Все жду, когда мне в руки попадет воспоминание о том, как я потеряла воспоминания наверное, кто-то так же, как я (стерто) и (стерто) и и теперь я также чужие воспоминания и кто-то придет из безжизненной пустыни, и будет просить кусочек своих воспоминаний в обмен на
стерто
стерто
стерто
Протягиваю в ладонях чужие воспоминания, протягиваю руки за своими, мне в ладонь бросают воспоминание, тяжелое, массивное, еле удерживаю. Как мы учились объезжать кровати, держаться на матрацах, не падать, когда кровать одним махом перескакивает через широченный овраг или высокую ограду. Тогда был Часоворот, вот это я помню, праздник Часоворота, когда принято покупать новые кровати на долгую-долгую зиму, и младшенькой купили, ну она же младшенькая, ей надо, а ты пока потерпи Ору, что и так терплю всю жизнь, все ей, все ей, ничего мне, все взвиваются, а-а-аа, как тебе не сты-ы-ыдно-оо-о
Наступает ночь, устраиваемся на кроватях, моя старая кровать отзывается протяжным скрипом, бежит мелкой рысью, галопом моя кровать давно уже не умеет. Делать нечего, устраиваюсь поудобнее, с легкой завистью смотрю на то, как резво бежит кровать сестры. Огибаем крутой овраг в мире снов, я вижу, как новенькая неумелая кровать сестры срывается с узкой тропы, кувырком летит в пропасть, я подгоняю свою кровать, хотя уже понимаю, что ничего не успею сделать
стоп, стоп, все не так, возмущаюсь я, совсем-совсем не так, ведь это было еще в детстве, если младшенькая погибла еще тогда, то кому требовали отдать дом, когда мне было двадцать, а младшенькой семнадцать, я точно это помню, я помню, помню, я
Что вы мне подсовываете, я снова срываюсь на крик что вы мне подсовываете, это вообще не мои воспоминания, кто я, откуда я, скажите же, да скажите же мне, вы, слышите меня там, эй вы все, в очереди, что вы стоите, чего вы ждете, вас обманывают, да вы сами посмотрите-то, вот они, воспоминания ваши, они на осколки бьются, где вы такое видели, чтобы воспоминания на осколки бились, вранье все это, вранье, вранье, вранье
замираю, жду, что они со мной сделают, они ничего не делают, смотрят насмешливо, а кто ты, а ты никто, ты одно из воспоминаний о воспоминании, здесь только воспоминания, на этой стороне вселенной, а то, о чем воспоминания, то на другой стороне, туда не добраться, это же другая сторона, ты же понимаешь. Я понимаю, я отступаю, ухожу из очереди, меня окликают, а как же очередное задание да провалитесь вы со своими заданиями, не буду ничего делать. Задача, которая должна была стать моей, падает в бездну, рассыпается в прах, еще успеваю прочитать, что это было развернуть вселенную в пятимерную ленту Мебиуса, чтобы на одной стороне оказались и воспоминания, и
История из букв
ну, прежде всего, автор решился на очень смелый по нашим временам ход в своем произведении, если это можно назвать таковым, он использует буквы, что для наших времен уже большая редкость. Автора не смутило, что в наши времена никто толком не знает, как использовать буквы, и что с ними делать. Тем больше поражает смекалка писателя, который выстроил исполинские каменные буквы, расставил их по пустоши, А, В, С, даром, что кто-то поговаривал, что таких букв нет, существует только А. Те немногие, которые осмелились отправиться на пустошь и почитать удивительный роман, могут пройти по некоей имитации не то города, не то лабиринта, увидеть удивительную историю о юности, о пробивающихся надеждах, которые впоследствии рассыпаются в прах об этом свидетельствуют беспомощно разбросанные в финале буквы.
Поговаривают, что однажды группа энтузиастов решила поменять концовку и попыталась поднять брошенные буквы но в неумелых руках неумело же сделанные буквы рассыпались на куски, отчего история о разбитых надеждах стала еще более выразительной
Исчезнувший город
здесь.
Простите, но
Возница равнодушно повторяет:
Здесь.
Смотрю на руины, почти занесенные песком, с трудом узнаю облик того, чего так до сих пор толком и не видел.
Таймбург? спрашиваю без особой надежды.
Возница пожимает плечами:
Легенды говорят, что да.
Отмечаю про себя, что сегодня мне повезло, если это можно назвать повезло, Таймбург показал мне крохотный кусочек себя, огрызок колонн с неразборчивой надписью
.
Я уже не спрашиваю то, что должен спросить, я спрашиваю:
И что на этот раз?
По глазам вижу они не понимают меня, они все, терпеливо поясняю:
Где город?
Какой, простите город?
Вдох-выдох:
Город Таймбург.
Простите первый раз такой слышим Маленький городок, наверное если бы вы нас про что-нибудь общеизвестное спросили, мы бы сразу же
Хлопочут, очень хотят помочь мне, которого принимают за туриста, ищут город, которого
Присвистываю, это новенькое что-то, тут одно из двух, или в этом мире Таймбург появится через тысячи лет, когда от моих костей не останется даже праха, или Таймбурга в этом мире не будет вообще, и даже если я наполню умы и сердца людей легендами и преданиями о Таймбурге, он так и останется в легендах.
.
я умер? спрашиваю я.
Вспоминаю, что спрашивал об этом уже миллионы раз, и не получил ответа.
Я память? спрашиваю я.
Получаю ответ что-то вроде памяти в квадрате, память памяти, вспоминаю, что спрашивал об этом миллионы раз.
.
можете выбрать другое воспоминание.
Пытаюсь вспомнить, кто это говорит, не могу.
Например день рождения какой-нибудь
Когда я попросил на день рождения город?
или вашу первую любовь
мимолетная встреча на пути к городу
Кто-то с фантастическим терпением перебирает мою память, ищет тот день, когда я увидел город память встает на дыбы, ржет, сопротивляется, не поддается, проклятая память, какого черта ты не даешь мне то, что я хочу взять. Пробую сменить тактику, пробую сделать вид, что мне неинтересен никакой город (опять этот город), что я вообще не знаю про город (опять город!) память чуть-чуть приоткрывает очертания Таймбурга как раз настолько, чтобы тут же схлопнуть их снова.
На доли секунды.
На доли долей секунды.
Которых мне хватает, чтобы буквально ворваться в тот давно ушедший день, когда я был в Таймбурге, а я был, был, я помню это, иначе бы не было в памяти никакого Таймурга, я врываюсь в город на своем верном Цезаре, я сжигаю город дотла, дочиста, так, что время не оставит даже руин, я ухожу от пепелища победителем, я вспоминаю
вы убили город? спрашивает кто-то никто.
Я освобожденная память рвется с цепи, раскрывается дочиста, дотла, наваливается снежной лавиной и одновременно раскаленной магмой, я снова в битве за Таймбург, я снова победитель, идущий по белу свету и оставляющий после себя пепелища и черепа
Наконец-то я нашел вас, говорит тот, кто бережно ворошил мою память, когда от меня не осталось ничего, кроме памяти, возрожденной кем-то через миллионы лет.
Я все еще не понимаю, кто это понимаю только когда он взмахивает мечом, пришпоривает своего коня, и я вижу город в седле, город с мечом, город, готовый отрубить мне голову, затоптать копытами, снова и снова, снова и снова память о городе будет убивать память о человеке, который убил его когда-то миллиарды лет, пока еще жива вселенная, и дальше, когда от вселенной останется только память, и память памяти
Татьянов и Онега
ну и что вы натворили, а, Любовь?
Я
встаньте!
Да почему я вставать должна, что за порядки такие?
Вы еще с нашими порядками спорить будете?
И буду спорить, и буду! А то ишь!
успокойтесь, успокойтесь, пожалуйста, что вы с ней так уважаемая Любовь Вы свели вчера в беседке Татьянова и Онегу?
И и что не так, что опять не так, они совершеннолетние оба, взрослые люди, что не так с ними?
А вы сами-то подумайте?
Сословия не те? Да вроде давно уже все сословия отменили, спохватились вы поздновато