
Было бы за что, уже бы сидели!
Какой же он упертый. Пора прекращать этот бессмысленный спор, иначе до серьезной ссоры доведет.
Подняв руку, я прижала ладонь к мерно вздымающейся и опускающейся груди Ермакова.